История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 1 - Луи Адольф Тьер

армия?» – спросил он. – «Сир, она следует за мной». – «Где неприятель?» – «У ворот Парижа». – «Кто же в Париже?» – «Никого; он оставлен». – «Как оставлен?! А где же мой сын, моя жена и мое правительство?» – «На Луаре». – «На Луаре! Кто мог принять подобное решение?» – «Но, сир, говорят, что таков был ваш приказ». – «Я не приказывал ничего подобного… Но что сталось с Жозефом, Кларком, Мармоном, Мортье? Что они сделали?» – «Сир, за весь день мы не видели ни Жозефа, ни Кларка. Что до Мармона и Мортье, они показали себя как храбрецы. Войска были великолепны, а Национальная гвардия соперничала с армией везде, где сражалась. Героически обороняли высоты Бельвиля и склон у Ла-Виллета. Ах, сир, если бы у нас был резерв в десять тысяч человек, если бы здесь были вы, мы сбросили бы союзников в Сену, спасли Париж и отомстили за честь оружия…» – «Конечно, если бы я был здесь… но я не могу быть повсюду! Где были Кларк и Жозеф? Что сделали с моими двумястами орудиями из Венсенна? Почему не использовали моих храбрых парижан?» – «Мы не знаем, сир. Мы были одни и сделали всё что смогли. Неприятель потерял не менее двенадцати тысяч человек». – «Я должен был этого ждать! – вскричал Наполеон. – Из-за Жозефа я потерял Испанию, а теперь и Францию… А Кларк! Я должен был верить бедняге Савари, он говорил мне, что Кларк трус и изменник и ни на что не способен. Но довольно жаловаться, нужно исправлять зло, еще есть время. Коленкур! Карету…» С этими словами Наполеон зашагал к Парижу пешком, приказав всем следовать за ним, будто таким образом можно было выиграть время. Но Бельяр и те, кто его окружали, поспешили его разубедить.

«Слишком поздно вам идти в Париж, – сказал Бельяр, – армия должна оставить его; туда вскоре войдет неприятель, если уже не вошел». «Но мы отведем армию обратно, – отвечал Наполеон, – а неприятеля выкинем из Парижа; мои храбрые парижане услышат мой голос и поднимутся как один, чтобы выгнать варваров из своих стен». «Ах, сир, слишком поздно, – повторил Бельяр. – Пехота уже следует за мной; мы подписали капитуляцию, которая не позволяет нам вернуться». – «Капитуляция! Кто же был так труслив, что подписал ее?» – «Ее подписали храбрецы, сир, которые не могли поступить иначе».

Во время беседы Наполеон не переставал идти, не желая ничего слышать и требуя карету, которую Коленкур никак не подводил. Вдруг перед ним появился пехотный офицер, это был Кюриаль. Наполеон расспросил его и узнал, что пехота уже в трех-четырех лье от Парижа и сейчас не время туда возвращаться. Побежденный фактами и объяснениями, он остановился у двух фонтанов на дороге из Жювизи, присел на край одного из них и погрузился, обхватив голову руками, в глубокие размышления.

Все молчали, смотрели и ждали. Наконец Наполеон встал и потребовал места, где мог бы найти приют на некоторое время. Он проделал тридцать лье в карете и тридцать лье верхом, был сокрушен усталостью, но не чувствовал ее. Он потребовал стол и свет, чтобы расстелить карты и отдать приказы.

Расстелили карты. Он изучал их, размышляя, а затем сказал: «Если бы у меня была армия, я мог бы все исправить. Если бы у меня была армия! Но она подойдет только через три-четыре дня. Ах, почему нельзя было продержаться еще несколько часов?..» И произнеся эти слова, Наполеон принялся ходить взад-вперед по маленькой комнате, едва вмещавшей немногочисленных очевидцев этой необыкновенной сцены. Чтобы успокоить его, Коленкур сказал: «Но, сир, армия придет, и через четыре дня ваше величество еще сможет сделать то, что хочет сделать сегодня».

Наполеон, до сих пор, казалось, не слышавший и не понимавший того, что ему говорили, вдруг поднял голову, подошел прямо к Коленкуру и воскликнул: «Ах, Коленкур! Вы не знаете людей! Три дня, два дня! Вы не знаете, как много можно сделать за столь короткое время. Вы не знаете, какие интриги разыграются против меня; вы не знаете, сколько людей покинет меня. Я назову вам всех, если хотите. Три-четыре дня – это слишком долго!.. Однако армия придет, и если мне помогут, Франция еще может быть спасена».

Затем Наполеон замолчал, подумал, сделал несколько быстрых шагов и вдруг воскликнул с интонацией вдохновения: «Коленкур, я поймал наших врагов! Бог отдает их мне! Я раздавлю их в Париже, но нужно выиграть время. И вы мне в этом поможете».

Жестом отослав присутствовавших, он остался с Коленкуром наедине и изложил ему следующий замысел. Коленкур должен отправиться в Париж, увидеться с Александром, который хорошо его примет, воззвать к воспоминаниям государя, постараться пробудить его прежние чувства, указать ему на опасности, грозившие ему в столице, особенно при приближении Наполеона с шестьюдесятью тысячами человек, желавшими во что бы то ни стало вернуть честь оружия. Такая перспектива и без того должна была тревожить воображение Александра, а обрисованная в красках, произвела бы на него сильнейшее впечатление. И если предложить ему, при таком его расположении духа, немедленно заключить мира на условиях, близких к шатийонским, он не захочет ставить под угрозу свой триумф, прислушается и отошлет Коленкура во французскую штаб-квартиру. Коленкур поедет и вернется. Тем временем пройдут три-четыре дня, и тогда, добавил Наполеон, «я получу армию и всё исправлю!».

«Но, сир, – отвечал Коленкур, – не настало ли время для серьезных переговоров? Не лучше ли покориться событиям и принять шатийонские условия, хотя бы основные?» – «Нет, – возразил Наполеон, – довольно того, что я уже поколебался однажды. Нет, нет, нужно покончить со всем с помощью меча. Перестаньте унижать меня! Мы еще можем спасти величие Франции. Шансы еще велики, если вы выиграете для меня три-четыре дня».

Решили, что Наполеон расположится в Фонтенбло, сосредоточит там армию и соберет все оставшиеся ресурсы, а в то время как он будет всё готовить для последней решающей схватки, Коленкур постарается если не остановить, то хотя бы замедлить политические действия, которые союзники намерены произвести в Париже при помощи недовольных. Он выиграет таким образом три-четыре дня, и тогда пробьет час спасения и Наполеон покажется у ворот столицы, чтобы, возможно, пасть в ней, но увлечь за собой и коалицию.

Коленкур принял эту миссию с присущей ему преданностью, однако не с намерением обманывать государей-союзников, ибо не хотел обманывать никого, даже врагов своей страны. Коленкур надеялся возродить какие-нибудь сношения между своим неуступчивым повелителем и победившей Европой. Итак, он отбыл в Париж, а Наполеон отбыл в Фонтенбло, приказав прибывавшим войскам занимать позиции на реке Эсон и на них закрепляться. За этой линией Наполеон и хотел сосредоточить свои силы.

Коленкур поехал в Париж