Евгений Стригин - От КГБ до ФСБ (поучительные страницы отечественной истории). книга 1 (от КГБ СССР до МБ РФ)
1.9.9. Оставим слова о тяжелом житье сотрудников госбезопасности, а вот на вопрос о расшатываемости ответ прост: в борьбе за власть хороши все способы — так думали и думают многие претенденты на государственную власть. Когда большевикам нужно было развалить русскую армию в 1917 году, они поддерживали любые акции, направленные на ее подрыв. Когда они пришли к власти, почти сразу под угрозой расстрела стали гнать солдат в атаку и восстанавливать дисциплину. Взгляните на эпиграф к этой книге, ведь устами автора озвучена истина.
И расшатывание КГБ СССР как аппарата, поддерживающего «коммунистическую» власть, продолжалось. С сожалением писал Леонид Млечин о том, что опыт разгрома органов госбезопасности в бывших социалистических странах Европы не был применен в СССР. Там доступ к архивам госбезопасности получили антикоммунисты. А в СССР время от времени КГБ раскрывал свои архивы, когда хотело показать сущность некоторых из новых соискателей власти. «У нас ситуация другая, — писал Л. Млечин. — КГБ не распущен и не реформирован. Верховный Совет СССР упустил свой шанс. Со старых папок можно сдуть пыль и пускать в дело. Но воспользоваться ими смогут не все, а только те, кого владелец архивов сочтет достойными. Своих сексотов, агентов, платных доносчиков фирма, разумеется, в обиду не даст. А случайно замазавшегося человека может погубить».[124] Губить по одиночке оказывается нельзя, нужно всех скопом. Какой он кровожадный.
Кстати, о всплывающих иногда сведениях по негласному сотрудничеству с КГБ мы еще будем разговаривать. Но это потом.
Что же касается первого чекистского закона, то, кто только ни прошелся по нему и кто только его ни поддержал. Знали бы они, что жить этому закону с гулькин нос. Скоро и самого КГБ не будет. Не пройдет и полгода. Опасность ситуации в руководстве КГБ СССР стали уже понимать. А думать об этом нужно было раньше, гораздо раньше.
1.10. «Силовики» встревожились
1.10.1. Важным событием середины 1991 года были выборы Президента РСФСР. Борис Николаевич и через годы помнил, что Горбачев изо всех сил пытался не допустить его избрания.[125] По сути дела, это были первые после десятилетий свободные выборы в стране. Мелкие неточности и давление не в счет. Скоро, через тройку лет и не такое будет.
Ельцин выиграл довольно убедительно (фальсифицировать народные симпатии тогда еще не научились) и тем самым косвенно нанес удар по Горбачеву, которого Президентом избрали послушные депутаты, а не народ.
«После проведения выборов Президента Российской Федерации 12 июня 1991 года и избрания на этот пост Б. Ельцина развал Советов вышел на финишную прямую», — так охарактеризовал этот период Владимир Крючков.[126]
Сам же герой дня — Б.Н. Ельцин писал, что большая часть российского общества подошла к июню 91-го с ощущением финала советского периода истории.[127] Народ за несколько лет безуспешных ожиданий и несбывшихся надежд был дезориентирован и надеялся только на чудо.
Ох, уж эти выборы. «Еще никогда из сферы полезного труда не было такого изъятия трудовых ресурсов. Мы сходим с ума. Съезды, проходящие в три этапа, городские сессии, форумы народных депутатов, не уступающие по продолжительности кругосветному путешествию».[128] И пока депутаты заседали…
1.10.2. В стране волнами шли митинги и забастовки. Весной 1991 года началась новая серия забастовок шахтеров. Все это сказывалось на ритмичности работы экономики и ухудшало социальный климат в стране.{73}
Масло в огонь подливали и политические амбиции. По словам председателя КГБ СССР Крючкова: «В марте 1991 года в Москве состоялась своеобразная «проба мускулов». Организаторы так называемого демократического движения решили провести демонстрацию силы. Лозунги, объявленные заранее, — «На Кремль», «Долой Президента», «Долой правительство» — характеризовали намерение не каких-то отдельных лиц, а всего движения в целом. Создавалась опасная обстановка».[129] Так дальше жить нельзя — это понимали многие. Но вот как жить представляли все по-разному.
