К. Воложанин - История Сибири: Хрестоматия
На государственных землях Сибири крестьяне быстро воссоздавали привычные для их родных мест на Русском Севере поземельные отношения относительной свободы. (С конца XVI в. и на протяжении XVII–XVIII вв. основу переселенцев составляли северорусские государственные – «черносошные» – крестьяне, хотя были и выходцы из других регионов.) «Попадая в Сибирь, северорусский крестьянин сохранял свои привычные представления о том, что земля принадлежит великому государю, а община – естественный и необходимый орган как в устройстве хозяйственной жизни, так и во взаимоотношениях с государственными властями. Поэтому воссоздание общины не месте нового поселения отражало норму общественного мышления… в сознании поселенца… она оставалась элементом постоянным».
В возникавших на государственных землях общинах сами землепашцы-дворохозяева избирали из своей среды главу общины – старосту. В больших общинах в помощь старосте избирали сотского и десятских, делопроизводство вел обычно земский дьячок, находившийся на жаловании у общины. Важную для государства функцию выполняли выборные целовальники. В сельских общинах они помогали в организации сбора и хранения налогов назначенным от воеводской администрации приказчикам; в городских общинах функции целовальников были гораздо более широкими, государство перекладывало на них немало имущественных и денежных проблем, с которыми само не могло справиться без помощи «мира». Все выборные лица отвечали своим имуществом за исполнение общиной своих обязательств перед государством, поэтому все мирские выборные должности были делом не только почетным, но и весьма обременительным. Должностные лица «мира» должны были регулярно (раз в один-два года) отчитываться перед общинным сходом и переизбираться. Это выполнялось не всегда, и воеводской администрации случалось напоминать о необходимости перевыборов, требуя каждый раз, чтобы кандидаты на связанные с имущественной ответственностью должности выдвигались из числа зажиточных дворохозяев. Как и на Русском Севере, в Сибири существовала иерархия общин: деревенские общины подчинялись сельской.
Воеводская администрация и земские «миры» в Сибири находились в обстановке постоянного сотрудничества и постоянного противостояния. Они неизбежно должны были сотрудничать в главной профессиональной сфере жизни пахаря – в сфере сельскохозяйственного производства. Организация полевых работ и сбора урожая на «государевой пашне» лежала как на мирских старостах, так и на воеводских приказчиках. Воеводская власть должна была помогать крестьянским общинам (особенно новым) в обзаведении лошадьми, инвентарем, иногда и семенами. Без общины невозможно было организовать сбор налогов и т. д. Но мирские организации Сибири имели определенные возможности противодействия воеводским притеснениям и незаконным поборам.
Крестьянские общины зачастую выступали здесь вместе с мирскими организациями служилых, посадских. Они имели право жаловаться царю на воеводские «неправды», и карьера многих сибирских воевод заканчивалась суровым розыском московских следователей по общинным челобитьям. Особенно значительные вспышки подобного противостояния, перераставшего в «бунты», происходили в 1648-1649 гг. в Томске, в конце XVIII в. – в городах и острогах Восточной Сибири. Однако эти богатые яркими эпизодами события не должны заслонять от нас будничного, повседневного сотрудничества общинных и воеводских властей в профессиональной сфере.
Вот как тобольский воевода Ю. Я. Сулешев представлял себе в 1624 г. создание нового земледельческого поселения – Чубаровой слободы государственных крестьян на р. Нице, в будущем весьма преуспевающего центра сельскохозяйственной округи. Местный туринский воевода С. Д. Апухтин должен был «называти на государя пашенных крестьян на Чубарово, охочих людей», выплачивая желающим немалую «подмогу»: по 12 руб. за каждую десятину будущей «государевой пашни»; а также рожь и овес на семена (лошадь пахаря стоила тогда рубля 4, крестьянский двор со всеми постройками и инвентарем – рублей 25). «Подмога» выдавалась одновременно с оформлением новой крестьянской общины, все члены которой давали на себя «поручные записи» в целевом расходовании денег и зерна. Община проводила выборы своих должностных лиц, которые тут же отправлялись с «сыном боярским» из числа воеводской администрации на место. Здесь же сообща обе стороны выбирали, где «пригоже устроити церковь и около церкви кладбище, и слободу, крестьяном под дворы, и под огороды, и под гуменники, и животине на выпуск, и чтоб вода была и лес были блиско, где б устроити государевы пашни „50 десятин“ и крестьянские поля. Затем новопоселенцы должны были „всем миром“, сообща лес рубити, хоромы рубити и ставити всем крестьяном». Пионерное сельскохозяйственное освоение леса и девственных земель осуществлялось обычно подобным совместным трудом «всего мира»; но затем вскоре устанавливался «захватно-заимочный» порядок землепользования, когда каждая крестьянская семья в соответствии со своими трудовыми возможностями осваивала пустующие территории, зачастую распространяя при этом свои «отхожие пашенки» на десятки верст от первоначального поселения.
