Всеслав Зинькевич - «Несвядомая» история Белой Руси
Комментарий: мы видим, что термины «Русь» и «русские» применяются ко всем восточным славянам (предкам современных белорусов, украинцев и русских-великороссов): и к киевлянам, и к полочанам, и к витеблянам, и к смолянам, и к тверичам, и к москвичам.
Состоявшееся в 1569 году подписание Люблинской унии, предполагавшей объединение Великого княжества Литовского и Польского королевства в единое государство – Речь Посполитую, стало логичным завершением курса, который политическая элита ВКЛ приняла в 1385 году в Крево. С конца XIV века обозначился устойчивый дрейф в сторону формирования польско-литовского государства на польско-католической культурной основе, а не на русской православной. Вместе с тем литовский период истории Белоруссии – неотъемлемая часть белорусского этногенеза и, вне всякого сомнения, важнейшая веха в развитии белорусской (западнорусской) культуры. Русское православное население ВКЛ, не смирившись со своим второразрядным положением в государстве, в котором оно составляло подавляющее большинство, вело упорную борьбу за свои права, за свою этнокультурную особость. И эта борьба не закончилась с поражением Свидригайло в 1438 году, она продолжилась в последующие столетия.
Глава 3
Белорусские земли в составе Речи Посполитой
Было ли в Речи Посполитой что-то белорусское?
Двухсотлетнее нахождение белорусских земель в составе Речи Посполитой является, пожалуй, самой печальной страницей в истории Белоруссии.
Начнём с конца. В 1795 году в результате третьего раздела Речи Посполитой земли Белоруссии окончательно были объединены под скипетром русской монархии. В кругах местечковых националистов принято считать это событие «ликвидацией белорусской государственности». Однако зададимся вопросом: осталось ли хоть что-нибудь белорусское в Речи Посполитой к моменту её разделов?
С самого начала истории нового государства отчётливо проявилось ущемлённое положение Литвы. По результатам Люблинской унии 1569 года польская корона аннексировала Подляшье, Волынь, Киевщину, Подолье. В общем сейме Речи Посполитой литовские представители составляли меньшинство: 20 % в Сенате и 28 % в Посольской избе[67]. Из горожан ВКЛ в заседаниях сейма имели право участвовать только жители Вильны и – с 1661 года – Могилёва, в то время как из горожан Короны – жители Варшавы, Кракова, Гданьска, Львова, Каменца-Подольского. Кроме того, по условиям неравноправной унии Литва лишалась самостоятельной внешней политики и фактически стала пешкой в польской игре.
Ко времени разделов Великое княжество Литовское уже не имело каких-либо элементов самостоятельной государственности, и выглядело в глазах всего европейского сообщества польской провинцией. Чтобы не быть голословными, процитируем классическую энциклопедию «Британника» 1771 года издания: «Литва – провинция Польши, граничащая с Жемайтией, Ливонией и частью России на севере, другой частью России на востоке, Волынью и Полесьем на юге и Пруссией и Подляшьем на западе»[68]. Возьмём более раннее европейское издание – «Thesaurus Linguae Latinae Compendiarius» 1752 года. Там дано точно такое же определение: «Литва – провинция Польши»[69]. Сошлёмся также на издание, вышедшее в самой Речи Посполитой. Классическая польская энциклопедия «Zbiór potrzebniejszych wiadomości porządkiem alfabetu ułóżonych» 1781 года сообщает: «Литва, Великое княжество Литовское, провинция короны Польской, некогда отдельное государство, имевшее своих собственных князей»[70].
Начиная с XVII века государство всё чаще именовалось Речью Посполитой Польской, в том числе в международных договорах. Например, в договоре с Россией 1768 года фигурирует именно это наименование – Traktat wieczysty między Imperium całej Rosji i Rzecząpospolitą Polską[71]. И это далеко не единичный случай[72]. Таким образом, польский национальный характер Речи Посполитой был закреплён в правовых документах.
Трактат между Россией и Речью Посполитой Польской, 1768 год.
Конституция, принятая 3 мая 1791 года, превращала Речь Посполитую в унитарное государство. Государственным языком провозглашался польский, государственной религией – католицизм. Даже далёкий от каких-либо пророссийских симпатий белорусский историк Валентин Голубев вынужден констатировать: «Конституция 3 мая была довольно демократической для Европы, но она вела бы к уничтожению белорусов как нации. Но если бы я был поляком, то гордился бы этим документом»[73].
Может быть, в Речи Посполитой была широко распространена «беларуская мова»? Вовсе нет. Западнорусский (или старобелорусский) литературный язык был окончательно вытеснен из делопроизводства во второй половине XVII века, а согласно постановлению всеобщей конфедерации сословий Речи Посполитой от 29 августа 1696 года он был законодательно запрещён для составления актов. Его место занял польский[74].
