Федор Успенский - История Византийской Империи. Том 3
Собранный вами в Константинополе Собор, не обратив внимания на указанный порядок, позволил себе нарушитъ установившуюся традицию: именно, собравшийся в Константинополе Собор (ibidemcoetusconveniens) позволил себе без согласия Римского епископа лишитъ сана своего патриарха Игнатия. Как это достойно порицания, видно, между прочим, из того, какие против него выведены свидетели, которым по канонам неуместно быть допущенными к свидетельству. Что данные ими показания внушены пристрастием, ясно из того, что ни сам Игнатий не подтвердил их своим признанием, ни обвинители не представили доказательств на свои слова, требуемых канонами. И, несмотря науказанные нарушения, Собор допустил еще более постыдное, избрав из светского звания пастыря себе. Какое самонадеянное безрассудство поставить над божественным стадом такого пастыря, который не научился еще управлять собой. По уставу о светских науках, никто не может получить степень магистра прежде, чем, постепенно переходя разные степени дисциплин, не достигнет учености. А вот Фотий захватил степень доктора прежде, чем сделаться ученым, захотел сделаться магистром, не быв учеником; не проходя авдиторства, вышел в учителя. Незаконно заняв кафедру доктора, он предпочел прежде учительствовать, а потом учиться, прежде священствовать, а потом получить освящение, прежде просвещать, а потом самому просвещаться. Но это воспрещается правилами католической Церкви, и святая Римская Церковь чрез предшественников наших, учителей католической веры, всегда воспрещала подобные избрания… Предшественник наш на этой кафедре, святейший папа Адриан, в письме, отправленном в Константинополь по делу о святых иконах, постановил, чтобы из мирян впредь не посвящали в епископы в Константинопольской Церкви: текст этого письма вымажете найти в деяниях Собора, бывшего в то время в Константинополе. Ввиду этих обстоятельств, относящихся к посвящению Фотия, мы не можем дать соизволения нашего апостольства, пока через наших послов, к вам отправленных, мы не получим донесения о всем, что в вашем городе постановлено или что совершается по церковным делам. И дабы во всем соблюсти добрый порядок, мы изъявляем желание, чтобы Игнатий, который, как вы изволили написать, самовольно оставил управление патриаршим престолом и лишен власти на Соборе, чтобы он представился нашим послам и явился на собрание Собора и чтобы согласно вашим законам было расследовано, почему он пренебрег вверенной ему паствой и почему презрел постановление предшественников наших, пап Льва и Бенедикта. Все его показания тщательно будут проверены нашими легатами, дабы ясно было, соблюдены ли были канонические постановления в его деле или нет. Все дело в заключение должно быть представлено на наше благоусмотрение, дабы мы по апостольскому авторитету приняли такое решение, коим бы ваша Церковь, постоянно волнуемая смутами, предохранена была на будущее время в целости и непоколебимости».
Переходя к вопросу о поклонении свв. иконам, папа изложил кратко свой взгляд на этот вопрос и, приведя мнение своих предшественников, заключает:
«Вот в кратких словах, что мы из многого хотели сказать вам. Папа Адриан много писал об этом в своих грамотах, которые хранятся в Константинопольской Церкви и из которых вы можете заимствовать необходимые указания. Ваше императорское величество, по дошедшим до нас слухам, радеете о пользах церковных, поэтому было бы благовременно восстановить вам древний порядок, каким пользовалась наша Церковь в областях, входящих в вашу империю, именно право посвящения на Солунскую кафедру, которой принадлежит привилегия викариата Римского престола над Епиром древним и новым, Иллириком, Македонией, Фессалией, Ахэей, Дакией береговой и средиземной, Мизией, Дарданией, Превали — привилегия, которую кто же решится оспаривать у Петра, князя апостолов? Точно так же патримонии Римской Церкви в Калабрии и Сицилии, которыми она управляла чрез своих уполномоченных, благоволите возвратить Церкви; а равно восстановить право Римского престола на посвящение архиепископа Сиракуз».