География и темпы распространения в Сибири русского земледелия зависели от ряда важных причин, как почвенно-климатических, экономических, так и, особенно, военно-политических. Как уже говорилось, земледельческой колонизации Сибири предшествовало торгово-промысловое ее освоение, когда главной целью была ценная пушнина. Продвижение шло вдоль речных путей, первоначально – в таежной и тундровой зоне в нижнем течении Оби и Енисея, их притоков. Здесь возводились первые города и остроги, а для обеспечения их населения продовольствием и возникали первые пашни. Плодородные степи юга Западной Сибири были для русского пахаря практически недоступны почти весь XVII в. из-за постоянных набегов кочевников, и лишь в XVIII в. начинается их успешное освоение.
Процесс сельскохозяйственного освоения Сибири привел к складыванию в XVII в. пяти земледельческих районов: древнейшего Верхотурско-Тобольского и затем Томско-Кузнецкого, Енисейского, Ленского и, начиная с 1650-х гг. Забайкальско-Амурского.
Освоение земель по среднему течению р. Туры и ее притоку Нице началось с создания в 1600 г. Туринского острога, куда по указу Москвы было переведено несколько крестьянских семей из слишком северного для успешного земледелия Пелыма. Процесс вольнонародной и государственной колонизации шел в этом районе чрезвычайно быстро, сельскохозяйственные слободы, села, деревни, заимки распространялись на восток и на юг – на нижнюю Туру и ее приток р. Пышму вплоть до устья Туры у Тюмени. А после ослабления в средине XVII в. военной угрозы со стороны кочевников, русские пашни стали энергично умножаться по берегам р. Исети и по ее притоку Миасу. С возникновением в 1659 г. на берегу р. Тобола Ялуторовской слободы стали осваиваться удобные земли вверх по Тоболу, и к концу XVII в. южная граница земледелия проходила здесь по верховьям Миаса через Утятскую слободу на Тоболе к Абацкой и Коркиной слободам на нижнем Ишиме и далее к г. Таре на Иртыше. В XVII в. в Верхотурско-Тобольском регионе возникло 80 крупных земледельческих слобод, и он надолго стал основой всего сибирского хлебопашества. К концу XVII – началу XVIII в. здесь было более 10 тыс. дворов землепашцев, из них почти 8300 дворов крестьянских (хлеб сеяли также многие служилые, посадские).
С начала XVII в. начинается развитие второго земледельческого района Сибири – Томско-Кузнецкого. Уже в царском наказе 1604 г. первым томским воеводам Г. И. Писемскому и В. Ф. Тыркову подчеркивалась необходимость скорейшего заведения пашни под новым «Томским городом». Вскоре возникли первые пашни по берегам близким к новой крепости речкам Ушайки, Басандайки и др., а строительство в 1618 г. Кузнецкого острога позволило начать продвигать земледелие на юг, по притокам Томи, Сосновки, Искитиму, Паче, Лебяжьей. Пашни стали возникать и севернее Томска по Томи и ее притоку Поросе и по Оби севернее и южнее впадения в нее р. Томи, а в конце XVII в. – в бассейне р. Ини, правого притока Оби (после откочевки оттуда к югу телеутов).
В этот второй земледельческий район Сибири власти перевели немало крестьян из более западных сибирских уездов, были и ссыльные. Но сюда же начинают направляться и потоки вольнонародной крестьянской колонизации, которая в следующие столетия будет все усиливаться. Однако к началу XVIII в. этот регион еще нельзя назвать крестьянским: в 1706 г. в Томском уезде насчитывалось лишь 543 крестьянских двора (из них 42 – монастырских), что составляло лишь 30 % от
1800 земледельческих дворов региона. Запашка служилых и посадских существенно превосходила здесь по размерам крестьянскую.
Более значительным по масштабам сельскохозяйственного производства, вторым по этому показателю в Сибири XVII в., стал Енисейский район. Земледелие здесь развивалось под защитой основанного в 1619 г. Енисейского и через 9 лет Красноярского острогов. Границы запашек по Енисею на юге и севере определялись именно этими двумя городами весь XVII в., лишь на севере осваивались земли и несколько ниже Енисейска, до впадения в него справа р. Пит. Но одновременно земледелие здесь интенсивно развивалось на восток, особенно вдоль основного сибирского пути по Верхней Тунгуске, Илиму и Ангаре (где возникли в 1631 г. Братский острог и в 1651 г. Иркутское зимовье) до самого Байкала. Первыми земледельцами здесь стали ссыльные, а также крестьяне, переведенные правительством из Западной Сибири, но уже в 1640-х гг. появилось немало вольных переселенцев. Позднее, с 1660-х гг. начали возникать деревни по енисейскому левобережью: рекам Кемь, Белая, Кеть. Но южнее, на плодородных землях Минусинской котловины, русское земледелие смогло распространиться лишь в XVIII в., когда прекратились набеги киргизских князцов. В начале XVIII в. на землях Енисейского земледельческого района занималось хлебопашеством более 2500 дворохозяев разных сословий (из них крестьян – немногим более 900).
