Астрея. Имперский символизм в XVI веке - Фрэнсис Амелия Йейтс
В прежние времена христианские императоры созывали соборы … И тем больше мы поражаемся ничем не обоснованному поведению главы римской церкви, который, зная об этом праве императора во времена, когда церковь управлялась должным образом, и зная также, что ныне это есть общее право всех государей, поскольку короли сейчас обладают всей полнотой власти в некоторых частях империи, не задумываясь, присваивает эту функцию себе одному и считает достаточным, созывая Вселенский собор, отвести в этом деле человеку, являющемуся государем всего мира, роль не более чем своего слуги[140].
Это очень важный отрывок. Все короли унаследовали часть императорской власти, что даёт им религиозные права императоров на церковных соборах. Это легитимирует собранный королевской властью национальный собор, который реформировал английскую церковь. Трудно переоценить важность для понимания тюдоровского и стюартовского символизма того факта, что божественное право королей управлять одновременно и церковью, и государством, происходило из претензий римских императоров на представительство в церковных соборах.
Для оправдания англиканской реформы Джувел хватается за любого католического автора, когда-либо критиковавшего папу, используя в качестве руководства, вероятно, каталог извлечений из антипапистских писателей, составленный Маттиасом Флациусом[141]. В «Защите» (1567) своей апологии английской церкви он призывает читателей взглянуть, что говорили о папе «Данте, Петрарка, Боккаччо, Баттиста Мантуанский, Валла» и другие, являвшиеся его собственными «чадами», то есть католиками[142]. «Франческо Петрарка называет Рим вавилонской блудницей, матерью идолопоклонства и разврата»[143]. В другом месте он приписывает это же выражение Данте: «Итальянский поэт Данте прямо называет Рим блудницей вавилонской»[144]. В свою поддержку он также привлекает Бернарда Клервоского, Иоахима Флорского, Марсилия Падуанского и Савонаролу[145]. В дело пошла и греческая церковь с Византийской империей[146]. Многие свои аргументы англиканские богословы вывели из греческих, а не латинских отцов. А в их бесконечных спорах о полномочиях светской власти на первых соборах, на которых строилось имперское право монархов созывать соборы национальные, огромную роль играли восточные императоры. Наиболее важными были прецеденты, заложенные императором Константином. Отвечая на католическую критику Томаса Хардинга о том, что верховное пастырство и власть в духовных вопросах в Англии были отданы в светские руки, Джувел говорит:
Мы не льстим нашему государю никакой нововыдуманной дополнительной властью, но лишь даём те полномочия и верховенство, что испокон веков принадлежали ему по закону и слову Божьему, а именно быть хранителем религии, устанавливать законы для церкви, выслушивать и разбирать вопросы веры, если это ему под силу, а если нет, то передавать их своей властью людям учёным, следить за исполнением епископами и священниками их обязанностей и наказывать нарушителей. Так благочестивый император Константин являлся судьёй в церковных вопросах … И нашим государям не нужно большей власти, чем имел император Константин. И в этом, я убеждён, до сей поры не было великой ереси[147].
Таким образом, мы видим, что официальный апологет английской церкви основывает право короны возглавлять одновременно церковь и государство на положении первых христианских императоров. Более того, он, как выяснилось, был знаком с сочинениями Данте, что удивительно, поскольку Данте всегда считался малоизвестным в елизаветинской Англии автором. Этот богослов дал нам подсказку, для детального изучения которой необходимо обратиться к одной из наиболее важных работ эпохи английской Реформации, имеющей дополнительный плюс в виде гравюр, а именно к «Acts and Monuments» Джона Фокса, более известной как «Книга мучеников Фокса».
Первое английское издание (1563) этой монументальной истории страданий мучеников при королеве Марии и в другие периоды религиозных гонений в Англии содержит посвящение Елизавете. В нём конец преследований реформированной церкви в её царствование сравнивается с концом гонений на раннюю церковь при первом христианском императоре Константине. Спокойствие и радость времён правления Константина, считает Фокс, можно сравнить с благословенным существованием подданных Елизаветы. «Говоря вкратце, пусть Константин непревзойдён в своём величии, но в чём ваша благородная милость ниже его?»[148] И если Елизавета – это Константин, то сам Фокс – это Евсевий, пишущий церковную историю страданий ранней общины. Тот факт, что Константин был рождён в Англии от предположительно английской матери, о чём Фокс упоминает в начале своего посвящения, делает это сравнение ещё более точным и убедительным:
Великий и могущественный император Константин, сын Елены, английской женщины, происходившей из вашей страны (наихристианнейшая и прославленная королева Елизавета) …[149]
Портрет королевы обрамляет начальная буква «C» имени Constantine (Илл. 4a). Елизавета восседает на троне, держа в руках меч правосудия и державу. По правую руку от неё стоят три фигуры (вероятно, символизирующие три сословия). Две розы Йорков и Ланкастеров ведут к розам Тюдоров над головой девы[150], и верхний изгиб буквы оканчивается рогом изобилия. Нижняя её часть под ногами королевы образуется телом папы римского с тиарой на голове и сломанными ключами в руках. Справедливая дева, движимая верой в «имперский» авторитет, подобный тому, которым обладал Константин, укротила и победила папу; королевская корона торжествует над папской тиарой.
В издании 1570 г. этот посвящение было заменено другим, начинавшимся словами:
Христос, Царь царей, посадивший вас на престол править под его властью церковью и английским королевством, да дарует вашему величеству долгие годы пребывания на троне и царствования над нами …[151]
Эти слова подразумевают дарованное свыше право королевы властвовать над церковью и государством, и буква «C» имени Christ обрамляет собой ту же картинку.
Прочие иллюстрации и доводы книги Фокса подкрепляют тему, заявленную в этом инициале. Вкратце, его точка зрения состоит в том, что английская реформа не является каким-то новым изобретением, а представляет всегда существовавшую чистую католическую церковь[152]. В первые века христианства церковь в целом была непорочной, но затем зло пробралось на высшие места в Риме, и нечестивая «блудница вавилонская» подавила её. Но при нынешнем счастливом государственном устройстве в Англии истинная церковь снова восторжествовала. Говоря проще, церковь для Фокса была чистой, когда подвергалась
