Наталия Нарочницкая - Партитура Второй мировой. Кто и когда начал войну
Подзабытый эпизод. На встрече в Мюнхене Чемберлен и Даладье предложили Гитлеру и Муссолини приостановить «гражданскую войну» в Испании, чтобы затем совместными усилиями склонить конфликтующие стороны к компромиссу. Нацисты решительно отклонили сей демарш. МИД Германии однозначно высказался за продолжение «гражданской войны» ради учреждения в Испании «авторитарного государственного правления с военным уклоном», что представлялось важным с точки зрения создания «наиболее благоприятных условий» для Германии и Италии в ожидании европейского конфликта.
Интервенцией в Испанию нацисты решали задачу ресурсного обеспечения своей военной промышленности. К осени 1939 г. под контроль Германии перешло более 70 испанских горнодобывающих предприятий. Использование Испании в качестве военного полигона для испытания в деле новейших систем оружия — авиации, танков, артиллерии, а также подготовки личного состава, их обслуживающего, не нуждается в пояснении. Стоит лишь упомянуть, что в «помощь» Франко немцы и итальянцы вложили от 1,5 до 2 млрд марок. Потери тоже впечатляли. Итальянским контингентам сражения с республиканцами стоили порядка 50 тыс. убитыми и ранеными.
«Демократии» располагали обширным набором возможностей дать отпор агрессорам. В союзе с СССР и даже без него. Но никак не против Советского Союза. Любой из вариантов предполагал верность долгу и твердость. В наличии не оказалось ни того ни другого. Желание снискать нацистскую «покладистость» и приручить дуче было у Лондона столь велико, что он пускался в фальсификацию позиции Франции, когда говорил от ее имени. В беседе с Гитлером 27 сентября 1938 г. Г. Вильсон, дабы «не раздражать фюрера», заменил в предостережении Франции слова «наступательные действия» на «активные враждебные действия». Даже эта смягченная редакция побудила фюрера прислушаться к рекомендациям своих генералов и не манкировать, как он изначально намеревался, предложением Муссолини собраться вчетвером в Мюнхене.
Убедив себя, что скорый триумф в случае войны с Германией не реален, а война на измор социально опасна для Британской империи, Чемберлен все поставил на одну карту — на сделку с Гитлером. 1 сентября 1938 г. Г. Вильсон известил поверенного в делах Германии Т. Кордта, что при достижении согласия между Англией и Германией мнениями Франции и ЧСР можно будет пренебречь. Урегулирование чехословацкого кризиса, посулил Вильсон, откроет Германии простор для экономической экспансии в Юго-Восточную Европу. В письме королю Георгу VI Чемберлен (13 сентября 1938 г.) упирал на намерение превратить Германию и Англию в «два столпа мира в Европе и оплоты против коммунизма».
После Мюнхена Лондону, Парижу и многим в Вашингтоне привиделось, что игра стоила свеч, зажженных за упокой Эфиопии, Испанской республики, Австрии, теперь Чехословакии. Бывший президент США Г. Гувер открыто заявлял: если не мешать германской экспансии, «естественно ориентированной на Восток», Западной Европе нечего опасаться третьего рейха. Оставалось, чтобы также думали и в Берлине.
Поначалу все, как будто, сходилось. Нацистское руководство интенсивно прощупывало, насколько Варшава созрела для превращения сотрудничества, наладившегося во время аншлюса Австрии и ликвидации ЧСР, а также при параллельных контактах с Японией в военный союз против СССР. Принципиальных возражений касательно движения на восток у поляков не возникало. Они склонялись поддержать подобный разворот с условием, что вермахт обрушится на «большевистскую Россию» в обход территории Польши, например, через Прибалтику или Румынию. Диалог МИД Польши с румынским правительством показывал, что почва для немецкого обращения к Бухаресту имелась.
Встреча Риббентропа 24 октября 1938 г. с послом Липским и его же беседы с Беком в Варшаве 6 и 26 января 1939 г. вроде бы подтверждали, что Польша будет на стороне Берлина в германо-советском конфликте. Но это впечатление померкло после 15 марта 1939 г., когда вермахт прихватил остатки Чехословакии. Нацисты заранее не посвятили польских партнеров в свои намерения презреть территориальные прописи Мюнхена.
Настроение в Варшаве не поднялось от того, что Лондон и Париж приняли этот новый агрессивный акт Германии к сведению без комментариев. Вашингтон тоже не обнаружил озабоченности, если она вообще имелась. Помощник госсекретаря А. Берли заметил, что президент, как и многие англичане, возможно, надеялся, что германская экспансия на восток облегчит положение Англии и Франции. Посол У. Буллит указывал на стремление англичан и французов после Мюнхена довести дело до «войны между германским рейхом и Россией», под финал которой «демократий» смогли бы «атаковать Германию и добиться ее капитуляции». У. Черчилль был категоричней — он считал, что война уже началась, хотя и не уточнил, кого с кем.
