Евгений Ясин - Приживется ли демократия в России
Событием, ознаменовавшим этот поворот, был I Съезд народных депутатов СССР. Альтернативные выборы и поражение большого числа официальных кандидатов КПСС, образование Межрегиональной депутатской группы – первой со времени разгона Учредительного собрания парламентской оппозиции, поступок омского депутата А. Казанника, уступившего Борису Ельцину свое место в Верховном совете и сорвавшего тем самым маневры реакционеров, – все это положило начало антикоммунистической революции, мощному демократическому движению, приведшему к поражению реакции в августе 1991 года. Этих дней страна не забудет никогда. Думается, настанет то время, когда Горбачеву поставят памятник как отцу-основателю российской демократии, как и другим выдающимся деятелям этой революционной эпохи – Ельцину, Александру Яковлеву, Гайдару, Чубайсу.
Через пропасть в три прыжка
Я полагаю, что в начале 1980-х годов страна оказалась перед пропастью слишком широкой, чтобы преодолеть ее одним прыжком, и поэтому понадобилось спускаться на дно ущелья, – и это сделал Горбачев. Возглавивший радикальное крыло правящей номенклатуры Яковлев играл роль русского Мэдисона, фигуры непубличной, но очень важной. Именно эта политическая группа подталкивала Горбачева к тем стратегическим шагам, совершение которых требовало настоящего мужества, даже если это было мужество неведения.
Далее требовалось пройти по зловонному дну пропасти, заложить основные механизмы развития новой демократической России и запустить рыночную экономику. Это сделал Ельцин, имевший смелость выбрать в качестве опоры молодых реформаторов – Гайдара и Чубайса. Подобно Горбачеву и Яковлеву, эти люди не могли рассчитывать на признательность современников. Но свою работу они тоже сделали.
Путину досталась задача поднять страну из пропасти, которой нельзя было миновать, и вскарабкаться вверх по обрыву. Сейчас уже очевидно, что ему вряд ли это удастся, а следовательно, карабкаться снова придется другим. О том, выбрались ли мы из пропасти или снова оказались в ней, можно будет судить не по удвоению внутреннего валового продукта и не по сокращению бедности до показателей 1990 года, а как раз по тому, сохранились ли и упрочились ли демократические завоевания, вкус которых живущие ныне поколения россиян ощутили в годы горбачевской перестройки.
Протодемократия
Надо, конечно, понимать, что та демократия не была настоящей демократией в том смысле, в каком о ней написано в главах 1–3. Имело место широкое демократическое движение, во главе которого вначале стояла либерально настроенная часть правящей номенклатуры, поддержанная интеллектуальной элитой, стремившейся избавить страну от коммунизма. Следом на первый план, как часто случается при революционных изменениях, вышли более радикально настроенные слои, призывавшие к активным действиям народные массы. Ельцина напрасно упрекают в том, что он начал свою политическую деятельность с борьбы против привилегий. Именно этот лозунг имел все шансы найти отклик у широких масс, чего нельзя сказать о либерализации цен или приватизации.
Созданные при Горбачеве политические институты – Съезд народных депутатов по образцу Съездов советов первой поры советской власти, Верховный совет, система выборов с квотами для различных общественных организаций, пост Президента-генсека – суть переходные формы, рассчитанные в большей степени на обеспечение плавного спуска, на преодоление сопротивления ортодоксов, чем на постоянное функционирование. Для Съезда и Верховного совета был характерен неразрешимый конфликт между «агрессивно послушным большинством» и меньшинством, которое все более активно поддерживали массы; конфликт, который могла разрешить только революция, ибо речь шла об отстранении от власти всей коммунистическо-бюрократической иерархии. Вместе с тем перспектива возвращения этих людей к власти казалась туманной, как не существовало и институтов, придающих устойчивость демократической системе. В. Крючков, фактически возглавивший путч 1991 года, вряд ли мог предположить, что после поражения его вскоре амнистируют по решению Верховного совета и с санкции все того же Казанника, теперь занимавшего пост Генерального прокурора. Сам Крючков, думаю, не простил бы своих противников.
Наличие подобного конфликта принципиально важно для понимания того, почему власти не удавалось запустить механизмы политической конкуренции, благодаря которой в демократической системе возникает равновесие, создающее основу для соглашений между партиями. Конфликты такого рода разрешаются лишь в ходе революции.
