Элисон Уэйр - Французская волчица — королева Англии. Изабелла

Уже весной 1308 года всем было хорошо известно о противостоянии королевы и Гавестона, а также о ее союзе с его врагами. Монах по имени Роджер Олденхем, столкнувшись с избранием на пост аббата в Вестминстере кандидата, выдвинутого Гавестоном, призвал своих братьев воззвать к королеве Изабелле, признавая, что она из ненависти к Гавестону сделает абсолютно все, чтобы отменить это избрание, прибегнув к поддержке короля Франции и папы римского; «ибо во всем, что касаемо Гавестона, королева, графы, папа и король Франции желали бы препятствовать».{186}

Филипп был сердит на зятя не только из-за Гавестона, но и из-за плачевного финансового положения Изабеллы. Помимо возмутительного нежелания Эдуарда обеспечить ее постоянным содержанием, она не получала даже небольших сумм на ежедневные расходы из казны или королевского Гардероба. Не имея отдельного хозяйства, она оказалась в полной зависимости от короля. К обиде практической добавилось еще и оскорбление, поскольку за все время супружества муж не преподнес ей ни одного подарка и не выказывал никаких знаков внимания, если не считать трех случаев, когда ради нее он помиловал осужденных преступников.{187}

Со своей стороны Филиппу пришлось собрать, повысив налоги, сумму в 200 000 фунтов, обещанную в приданое Изабелле. Эта мера вызвала много жалоб в стране, многие подданные отказывались платить.{188} Но от мужа королева явно не получила ни гроша, хотя он не прекращал осыпать Гавестона землями, дарами и денежными пожалованиями. Не удивительно, что Филипп негодовал и был готов способствовать объединению противников Гавестона в мощную партию.{189}

Как ни оттягивал решение Эдуард II, но у него и без того было достаточно проблем, и приобрести нового врага в лице тестя ему не улыбалось. Потому 14 мая он назначил графства Понтье и Монтрейль в качестве источника доходов для Изабеллы с тем, чтобы «дражайшая супруга Изабелла, королева Англии, была обеспечена, как того требуют честь и приличия, всем необходимым для жизни, равно как и средствами для приобретения драгоценностей, даров и всего, что может потребоваться». Кроме того, он направил Ричарда Роксли «сенешалем в эту провинцию, дабы доверенные лица королевы могли мирно вступить во владение поместьями».{190}

Сделано это было весьма своевременно, поскольку в тот же день анонимный автор письма доложил, что король Филипп и его сестра, королева Маргарита, отправили Линкольну и Пемброку 40 тысяч фунтов на финансирование кампании по изгнанию Гавестона.{191} Маргарита и сама пострадала от алчности фаворита; живя в Уилтшире, вдовствующая королева, по-видимому, следила за событиями при дворе, и то, что ей довелось услышать, несомненно, побудило ее лично написать Филиппу, высказывая озабоченность ростом влияния фаворита и отрицательным воздействием этого на положение племянницы. Однако, как и рассчитывал Эдуард, Филипп несколько смягчился, узнав, что дочь теперь хорошо обеспечена.

Вмешательство французского короля сказалось и с другой стороны: 18 мая Эдуард, осознав, что оппозиция теперь стала слишком могущественна, чтобы ее игнорировать, уступил требованиям Парламента, согласившись лишить Гавестона титулов и изгнать его из королевства в день середины лета, 24 июня.{192} Для того, чтобы не дать Эдуарду увильнуть от исполнения слова, архиепископ Уинчелси предупредил, что если Гавестон останется в Англии хотя бы на час дольше, то будет отлучен от церкви.{193}

4 июня Эдуард, Изабелла и Гавестон вместе уехали в Лэнгли — но Изабелла, похоже, пребывала там в одиночестве, поскольку в оставшиеся до срока дни ее муж проводил с Пирсом почти все время.

