Амеде Ашар - Плащ и шпага
- Правда, вы вели себя отлично... Рыцарь из волшебных сказок не поступил бы лучше. Но эту удаль вы показали только, защищая честь своего имени, а мне... мне хотелось бы таких же подвигов из-за меня. Посмотрите на меня хорошенько: разве мне не позволительно желать этого, скажите сами?
И она приблизила к его глазам свое такое живое, хитрое и соблазнительное личико, что его так и ослепило.
- О! Разумеется! - отвечал он.
- Отлично! - продолжала она, - вот этот ответ, и взгляд, и выражение, все как следует.
- Но какие же вам нужны подвиги?
- И одного с меня было бы довольно.
- Так скажите, о чем вы?
- А если я скажу, вы не отступите?
- Нет, даю вам честное слово.
Брискетта шла все медленнее, обламывая попадавшиеся по дороге веточки. Глаза её блестели каким-то дьявольским огнем, улыбка играла на устах. По всему было видно, что ею овладела какая-то безумная фантазия.
- Ну, что же? - повторил Югэ, который в эту минуту не задумываясь сразился бы со сказочным драконом, чтоб только доказать свою любовь.
- Мне всегда казалось, - отвечала Брискетта, - что если бы кто-нибудь решил сделать для меня то же самое, что совершил когда-то испанский рыцарь из хвастовства, то он мог бы смело взобраться на балкон дома на Вербовой улице.
- Вы там живете, кажется?
Брискетта кивнула головой вместо ответа.
- А что же совершил этот испанский рыцарь? - поинтересовался Югэ.
- А вы разве не знаете этой истории? Раз как-то в праздничный день, на виду у всех жителей, он съехал верхом с Пустрелей.
- А потом?
- Как, а потом? Вам кажется, что этого мало? Да он двадцать раз мог сломать себе шею, этот испанец.
- Но не сломал же?
- История об этом молчит.
- Ну так вот что, Брискетта! На пасху, в полдень, я буду на городской площади и съеду верхом с большой Пустрели.
- Значит, в будущее воскресенье?
- Мне кажется, если так, то кавалер ваш найдет в тот же вечер открытым окно на балконе на Вербовой улице.
Югэ хотел достать для для этого случая красивого коня, на котором было бы не стыдно сломать себе шею ради хорошенькой девочки.
Дело было не очень то легкое. Где взять коня, похожего на Золотую Узду, знаменитую лошадь Роланда, или на славного Баярда, волшебного коня Ринальда де Монтобана? Уже несколько лет, как старый герцог де Мирпуа отдал душу Богу; маркиз Сент-Эллис всюду следовал за своей принцессой. Сомнительно было, чтоб в кошельке у старого Агриппы нашлось достаточно денег для покупки такого редкого коня, какой был нужен молодому графу Югэ де Монтестрюку.
Югэ задумался, как вдруг заметил у городских ворот лакея в ливрее маркиза. Удивясь, что это он тут шатается, Югэ позвал его. Лакей обернулся и подбежал с радостным лицом.
- Граф, вас именно я и ищу! - сказал он. - У маркиза есть для вас дело.
- Разве он возвратился?
- Да, только вчера. Он послал меня к вам, а когда я ехал в Тестеру, мне сказали, что вы в городе - я и повернул сюда.
- Так маркиз меня ждет?
- В замке Сен-Сави. И чем скорей вы пожалуете, тем будет лучше. Я даже привел вам лошадь с конюшни маркиза, чтоб вы могли быстрей доехать.
- Само небо посылает тебя, любезный! Я сяду на эту лошадь, а свою ты отдай Коклико. Я сам скажу обо всем маркизу, а за труды вот тебе экю поужинай.
Через пять минут Югэ уже скакал в Сен-Сави, а вслед за ним и Коклико, не понимавший, что это вдруг графу понадобилось так спешить.
- Отстань! - говорил Югэ, - отстань, я еду искать средства исполнить такую затею, в которой можно приобрести славу или потерять жизнь.
- Хороша, должно быть, затея! - возразил Коклико.
- Так ты не хочешь в ней участвовать?
- Я порядочный болван, но все-таки у меня хватает ума, чтобы не пускаться в опасные приключения по своей доброй воле.
Сойдя с коня у дверей замка, Югэ встретил маркиза, который его ждал и бросился ему в объятия.
- Мой дорогой Монтестрюк! - вскричал маркиз, подводя его к накрытому столу, - перед тобой - несчастнейший из смертных!
- Так это от несчастья-то ты сюда и вернулся?
- А ты не веришь? Страшное несчастье! - продолжал маркиз, разрезая пирог.
- Принцесса?..
- Ты попал в точку, друг мой. Ах! Эта принцесса! А выпьем-ка за её здоровье, хочешь?
Маркиз налил два стакана, выпил свой залпом и продолжал:
- Славное Кипрское вино - рекомендую его тебе для печальных случаев. Итак, я был в Ажаке и окружал её самым предупредительным вниманием, как вдруг один местный дворянин позволил себе взглянуть на неё слишком внимательно. Я послал вызов наглецу и мы сошлись на месте. Должно быть, я ещё плохо оправился от нанесенной тобой раны в руку: с первого же удара разбойник проколол мне плечо, а вечером я уже лежал в постели с лихорадкой и в компании фельдшера.
