Анатолий Лейкин - Портрет механика Кулибина
- Тебе ведь лодка нужна? - спросил молчавший до того Афанасий Кузьмич, отец Сергея.
- На пристани найду.
- Зачем же время на поиски тратить? Лодка у меня там прикована; я с тобой и поплыву.
- А мне можно с вами? - дернул Сергей отца за рукав и умоляюще заглянул в глаза.
...И вот уже Сережин отец выгребает на самую середину реки. Широкий след остается за кормой, на ровной, как зеркало, воде. Высоко в небе курлычут журавли, улетая в дальние края, белой лебедью выплывает из-за поворота припозднившаяся расшива, с одной стороны отражается в привольной волжской воде сказочно красивый город на горе, с другой - вечнозеленый бор, тянущийся до окоема.
- Красота-то какая! - обвел рукой вокруг Кулибин. - Во всем свете такой больше не сыщется! Недаром меня сюда как магнитом тянуло!
- По всей Волге, - подтвердил Афанасий Кузьмич, - место наше славится. Жаль, листья опали у берез и осин, а то ведь сверкали самоцветами!
- Однако, - спохватился Кулибин, - мы ведь сюда не только красотой любоваться приплыли. Пора и за дело!
- Куда прикажешь?
- Выгреби-ка на самое стремление.
Вскоре, по знаку Кулибина, отец убрал весла, бросил якорь. Иван Петрович достал из котомки какой-то необычный прибор: дубовую дощечку, свободно вращающуюся в железной рамке.
- Сила течения, - пояснил он, - выжмет доску, а я угол наклона замерю и узнаю ее.
Навесил тяжелую гирьку на рамку, опустил прибор в воду:
- Девять фунтов на четверть аршина! Совсем не плохо! Не меньше, чем на Неве.
- Есть места и потише, - предупредил Афанасий Кузьмич. - Здесь, на стрелке, Ока Волге силу множит. А в Бармине, за сто двадцать верст отсюда, верно, вдвое спокойнее.
- Побываю и там. И в иных других местах, где могут быть препятствия для судоходства. Замерю течение и в половодье, и в сухое время.
- Коли судоходство волжское, - предупредил Желудков-старший, желаешь как следует постичь, много еще чего изучать тебе придется. Мели, перекаты, паводки, ледоход, водовороты... Ветра разные опять же. За год не управишься.
- А я на год и не рассчитываю! - засмеялся Кулибин. - Года два-три придется пожить на воде, пока не исполню того, что задумал. На здоровье пока, слава богу, не жалуюсь, а с домом да малышом Авдотья Васильевна авось управится.
- И какой же прок от машины той получится?
- Труд бурлаков она сильно облегчит. Вдвое меньше станет потребно их, отсюда судовщикам прибыль.
- Эх, Иван Петрович, чаю, не польстятся больно судовщики на твою машину!
- Почему так думаешь?
- Бурлацкий труд облегчать им ни к чему, и без того артель за бесценок найдут! Да и выгоды, что ты сулишь, для них сумнительны. На плутовстве больше возьмут. Вот ежели бы ты скорость и подъем клади увеличил - тогда дело другое.
- Со временем надеюсь и того достичь.
- Тогда бы и я поставил твою машину на собственную расшиву.
- Уж не собираешься ли ты стать судовщиком?
- Есть такая мысль. Надоело горб гнуть на чужого дядю. Мечтаю по своей воле пожить хоть немного и сыну свое дело оставить. Только учти, я ведь судья строгий...
4
Продолжить той осенью свои опыты на воде Ивану Петровичу удалось лишь дважды. 9 ноября он измерил силу течения еще в трех местах в виду города: на стрелке, напротив церкви Параскевы Пятницы и чуть выше Печерского монастыря. Через три дня с отцом Сергея сплавали до Бармина, одного из самых тихих мест на Волге.
С погодой оба раза не повезло. Возвращался Кулибин домой промерзший до костей, промокший до нитки. Афанасий Кузьмич уговаривал его:
- В такую погоду, Петрович, лучше тебе не ставить свои опыты, обожди до весны!
- Не могу, мил человек, иначе зимой не смогу расчеты сделать, а мне то нож острый!
Однако жизнь нарушила все планы. Вернувшись домой из второй поездки, Кулибин застал Авдотью Васильевну в сильном жару. Тут уж было не до баньки и чая с малиновым вареньем, которыми надеялся прогнать свою простуду. Едва переодевшись в сухое, Иван Петрович побежал за лекарем.
Тот заверил, что болезнь не опасная, прописал кровопускания и холодные компрессы. Однако летели дни, а больной лучше не становилось. Она уже не вставала, и Иван Петрович не отходил от ее постели. Неожиданно начались преждевременные роды. Ни мать, ни ребенка спасти не удалось.
Родные и близкие Кулибина сходились в одном: во всем виноват неискусный лекарь. Иные даже видели в его действиях злой умысел и советовали подать на него в суд.