Лэнгли, поместье, прежде принадлежавшее Элеоноре Кастильской, было любимой резиденцией короля; приятный загородный дом располагался на невысоком холме над берегом реки Гэйд, в 6 милях от Сент-Олбенса, окруженный парком площадью 8 акров и 120 акрами сельскохозяйственных угодий. В 1308 году Эдуард основал в парке приорат доминиканцев. В садах произрастали плодовые деревья и лозы, а дом, возведенный посреди трех дворов, был устроен со всеми новейшими ухищрениями: личные покои состояли из многих комнат, в королевских спальнях имелись камины. Парадный зал украшали пятьдесят четыре раскрашенных щита, на стенах красовались сверкающие золотом и киноварью росписи, изображающие рыцарей на турнире. Там был даже встроенный орган. Комнаты Изабеллы, вероятно, те самые, где жила когда-то королева Элеонора, выходили окнами на Главный двор — большая комната-спальня, средняя комната и крытая аркада, все выложенные плиткой. Гардеробная примыкала к спальне, этажом ниже располагалась кладовая, была даже ванная комната, устроенная еще в 1279 году для королевы Элеоноры.{194}

Пребывая в Лэнгли, уже 7 июня, король в очередной раз подарил Гавестону замки и поместья, а также земли в Гаскони. Это свидетельствует, что, по его мнению, ссылка не должна была продлиться долго.{195} Затем 16 июня, к великому огорчению баронов, он назначил фаворита наместником Ирландии с полномочиями вице-короля.{196} В тот же день с обескураживающей наивностью он написал своему «дражайшему лорду и отцу», королю Филиппу, прося уговорить своих вельмож, чтобы те пришли к согласию с Гавестоном, и папе, прося его аннулировать угрозу Уинчелси об отлучении Пирса.{197}

Изабелла оставалась в Лэнгли, когда Эдуард отправился провожать Пирса в Бристоль — где тот сел на корабль, направлявшийся в Дублин.{198} В день его отъезда, 25 июня, король присвоил титул графа Корнуолла самому себе до той поры, когда его возлюбленный вернется.{199}

Во время службы в Ирландии Гавестон проявился себя как деятельный и успешный чиновник. Он подавил два мятежа, казнил предводителей, восстановил фортификации в королевских замках и завоевал поддержку ирландской знати щедрыми дарами.{200} Эдуард снабдил его пустыми бланками королевских грамот, позволив использовать их по собственному усмотрению;{201} по сути, Гавестон управлял островом как настоящий сюзерен.

После отъезда Гавестона бароны заставили Эдуарда уволить нескольких служащих и вывести из совета Хьюго Деспенсера, заявив, что тот оказывает на короля нежелательное влияние.{202}

Эдуард жестоко страдал от разлуки с Гавестоном и на протяжении следующих четырнадцати месяцев изо всех сил пытался уговорить баронов согласиться на его возвращение, склоняя их к этому «одного за другим богатыми дарами, обещаниями и лестью».{203} Начал он с того, что купил верность своего племянника Глостера, пожаловав ему обширные поместья; затем взялся обрабатывать других и сумел достичь соглашения с Херефордом и Линкольном. После этого большинство оппозиционеров также пожелали вступить в переговоры.{204}

Тем временем Изабелла перебралась в Виндзор, и Эдуард присоединился к ней 8 июля. Вскоре, 14 июля, она без него отправилась в короткое паломничество к гробнице Беккета в Кентербери.{205}

Вероятно, Изабелла находилась в Нортхэмптоне, когда там 4 августа открылось заседание Парламента. Теперь отношения Эдуарда с баронами заметно наладились{206}, и несколько позже в том же месяце Изабелла, явно действуя по указаниям мужа, устроила для них большой праздник в Вестминстере.{207}

В ответ на письмо Эдуарда от 16 июня король Филипп в сентябре прислал в Англию своего брата Эвре и епископа Ги де Суассона; им предстояло помочь в укреплении согласия между Эдуардом и его лордами, улучшив тем самым и положение Изабеллы.{208} Король обедал с Эвре 21 сентября{209} и, вероятно, обсудил возможности и последствия возвращения Гавестона. Вскоре после этого в Англию прибыли посланцы папы, также настроенные на мирное решение конфликта. Хотя теперь Эдуард помирился с большинством ведущих аристократов, он все еще наделял отсутствующего Гавестона важными должностями и в конце октября отправил Роджера Мортимера помогать ему в Ирландии.

Однако к ноябрю обозначился разрыв между королем и Томасом Ланкастером. Граф отказался признавать королевские грамоты, и источник королевского патронажа внезапно пересох.{210} Из этого следует, что произошла какая-то ссора — возможно, Ланкастер догадался, что. Эдуард интригует в пользу возвращения Гавестона. Хотя прошло еще несколько месяцев, прежде чем Ланкастер окончательно примкнул к баронской оппозиции, потеря такого могущественного сторонника вскоре обернулась катастрофой для Эдуарда. Как ни старались историки расписать предполагаемое сочувствие Ланкастера его племяннице Изабелле, реально у нас практически нет доказательств, что он особо заботился о ней.