- Неприятное общество!
- Вот! Ты отлично это сказал, а можешь ли ты предположить, что случилось на другой день?
- Еще бы! Само собой разумеется, принцесса, тронутая этим несчастьем, поспешила тайком к твоей постели...
- Принцесса уехала и не возвращалась!
Югэ расхохотался.
Маркиз грохнул кулаком по столу.
- Как, ты смеешься, бездельник! - вскричал он. - Мне очень хочется вызвать тебя немедленно, чтобы ты меня уж доканал совсем... Посмотрим, будешь ли ты смеяться, когда я умру.
- Ну, - отвечал Югэ, с трудом принимая серьезный вид, - ещё не известно, кто из нас умрет раньше! Ты вернулся как раз вовремя, чтобы помочь мне в такой затее, из которой я, может быть, живым не выберусь.
- Ну уж точно не помогу, чтоб отучить тебя смеяться над несчастьем ближнего... Что там за затея?
- Я поклялся съехать верхом с большой каменной осыпи на улице Шайло, сверху вниз.
Маркиз подскочил на стуле.
- Да ведь это сумасшествие! - вскричал он.
- Знаю, и потому-то именно я и взялся за это.
- Ручаюсь, что тут замешена женщина!
- Разумеется.
- Ну, так я поберегу на будущее убедительные речи, которыми я хотел было тебя огорчить. А для кого эта безумная затея?
- Для Брискетты.
- Хорошенькая девочка с Вербовой улицы? Ну, приятель, у тебя вкус недурен! Я не могу смотреть на неё без того, чтобы не позавидовать счастью негодяя, которого она полюбит... У неё такие глаза, что она кого хочешь сведет в ад и станет ещё уверять, что это рай... Было время, что я, как только придут черные мысли, шел прямо в лавку к её отцу. Бывало, посмотришь, как она ходит туда - сюда, да послушаешь, как поет, что твой жаворонок... Ну, и горе пройдет прежде, чем она кончит свою песенку.
- Значит, ты считаешь, что я прав?
- Еще бы! Я и сам съехал бы вниз со всех больших и малых осыпей, и опять наверх бы влез, чтоб только принцесса Мамьяни...
Маркиз остановился, вздохнул и, положив руку на плечо товарища, продолжал:
- А чем я могу помочь тебе в этом деле?
- Мне казалось, что нужно к этому дню, к Пасхе, доброго коня, чтобы и красив был, и достоин той, которая задала мне такую задачу... Я надеялся на тебя.
- И правильно! Выбирай у меня на конюшне любого испанского жеребца... Есть там темно-гнедой: ноги - как у дикой козы, а крестец - будто стальной. Он запляшет на камнях Пустерли, как на ровном лугу, на травке. Его зовут Овсяной Соломинкой.
Маркиз взял бутылку мальвазии и, налив себе стакан, сказал:
- Когда у подумаю, что у каждого из нас есть своя принцесса, мне так приятно становится. За здоровье Брискетты!
Он осушил стакан и налил опять:
- За твое здоровье, любезный граф; нельзя знать, что случится... Если ты погибнешь, я ничего не пожалею, чтобы утешить твою богиню.
- Спасибо, - сказал Югэ, - какой же ты добрый!
Темно-гнедого жеребца в тот же вечер привели в Тестеру. Его маленькие копыта оставляли еле заметный след на песке. У него была гибкость кошки и легкость птицы. Агриппа вертелся вокруг него в восторге от безупречных статей животного; но когда ему сказали, для чего предназначен этот чудный конь, он изменился в лице:
- Боже милостивый! Зачем я сказал вам, что вы влюблены! Да что она, совсем полоумная, что ли, эта Брискетта?
- Нет, мой друг, но она прехорошенькая.
Коклико и Кадур тоже узнали, в чем дело. Коклико нашел, что это безумие, а Кадур - что это очень простая вещь.
- А если он убьется? - спросил Коклико.
- Двум смертям не бывать, - возразил араб.
Однако же решено было ничего не говорить графине Монтестрюк.
Расставшись с Югэ у самых городских ворот, Брискетта была в восторге. Ее влюбленный был настоящий рыцарь и притом молоденький, как паж. Уж не в первый раз говорили Брискетте о любви. много дворян ходили в лавку к её отцу, который был первым оружейником в городе, и она часто слышала сладкие речи; но никто ещё до сих пор не казался ей столь привлекательным, как Югэ. Все, что он говорил ей, дышало какой-то новой прелестью.
- А впрочем, - говорила она себе в раздумье, - все это всегда почти одно и то же.
Такая опытность могла бы показаться странной в такой молоденькой девочке, но молва гласила, что Брискетта не без удовольствия слушала уже речи одного господина, у которого был замок с высокими башнями в окрестностях Миранды, и, кроме того, не раз видели, как вокруг лавки оружейника, в такие часы, когда она была заперта, бродил португальский господин, будто бы поджидал, не покажется ли свет в окне за маленьким балконом. От этого то самого, прибавляла молва, Брискетта и не выходила замуж, несмотря на хорошенькое личико и деньги отца.