За весь XVIII век не вышло ни единой (!) книги на западнорусском литературном языке. Между тем период существования Речи Посполитой стал «золотым веком» для литовского языка, который в Средние века не имел письменности. В XVII веке литовский язык был введён в великокняжеское делопроизводство, на нём писались грамоты Владислава Вазы[75].В XVIII веке в ВКЛ было издано аж 167 книг на литовском языке[76]. Тираж литовских букварей, изданных типографией Верховной школы Литвы в 1776–1790 годах, составил 15108 экземпляров, польских – 24467, западнорусских (старобелорусских) – ноль[77]. В 1737 году в типографии Виленской иезуитской академии, которая станет впоследствии Виленским университетом, была издана литовская грамматика с примечательным названием «Совокупность языков Литвы, описанная по грамматическим законам главного диалекта этого княжества»[78]. На литовском языке издавались воззвания Тадеуша Костюшко[79], на нём был написан второй вариант Конституции 3 мая[80]. Никаких западнорусских аналогов этому не было. Статут ВКЛ не издавался на западнорусском языке с начала XVII века, и последнее его издание в Речи Посполитой (вышедшее в 1744 году) – польскоязычное. К моменту воссоединения с Россией западнорусский письменный язык уже был мёртв. Устный язык стал «мовой попа да хлопа» – именно так презрительно называли белорусскую речь польские паны.
Стоит обратить внимание на любопытную лингвистическую карту Европы, изданную в Нюрнберге в 1741 году, – «Synopsys universae philologiae el harmonia linguarum totius orbis». Её автор – немецкий лингвист Готфрид Хенсель (1687–1765), описавший серией карт все известные тогдашней науке языки мира. На очертания той или иной местности на карте нанесены первые строки из христианской молитвы «Отче наш» на соответствующих языках. На участке карты, относящемся к территории ВКЛ, написано: «Tewe musu…» (лит. «Отче наш»). И это при том, что бо́льшая часть населения Великого княжества Литовского – русские (предки белорусов и украинцев). С сожалением следует констатировать, что в ХVII-ХVIII веках белорусы выпали из культурной жизни Европы, а точнее, были выбиты из неё целенаправленной политикой властей Речи Посполитой.
Воззвание Тадеуша Костюшко на литовском языке
Лингвистическая карта Европы, 1741 год.
К моменту разделов от (бело)русской культуры не осталось ровным счётом ничего. Если бы Речь Посполитая не была ликвидирована, то о белорусах столетия спустя напоминали бы лишь музейные экспонаты. Такая участь постигла, к примеру, германизированных полабских славян.
В конце XVIII века белорусские земли были захудалой польской провинцией, где высшее сословие считало себя поляками, говорило на польском языке, принадлежало к польской культуре, ходило в римско-католические храмы.
Итак, зададим себе простую логическую задачку. Есть страна X, в которой живут народы А, В и С. На языках народов А и В издаются основные законы страны, пишутся грамматики, их употребляют в политической жизни, на них издают книги, а язык народа С не употребляется вообще нигде (несмотря на то, что столетием ранее на языке народа С писались законы, издавались книги, на нём говорили высшие слои общества). Вопрос: является ли государство X государством народа С или же это государство народов А и В? Ответ очевиден.
Польское восстание 1794 года и белорусы
Ничто так красочно не свидетельствует о национальном характере Речи Посполитой, как восстание 1794 года под руководством Тадеуша Костюшко. Этот мятеж был организован патриотами Речи Посполитой, но был ли этот патриотизм хоть чуть-чуть белорусским?
Вокруг личности Костюшко наплетено множество мифов. В учебной и научно-популярной литературе общепринятой является его характеристика в качестве «национального героя Польши, Литвы, Беларуси и США». Как у этих четырёх стран вообще могут быть общие герои, трудно себе представить. Это всё равно что называть Ататюрка «национальным героем Турции, Армении, Греции, России и Азербайджана». Действительно, Костюшко родился на землях современной Республики Беларусь – в фольварке Меречевщина Ивацевичского района Брестской области и происходил из древнего русского рода с Волыни. Однако на этом его связь с восточным славянством заканчивается. Костюшко считал себя поляком, являлся горячим патриотом Польши и никак не отождествлял себя с белорусами. Более того, писал о них в третьем лице и мечтал полонизировать. Дадим слово польскому историку Янушу Тазбиру: «В мае 1789 года он (Костюшко. – Прим. авт.) писал в письме своему соседу (и послу трокскому на Четырёхлетний сейм) Михаилу Залевскому, что усмирение русинов невозможно без успокоения их фанатизма, это можно осуществить «верным и наимягчайшим способом», а именно «объединяя их праздники все с нашими, пусть один будет календарь, также надо сделать так, чтобы попы могли служить литургии по-польски…» Далее в письме Костюшко писал: «Приучать их (русинов. – Прим. авт.) надо к польскому языку, пусть по-польски все их службы будут. Со временем дух польский в них войдёт. За врага будут потом считать того, кто бы не знал языка народного. Начнут ненавидеть москаля, пруссака и австрияка так, как француз ненавидит англичанина»»[81].
