Россия XVIII в. глазами иностранцев - Коллектив авторов
Самое селение довольно обширно в длину и наполнено с правой стороны кузницами со стойлами для ковки лошадей. Пустившись отсюда, через тридцать верст достигли мы деревни Братовщины, где осмотрели наши товары и наложили на них печати, которые снимаются только в таможне в Москве. Пробывши тут нужное время, мы в 3 часа пополуночи отправились далее и целых тридцать верст должны были сделать, прежде нежели достигли Москвы. В Москву наконец приехали мы в 8 часов утра 4-го числа и направились в Немецкую слободу, т. е. в часть города, преимущественно назначенную для жительства немцев, где находится большая часть их купцов. Впрочем, некоторые из них живут и в самом городе Москве. Прежде всего я отправился к г-ну Вилему Гуртсену, на которого мне указал упомянутый выше г-н Бранте: он жил именно в этой слободе и также только этого вечера приехал из Архангельска в свое обыкновенное жилище. На другой день царь[16] посетил его в сопровождении множества придворных господ, в восьми санях, из коих сани его величества были наименее украшены. Посещение царя продолжалось целых два часа, и здесь-то в первый раз я имел хороший случай увидеть этого великого государя.
Глава V. Сочинитель допускается в присутствие его царского величества. Водосвятие. Потешные огни в Москве
С 1649-го цари московские завели обычай посещать знатнейших из своих друзей, как иностранцев по происхождению, так и русских господ, живущих в Москве и в Немецкой слободе, незадолго до праздника крещения, причем посещаемые обязаны угощать гостей, что называется, славить. Царей в это время сопровождают князья и прочие вельможи, их любимцы. Это в текущем 1702 году началось 3 января по старому счислению. Первый выезд свой сделал царь к г-ну Брантсу, к которому приехало, таким образом, в 9 часов утра до трехсот человек, в санях и верхами. Столы были там накрыты вперед в самом лучшем порядке, и сначала разносили множество лакомств, затем холодные, а потом, на перемену, и горячие яства. Веселились там как нельзя лучше и напитков не пощадили. Его величество удалился в 2 часа, отправившись оттуда со всем своим обществом в дом г-на Лупа, где его также угощали, а потом и к некоторым другим господам. Затем пустились отдыхать по домам, нарочно для того приготовленным. На другой день государь посетил также г-на резидента Гульста, побывав в некоторых других местах. Этот господин почтил и меня приглашением к себе, поговорив прежде обо мне с его величеством, по хорошему отзыву высокопочтенного г-на Николая Витсена[17], бургомистра и советника города Амстердама. Меня поместили в особом покое, в котором мог бы я предстать пред государем. Случай привел князя Трубецкого[18] в этот покой, и он, хотя не знал меня, но, видя во мне иностранца, спросил меня по-итальянски, понимаю ли я итальянский язык. Я отвечал ему, что понимаю, чем он, казалось, был очень доволен и порядочно долго разговаривал со мною об этой стране, равно как и о многих других, в которых он бывал, так же как и я. Затем он отошел от меня и доложил обо всем разговоре нашем его величеству, который тотчас пожаловал со всем своим обществом в то место, где находился я. Так как я не ожидал его так скоро, то и был несколько смущен, но, вскоре оправясь, я приветствовал его с глубочайшим почтением. Государь, казалось, удивился и спросил меня по-голландски: «Почему признаете вы, кто я? И почему вы меня знаете?» Я отвечал, что видел изображение его величества в Лондоне у кавалера Годфреда Кнеллера и что оно очень сильно врезалось в мою память. Так как он, казалось, остался доволен таким ответом, то я присовокупил, что, кроме того, я уже имел счастье видеть его величество выезжавшим из дворца, когда он отправлялся к г-ну Брантсу, чем он, по-видимому, еще довольнее был и спросил меня, из какого я города, кто мои родители, живы ли они еще, есть ли у меня братья и сестры. По ответе моем на все это его величество предложил мне несколько вопросов о первом моем путешествии, спросил, в котором году я предпринимал оное, сколько времени употребил на него, каким образом совершал я это путешествие и как возвратился из оного. Затем он расспрашивал меня в особенности об Египте, о реке Ниле, также о городе Каире, его величине, как он построен, в каком состоянии находятся части, отделенные от древнего Каира, об Александрии и о многих других местах, присовокупив при этом, что ему небезызвестно о том, что есть другая местность, называемая Александретта. Я отвечал, что эта последняя местность служила пристанью для Алеппо, сообщив ему, в каком расстоянии находится она от него. Все эти расспросы государь сделал на голландском языке и желал, чтобы я продолжал говорить на этом языке, сказав, что он меня очень хорошо понимает. И это оказалась действительная правда, потому что он передал сопровождавшим его русским вельможам все, что я говорил ему, с такой точностью, которая удивила резидента и прочих господ голландцев. Затем он приказал мне поговорить с упомянутым выше князем Трубецким по-итальянски, понимавшим этот язык довольно хорошо, а сам потом отошел от меня со своими. Пробывши у г-на резидента добрых три часа с особенным удовольствием, царь уехал со своими особами, чтобы сделать еще несколько других посещений в слободе, ибо это был последний вечер для того; праздник водосвятия должен был справляться на завтрашний день, т. е. в воскресенье, и на следующий затем день, понедельник, 6 января по старому летосчислению. В этот самый день прибыл сын фельдмаршала Бориса Петровича Шереметева[19] и донес его царскому величеству, который был в церкви, приятную новость о разбитии русскими шведов в Ливонии, в пяти или шести