Общество раскалывалось, экономика деградировала. Все двигалось к катастрофе. Ощущение как в 1917 году, когда после эйфории февраля подходила осень отрезвления. Политические свободы 1989 года лишь на короткое время заменили насущные нужды, а потом с еще большей скоростью все стало падать в обрыв.
1.10.3. В середине 1991 года произошло довольно важное и интересное событие в зале заседания Верховного Совета СССР. Премьер-министр Павлов выступил в Верховном Совете СССР с сообщением о политическом и экономической состоянии страны. Павлов сделал лейтмотивом своего выступления требование чрезвычайных полномочий для Кабинета министров.
Б.Н. Ельцин, вспоминая то время, скажет: «Новый премьер Павлов за период с апреля по июнь очень резко обозначил независимость своей позиции, «особое мнение» по многим экономическим и политическим вопросам, противодействие общему курсу горбачевской администрации.[130] Различие понимали многие.{74}
Позже совместно выступили председатель КГБ СССР, министр обороны СССР и министр внутренних дел СССР. Не менее резко, чем премьер-министра выступил В.А. Крючков, сказавший: «… Наше отечество находится на грани катастрофы…..
Главная причина нынешней критической ситуации кроется в целенаправленных, последовательных действиях антигосударственных, сепаратистских и других экстремистских сил, развернувших непримиримую борьбу за власть….
Эти силы открыто взяли курс на захват власти в стране. Для реализации своих амбициозных планов они не остановятся перед попытками ввергнуть страну в пучину крайнего обострения обстановки».[131]
1.10.4. После подобной речи вполне уместно сказать, что мосты уже сожжены. Зная теперь, что за первым летним месяцем последует последний месяц лета, не сложно заметить, что в июне те же лица, попытались получить практически те же самые полномочия, которые через два месяца они получили на три августовских дня.
А Президента Горбачева как всегда в ответственный момент нет в эпицентре события (т. е. не в зале заседания). Согласованы ли были с ним выступления премьера и «силовиков»? Если согласованы, то это вполне в духе Горбачева, дать согласие, потом его забрать, сделав вид, что ничего не давал.
Если нет, то Горбачев получает убедительное доказательство подготовки к его постепенному отстранению от власти. Надо быть глупцом, чтобы не понять это. Практически это уже начало заговора. Но первая версия гораздо более вероятна.{75} Однако, не будем забегать вперед.
1.10.5. Небезызвестный Г.Х. Попов в это время якобы получает от некого знакомого сообщение о том, что после предоставления дополнительных полномочий будет сделана попытка ввести чрезвычайное положение, направленное против Ельцина.{76} По совету Евгения Савостьянова он решил обратиться в посольство США{77}. Обратим внимание на мелкий, но характерный факт. В мелочах вообще сущность проявляется очень часто. Будущий заместитель министра безопасности (Савостьянов) уже тогда советовал в трудную минуту обращаться в иностранное посольство.{78}
Посол принял мэра Москвы. Попов, соблюдая конспирацию (КГБ прослушивает резиденцию посла), сообщает версию о заговоре против Ельцина. Посол обещает передать информацию в Вашингтон (Президент России был в тогда в США{79}).
Тем временем дебаты в Верховном Совете СССР подходят к концу. Дальнейшие события в изложении Попова выглядят следующим образом: «После перерыва, когда вот-вот должно было состояться голосование, исход которого был предрешен, произошло неожиданное. Появился на сессии Президент Горбачев и попросил слово. Я не помню точно его речь, но смысл ее был очевиден: он считает просьбу Павлова о дополнительных полномочиях объяснимой, но в данный момент все же можно формальное решение не принимать, ограничившись тем обменом мнений, который состоялся».[132]
Версию о встрече Горбачева с послом США подтверждает помощник Горбачева Черняев. Горбачев демонстративно назвал посла товарищем, подчеркнув тем самым хорошие отношения. Выслушал предупреждение о том, что 21 июня будет предпринята попытка отстранить его от власти и рассмеялся. Но посла и президента США поблагодарил за заботу.[133] Вот она истинная дружба. Правда, потом друг Джордж точно также будет дружить со злейшим врагом Горбачева — Ельциным. Такая вот дружба бывает среди глав государств. Принцип (враг моего друга — мой враг) здесь действует по-особому.
