Джон Кейжу - Открытия, которые изменили мир
«Если бы каждый ухаживающий за больными, переходя от постели одного пациента к другому, неуклонно следил за гигиеной рук, — писал врач Дональд Голдман в 2006 г. в журнале New England Journal of Medicine, — мы могли бы наблюдать незамедлительное и весьма существенное снижение распространения резистентных бактерий». Исследования показали, что количество бактерий на руках медперсонала составляет от 40 тыс. до 5 млн. Разумеется, многие из них — обыкновенные человеческие бактерии-«резиденты», но есть и другие, «бродячие» микробы, приобретенные в результате контакта с пациентом и нередко вызывающие вспышки внутрибольничных инфекционных заболеваний. В отличие от бактерий-«резидентов», которые находятся в глубоких слоях кожи, недавно подхваченные микробы «несложно удалить с помощью обычного мытья рук».
Хотя CDC и другие группы пропагандируют идею мытья рук по меньшей мере с 1961 г., исследования показали, что сотрудники сферы здравоохранения соблюдают эти требования «небрежно», зачастую в пределах 40–50 %. Это весьма печально, учитывая, что, по данным CDC, использование дезинфицирующих средств на спиртовой и мыльной основе «гарантированно пресекает вспышки заболеваний в медицинских учреждениях, снижает передачу антимикробно-резистентных организмов и уменьшает общие показатели инфицирования». Почему же мытьем рук пренебрегают? Сотрудники клиник называют разные причины, в том числе сухость и раздражение кожи, вызванные частым мытьем, неудобное расположение или нехватку раковин, сильную занятость, нехватку персонала и большой наплыв пациентов, незнание правил, забывчивость.
Надо отдать Голдману должное: при обсуждении причин небрежности сотрудников системы здравоохранения он старается быть справедливым. «Отчасти в этом виновата система», — пишет он, указывая, что больницы не должны настолько нагружать сотрудников, что тем некогда даже подумать о гигиене. Он добавляет, что в больницах необходимо проводить обучающие курсы для персонала, обеспечивать удобный доступ к спиртовым антисептикам и следить за тем, чтобы дозаторы с ними были всегда наполнены и в рабочем состоянии. Однако он предупреждает: если персонал продолжает пренебрегать гигиеной после того, как больница со своей стороны сделала все возможное, чтобы этого не происходило, «виновных следует призвать к ответственности».
Когда Игнац Земмельвейс 160 лет назад изложил похожие соображения своим сотрудникам — ничего не зная о микробах и обладая только интуитивным пониманием их невидимого присутствия, — он помог спасти бесчисленное количество женщин от смерти в результате родильной горячки. И хотя медицинское сообщество «вознаградило» его усилия полным бойкотом на протяжении следующих 30 лет, открытие Земмельвейса в конечном итоге подтолкнуло медицину вперед, заставило сделать один из первых маленьких шажков по направлению к открытию и подтверждению микробной теории.
С этой теорией — неважно, насколько убедительной, подтвержденной и актуальной в вопросах здоровья, болезни, жизни и смерти — многие из нас пытаются разобраться и сегодня.
ГЛАВА 4. Как избавиться от невыносимой боли: открытие анестезии
В мире высоких медицинских технологий, где традиционные врачебные навыки один за другим уходят в прошлое, вытесненные цифровыми помощниками, сенсорами и гаджетами, немногие жалеют — или вообще помнят — об утраченном искусстве раскалывания ореха.
Это досадно. Ведь если вы обладаете сноровкой — умеете оценить толщину скорлупы и рассчитать силу так, чтобы аккуратно расколоть орех, — возможно, в темные века медицины вы могли бы стать анестезиологом. Древнее руководство гласит: наденьте на голову пациента деревянную миску и ударьте, чтобы он потерял сознание, «с достаточной силой, чтобы расколоть миндальный орех, но не повредить череп».
Или, возможно, у вас есть особый талант деликатного удушения. Этот метод анестезии сегодня совершенно забыт: врачи перекрывали пациентам доступ к кислороду, доводя их до обморока, но стараясь не убить. Так делали ассирийцы перед обрезанием детей — несомненно, без предварительного письменного согласия пациентов. И этот же метод использовали в Италии до конца XVII века.
Конечно, в истории были и другие, менее травмоопасные способы избавить пациента от боли под ножом хирурга: опиумные препараты, снотворные семена белены, мандрагора (корень, похожий на человеческую фигуру, согласно преданию издающий громкий вопль, когда его вытаскивают из земли) и, разумеется, самое популярное во все времена средство — алкоголь.