- Возможно, лекарь действовал по наущению лабазников, - говорили они. - Им ведь водоходная машина как нож острый, боятся, что покупателей в лавках у них из-за нее убудет. Вот и стараются вредить всеми способами.
- Не верю, - не соглашался Кулибин, - чтобы безвинного человека они погубить могли. На мелкие пакости их бы еще хватило, только не на это!
После смерти Авдотьи Васильевны Иван Петрович сильно сдал. Как будто другой человек недавно торопился с опытами, шутил и смеялся. Теперь его было не узнать. Глаза потеряли живой блеск и как-то сразу потускнели, жесткие складки резче проступили у крыльев носа и над переносицей. Часами сидел он в любимом кресле с высокой спинкой, неподвижно устремив глаза в пространство. Казалось, что после этой тяжелой утраты сама жизнь потеряла для него смысл.
А перед самым новым, 1802 годом Кулибин сам свалился в жестокой горячке. Пришлось даже установить у постели больного круглосуточные дежурства. Почти неделю жизнь его висела на волоске, от сильного жара он метался в беспамятстве. Наконец сознание вернулось к нему, и он медленно, но верно стал поправляться. Однако состояние духа еще долго оставляло желать лучшего, хотя друзья и близкие старались всячески ободрить его.
- Хотя я лежкою в постеле уже не лежу, - продиктовал он в конце января письмо сыну Семену в Петербург, - но чувствую в здоровье великую перемену. Внутренность мою поражает разными чувствами боли, все стало казаться грустным, и даже свое отечество, по обстоятельствам, не мило.
- Тоскует Петрович, - говорил дома отец, - еще и потому, что никто из богатых купцов не желает поддержать его водоходную машину.
Сергей сам был свидетелем разговора Кулибина с Андреем Михайловичем Костроминым, сыном того купца, который когда-то заказал диковинные часы для царицы. Узнав о горе и тяжелой болезни Кулибина, Костромин сам навестил его, привез гостинцы. Начал со слов утешительных, затем стал распространяться о том, как сам он и лучшие нижегородские купцы Кулибина почитают.
- Ой ли? - усомнился Иван Петрович. - А я слышал совсем другое. Будто боятся меня теперь пуще огня, чуть ли не врагом своим считают!
Гость даже руками замахал, как бы открещиваясь от таких несправедливых слов:
- Наговоры! Как есть наговоры! Разве я, к примеру, могу забыть, как мы с батюшкой совместное подношение царице сделали и через то оба в честь вошли?
- А раз помнишь, Андрей Михайлыч, помоги мне ныне с водоходной машиной!
- В чем же помощь моя требуется?
- Прояви заботу о ней, как когда-то отец твой о часах! Пособи в кредите, чтобы скорее мне все приготовить к пробе. А еще лучше, поставь мою машину на одну из твоих расшив!
- И во что же, - уточнил купец, - по твоим расчетам, то выльется?
- Примерно в две тысячи рублей.
- Ого! Деньги немалые!
- Так окупится же через два-три года, а затем прибыль станешь получать!
- Прибыль, говоришь? И как же ты ее считаешь?
- Очень просто. Моя машина число бурлаков тебе почти вдвое сократит. А половине артели вдвое меньше и платить.
- Положим, - придвинул к себе счеты купец, - тут я выиграю. Но не окажется ли, как в поговорке: нос вытянет, хвост уткнет?
- Чего же ты опасаешься?
- Да мало ли чего? В скорости могу потерять, в подъеме клади! Неизвестно еще, как поведет себя твоя машина на мелководье или при сильном ветре! Опять же особливые люди по смотрению за ней потребны! А вдруг повредится в пути? Что тогда?
Купец с треском отщелкнул на разных концах счетов одну и четыре костяшки.
- Обо всем подумаю, - пообещал Кулибин. - В накладе не останешься, не волнуйся!
- Это еще как сказать! - усмехнулся купец. - Я ведь тебе еще не все козыри выложил. Да и считаем мы с тобой по-разному, моя математика тебе еще не вся понятна! Коммерция - тоже целая наука! И ежели по совести, то число бурлаков для меня не самое важное! Ты мне лучше найди способ, как скорость увеличить или подъем клади! Это я понимаю! За такое сразу бы обеими руками ухватился!
- Чем же для тебя то важнее?
- Эх, елки зеленые, как ты не понимаешь! Бурлакам-то я копейки плачу! Сокращу их число, и прибыль копеечная получится! Овчинка, как говорят, выделки не стоит. А вот как товар на ярмарку доставлю быстрее иных прочих и дороже его продам, тут уж тысячами пахнет! То же самое и с подъемом клади! Так что совсем не тем ты меня прельщаешь!
- Со временем и другое будет.
- Со временем - меня не устроит! Купца настоящего завтрами не корми, ему барыш сей момент подай! В крайнем случае, чуть позже!