В заключение папа рекомендует вниманию императора своих послов, просит приглашать их для объяснений по церковным делам и давать веру тому, что они скажут, по миновании же надобности возвратить их в Рим морским путем. Папа Николай поставил вопрос об избрании Фотия ясно и определенно: его послы должны были произвести дознание в Константинополе, выслушать показания Игнатия и все дело затем доложить папе. В интересах Фотия и византийского правительства было, однако, не допустить папских легатов до производства нового следствия, поэтому римские епископы содержались некоторое время под строгим надзором и лишены были возможности составить самостоятельное мнение о деле. Когда в мае 861 г. созван был в церкви свв. Апостолов Собор, то папские послы оказались усвоившими уже византийскую точку зрения на вопрос об избрании Фотия и не оказали препятствия к тому, чтобы на Соборе восторжествовала его партия. Приняты были все меры, чтобы придать Собору необыкновенную торжественность, которая достигалась и личным присутствием императора, и числом отцов, доведенным до 318, как на первом Вселенском Соборе. Это известный в литературе перво-второй Собор 861 г., который занимался разрешением возникшего в Константинополе частноцерковного вопроса и которому впоследствии суждено было получить всемирно-историческое значение. Для выслушания Игнатия, согласно инструкции, данной легатам, Собор пригласил бывшего патриарха явиться в заседание, но, когда он прибыл в патриаршем одеянии в сопровождении преданного ему духовенства, ему отдан был приказ именем царя снять патриаршее облачение и явиться на Собор в обыкновенном монашеском одеянии. Хотя Игнатию оказан был суровый прием и он подвергся оскорблениям со стороны приставленных к нему лиц, но он держался с достоинством и нисколько не думал унижаться перед собранием епископов. Когда ему было указано место в стороне на низкой скамье, он обратился к собранию с просьбой указать ему папских легатов и осведомился у них, не имеется ли у них письма от папы для вручения ему. Само собой разумеется, притязания Игнатия далеко не соответствовали положению дела, точно так же весьма неуместно было его требование удалить из собрания Фотия, незаконно занимающего кафедру, ибо в противном случае он не признает собрание компетентным для суда над ним, — позиция Игнатия на суде весьма напоминает нам положение Никона на московском Соборе. Но его дело так же при данных обстоятельствах не могло окончиться в его пользу, как и дело Никона. К нему применено было 31-е (29-е) правило апостольское, по которому подлежит низвержению тот, кто получил церковное достоинство при помощи светской власти. Трудней было заставить Игнатия подписать акт лишения сана. Говорят, что его насильно заставили поставить под актом крест, под которым Фотий присоединил: «Я, недостойный Игнатий, признаю, что сделался епископом без предварительного избрания и что управлял Церковью тираническим образом». После того Игнатий пользовался некоторое время свободой и успел составить донесение о происшедшем для Римского епископа, которое имело важные последствия, как потом увидим. Но летом того же года он подвергался гонению и преследованиям со стороны Фотия. В августе было в Константинополе землетрясение, простой народ видел в этом наказание за несправедливое осуждение Игнатия [20].
Вместе с римскими легатами в Рим был послан специальный уполномоченный от царя и патриарха с протоколами соборных деяний и с письмами к папе. Письмо Фотия заслуживает особенного внимания по своему значе-в истории отношений между Церквами. Сказав во введении о высоком значении любви, которое утверждается и общим разумом человечества, и Священным Писанием (4), Фотий переходит затем к реальным фактам.
«И наше смирение, руководимое чувствами той же любви, без обиды оставляет укоризны, какими ваша отеческая святость уязвила нас как стрелами, ибо они не были внушены чувством раздражения или сварливости, но скорей были выражением непосредственного душевного расположения, весьма строго относящегося к церковному чину. Если и самое зло при избытке доброты перестает рассматриваться как зло, так как не имеет источника в злом намерении, хотя бы оно опечаливало, поражало и причиняло мучения, не может почитаться злом. Известна и такая любовь, которая расширяется даже в благодеяние по отношению к тем, которые наносят обиды. Поелику же ничто не воспрещает смело говорить правду братьям по отношению к братьям и детям по отношению к своим родителям, ибо нет ничего любезней истины, то позволительно и мне свободно высказаться не с целию вам противоречить, но в видах собственной защиты. И ваше совершенство в добродетели, приняв прежде всего в соображение, что мы против воли впряглись в это ярмо, да благоволит не порицать, но пожалеть, не презирать, но выразить сочувствие, ибо свойственно оказывать жалость и сострадание к тем, которые терпят насилие, а не порицать и презирать их. Ибо мы подверглись насилию, и какому? Это знает Господь, которому известно и тайное. Меня лишили свободы, держали в заключении, как преступника, и тщательно стерегли. Я не давал согласия, а меня назначили к посвящению; все знают, что я был рукоположен с плачем, при воплях и страданиях. Дело происходило не в уединенном месте, было проявлено столько злобы, что известие об этом разнеслось повсюду [21].