К несчастью, все ранние методы анестезии имели три существенных недостатка. Они или не действовали, или убивали пациента, а порой и то и другое сразу. Настоящая анестезия — надежный и безопасный способ добиться частичной или полной утраты пациентом чувствительности с потерей или без потери сознания — была официально «открыта» только в 1846 г. Страшно подумать, скольким людям до этого момента пришлось перенести мучительнейшие процедуры, от удаления зубов до ампутации конечностей, практически без обезболивания. До середины XIX века главным вопросом, который задавал пациент при выборе хирурга, был такой: насколько быстро он работает. Скорее всего, вы предпочли бы видеть у операционного стола такого профессионала, как Уильям Чеселден или Жан-Доминик Ларрей. Первый, английский хирург, мог удалить почечный камень за 54 секунды; второй, главный хирург наполеоновской армии, производил ампутацию за 15 секунд.
Увы, ни анестезия, ни скорость хирургов не помогли Фанни Берни, знаменитой писательнице XIX века, чьи произведения позже вдохновляли Джейн Остен. Воспоминания Берни о пережитой без обезболивания серьезной операции можно уверенно назвать одним из самых ужасающих документов в истории медицины. 30 сентября 1811 г. врачи произвели мастэктомию, удалив Берни пораженную раком правую грудь. Процедура длилась около 4 часов. Берни как-то удалось выжить, и через 9 месяцев она описала все пережитое в письме к сестре. Единственной «анестезией», которую она получила, был ликер, а также то, что она узнала об операции всего за 2 часа до ее начала. Но и это ей не слишком помогло. «Эти два часа были исполнены ужаса, — пишет она. — Они показались мне поистине бесконечными».
Нетрудно понять и ощутить ужас, охвативший Берни в тот момент, когда она вошла в одну из комнат своего дома, подготовленную для операции. «При виде огромного количества бинтов, компрессов и губок мне стало немного дурно. Я ходила из угла в угол, пытаясь справиться с волнением, пока наконец меня не охватили полное оцепенение и безучастность. В таком состоянии я пребывала до того момента, как часы пробили три».
Вряд ли Берни почувствовала себя более уверенно, когда в комнате внезапно появились «семь человек в черном» — врачи и их ассистенты.
«Я ощутила возмущение, и это ненадолго вывело меня из оцепенения. Почему их так много, и без моего разрешения? Но я не могла произнести ни слова… Меня охватила сильная дрожь. Хотя она была вызвана скорее отвращением, которое рождали во мне приготовления, чем страхом боли».
Вскоре Берни уложили на операционный «матрас» и дали ей еще одно, последнее подобие анестезии: накрыли лицо льняным платком, чтобы она не видела, как проходит операция. К несчастью, платок не справился со своей незамысловатой функцией.
«Платок был тонким, и сквозь него я прекрасно видела, как вокруг моей постели собрались семеро мужчин и сиделка. Увидев, как блестит начищенная сталь инструментов, я закрыла глаза… На несколько минут воцарилось молчание. Должно быть, врачи осматривали меня и жестами отдавали распоряжения помощникам. О, до чего ужасное ожидание!»
А продолжение было еще ужаснее. До этого Берни полагала, что ей удалят небольшой фрагмент пораженной ткани, но теперь услышала, как врачи говорят о необходимости полностью удалить правую грудь. «Я вскочила, сбросила с себя платок и закричала… Я объяснила, в чем причина моих страданий…»
Доктора внимательно выслушали ее, но ответили «полным молчанием». Платок вернули на место, и Берни прекратила сопротивляться. Операция началась. Берни поведала об этом сестре в подробностях.
«Когда ужасная сталь вонзилась в мою грудь, рассекая вены, артерии, плоть и нервы… я начала кричать, и кричала без остановки все время, пока делали надрез. Странно, что этот крик до сих пор не звучит у меня в ушах, такой невыносимой была боль… Когда инструмент вынули, боль не уменьшилась, поскольку поток воздуха внезапно устремился к этим нежным частям, как масса крохотных, острых и зазубренных кинжалов, рвавших края раны».
Позже, «когда инструмент вынули во второй раз, я посчитала, что операция закончена — но нет! Снова начали резать, и это было еще хуже, чем раньше… о небо! Я чувствовала, как нож касается грудной кости и царапает ее!»