По прикидкам Гитлера 1937 г., основные военные операции, которые выведут Германию на искомое «жизненное пространство», развернутся «не позднее 1943–1945 гг.». Затем «день икс» он перенес на 1942 г. Японцы находили 1946 г. наиболее удобным временным рубежом для подчинения Индонезии, Филиппин и прочих территорий Южной Азии и Океании. США собирались к этому сроку покинуть свои филиппинские базы. Наряду с экономическими выкладками в пользу форсирования развязки говорили, по мнению нацистских правителей, растерянность и податливость западных держав. Психологически и материально «демократии» не были настроены на пробу сил.
Представляются сомнительными утверждения, будто осенью 1938 г. Гитлер созрел для крутого виража: Германия подчинит Францию прежде, чем он, фюрер, отдастся призванию своей жизни — изничтожению России. В июне 1939 г. Геринг в разговоре с британским послом Гендерсоном обронил фразу: если бы Лондон подождал «хотя бы 10 дней» с выдачей гарантий Польше, ситуация сложилась бы совсем иначе. То же самое повторил Гитлер Чиано 12 августа 1939 г. Схожее услышал Саймон от Гесса после не совсем удачного приземления заместителя фюрера в Шотландии. По версии Гесса, поляки склонялись к принятию немецких условий и по Данцигу, и по коридору, но изменили свою позицию под влиянием Англии. Оценки Гитлера, Геринга и Гесса подтверждаются французскими источниками.
В политико-правовом смысле Советский Союз был отброшен к дорапалльскому положению. Париж положил франко-советский договор о взаимопомощи на лед. Союзный договор с Чехословакией скончался вместе с этим государством. Отношения с Германией находились в расстройстве. При нападении с запада или с востока СССР мог рассчитывать лишь на себя и гадать, какие театры в войне будут главными, кто и какую позицию займет, когда умолкнут дипломаты и заговорит оружие. Многое указывало на то, что следующим в нацистском графике агрессии записан Советский Союз.
Министра иностранных дел Риббентропа занимали выгоды разрыва отношений с СССР как стимула для вовлечения Японии в полновесный военный союз с Германией и для навязывания Москве войны на два фронта. Но тогда же, к концу 1938 г., группа дипломатов старой школы предалась изучению вариантов разыгрывания «русской карты» в германских интересах. Пока так и не прояснено, кто лично инициировал поиск неординарной мысли — вместо разрыва, по возможности, нормализация отношений с Советским Союзом: деятельный Шуленбург, германский посол в Москве, т. н. «русская фракция» в самом МИДе или же кто-то со стороны. Тут порой всплывает имя Геринга.
Без вспомоществления свыше не обошлось, по меньшей мере при улаживании разногласий между дипломатами и экономическими инстанциями рейха, когда вырабатывалась экономическая оферта Москве. Как бы то ни было, 22 декабря 1938 г. в торгпредство СССР в Берлине поступило предложение заключить правительственное соглашение, по которому советская сторона получала бы кредит в 200 млн марок для закупок немецкой промышленной продукции в обмен на встречные поставки в течение двух лет советских сырьевых товаров.
11 января 1939 г. полпред (посол) А. Мерикалов известил германский МИД, что советская сторона готова вступить в соответствующие переговоры и приглашает немецких уполномоченных прибыть с этой целью в Москву. Буквально на следующий день Гитлер — во время новогоднего приема дипкорпуса — проявил повышенное внимание к советскому послу и тем дал пищу для спекуляций о намерении «выровнять» советско-германские отношения. Жест фюрера и кредитный зондаж предназначались больше Лондону, Парижу и Варшаве, должны были оживить «кошмары Рапалло», сделать три столицы восприимчивей к нацистским запросам. Так, между прочим, истолковали сии эпизоды британские эксперты, о чем свидетельствует специальное досье в архиве МИД Великобритании.
Пару недель слабо мерцавший огонек поддерживался в немецкой лампаде. Была запрошена советская виза для советника МИД Германии К. Шнурре. Он даже сел в поезд, направлявшийся в Москву, но был снят с него в пути следования, чтобы «не дразнить поляков, коих обхаживал и уламывал Риббентроп, не совсем, если верить Гитлеру, Герингу, Гессу и Мольтке, безрезультатно. Дальше затишье и повод сделать промежуточное замечание: инициатива «оживления» отношений с СССР принадлежала немецкой стороне и имела сугубо прикладное назначение — облегчить продвижение на совсем других направлениях, враждебных Советскому Союзу.