Не существовало и хорошо организованных политических партий. Не случайно «Демократическая Россия», способная в 1990—1991 годах собирать миллионные демонстрации и митинги, рассыпалась вскоре после поражения ГКЧП и начала рыночных реформ: исчез противник, исчезли и поводы для мобилизации масс. А ничего иного «Демократическая Россия» делать не умела.
Да, существовали свобода слова, свобода собраний, свобода ассоциаций, т. е. многие неотъемлемые признаки демократии, однако не появились еще устоявшиеся институты, отсутствовала привычка к демократии, не было опыта использования гражданами своих прав и свобод. Такая протодемократия по природе своей способна свергать тоталитарные режимы, однако способность к созиданию ей не свойственна, особенно если протодемократия сталкивается с болезненными реформами или спонтанными кризисами, неизбежными в процессе трансформации. Кроме того, протодемократический режим в стране, никогда не имевшей собственной демократической традиции, где граждане скорее склонны к покорности, бунту и воровству, нежели к отстаиванию своих прав и самоорганизации, обречен на полную или частичную неудачу.
Расставание с иллюзиями: Татьяна Заславская о I Съезде народных депутатов:
«Иллюзии начали рушиться на первом съезде, напоминавшем „табор“, раскинувшийся на четыре тысячи лет. Крики, шум, демонстрация себя, полное нежелание и неумение слышать других. А голос каждый имеет один, сам по себе ты просто незначим, да и всех „демократов“ было около ¼. Ни одно более или менее здравое решение не проходило. Несмотря на полное отсутствие средств и ускоряющийся спад производства, предлагались дорогостоящие социальные программы, рассчитанные на массовую поддержку. Даже частичная их реализация резко ускорила бы инфляцию и в конечном счете – ухудшила бы положение населения. Неквалифицированные Съезд, Верховный Совет, правительство не смогли противостоять популизму, что имело катастрофические последствия…
Наверное, в стране, где никогда не было демократии, ее возникновение требует времени. Помните, как была шокирована интеллигенция, когда М. С. Горбачев употребил выражение „так называемые демократы“. Я тоже почувствовала себя оскорбленной. А в скором времени и сама стала так говорить, ибо столько оказалось „примазавшихся“ к демократии…» (Заславская 2002: 89—90).
По меньшей мере до 1993 года, т. е. до принятия новой Конституции, в России имела место протодемократия, пока продолжалась антитоталитарная революция.
Революция
Исследование процессов трансформации российской экономики и общества необходимо включает в себя анализ революции 1989—1993 годов.
И. Стародубровская и В. Мау, разбирая само понятие революции как социального феномена, приходят к выводу, что, вопреки распространенному мнению, определяющим моментом революции является не насилие, но стихийность развития, неуправляемость политического процесса и слабость государства. Результаты революции обычно выходят за рамки намерений и интересов любой из участвующих в ней сил. Именно в революционные эпохи действуют мощные и в то же самое время слабо управляемые социальные механизмы. Можно определить некие переломные точки, развилки, когда подобные процессы оказываются по сути своей разнонаправленными (Стародубровская, Мау 2001: 313).
Слабость государства во время революции выражается в том, что власти оказываются не в состоянии, во-первых, ее предупредить (например, посредством своевременных реформ), а во-вторых, контролировать темпы и направленность самих перемен. Революция воспринимается населением прежде всего как утрата порядка, анархия. Вину за это обычно возлагают на тех или иных лидеров, но их в период революции чаще всего поднимает и уносит стихийной волной. Лишь немногим удается оседлать поток событий, точнее, угадать его направление, подняться вместе с ним на поверхность и иногда даже найти способ воздействовать на стихию.
Слабость государства проявляется: 1) в неспособности собирать налоги и, как следствие, перманентном финансовом кризисе; 2) в постоянных колебаниях проводимого курса, вынуждаемых давлением различных социально-политических сил и стремлением власти реагировать на это давление, маневрировать в целях самосохранения; 3) в наличии множества центров власти – двоевластии, сепаратизме или самовластии регионов; 4) в отсутствии общепризнанных правил игры. Стихийность делает невозможной демократию в описанном выше смысле: никто не знает, как будут действовать его оппоненты, каждый старается выиграть любой ценой, не стесняясь в средствах и не рассчитывая на сдержанность других. Известны слова Робеспьера: «Революция – это война между свободой и ее врагами; конституция – это режим уже достигнутой победы… Закон, таким образом, – это результат революции, а не та норма, с которой считаются во время революции. Революционное правление опирается в своих действиях на священнейший закон общественного спасения и на самое бесспорное из всех оснований – необходимость» (читай – революционную целесообразность) (Там же, 396).
