Мозохин Борисович - Право на репрессии: Внесудебные полномочия органов государственной безопасности (1918-1953)
2 сентября 1931 г. ОГПУ отчитывалось перед Политбюро о проделанной работе по противопожарной безопасности за 1931 г. Экономическое управление ОГПУ за это время обследовало свыше шести тысяч предприятий. За непринятие противопожарных мер с августа 1930 г. были привлечены к ответственности 487 человек.
Из них были осуждены на разные сроки 284 человека, переданы в суды — 159, переданы в парторганы — 30, прекращено следствие в отношении 14 человек[106].
Президиум ЦИК СССР 27 июня 1927 г. в целях урегулирования вопроса о расселении перебежчиков, т. е. лиц, прибывших в СССР с нарушением правил въезда, а равно лиц, покушавшихся на переход границы из СССР на территорию иностранного государства, издал постановление, согласно которому тем из нарушителей границы, в отношении которых ОГПУ признавало необходимым произвести расселение по территории СССР, с освобождением из-под стражи предоставлялось право выбора места жительства по своему усмотрению, за исключением 13 районов и местностей: во всех пограничных губерниях СССР, в Московском военном округе, Ленинградском военном округе и др.
ОГПУ было предложено к 1 июля 1927 г. направить из вышеуказанных районов в разрешенные для проживания перебежчиков местности всех перебежчиков моложе 50-летнего возраста, не состоявших в РКП(б) и ВЛКСМ, нелегально прибывших из-за границы начиная с 1924 г. на момент издания постановления.
Вместе с тем разрешение на проживание перебежчикам в запрещенных районах могло дать ОГПУ, но в исключительных случаях[107].
19 января 1934 г. Политбюро ЦК принимает решение применять ко всем участникам вооруженных грабежей высшую меру наказания, а лиц, дважды и более судимых за последний год за кражи, а также лиц, имеющих приводы за хулиганство от двух и более раз в течение последнего года, высылать из Москвы и области по указанию Коллегии ОГПУ в отдаленные места. По отношению к нищенствующему и деклассированному элементу предлагалось применять высылку по месту жительства в спецпоселки ОГПУ и концлагеря[108]. Ответственность за экономические трудности, неизбежные в условиях нового хозяйственного строительства, сталинское руководство начиная со второй половины 20-х гг. стремилось взвалить на «классовых врагов», «саботажников», «вредителей», старых буржуазных специалистов, необходимость привлечения которых к хозяйственной жизни страны требовал в свое время Ленин.
В совершенно секретном циркуляре ОГПУ, направленном лично полномочным представителям ОГПУ и начальникам губернских отделов ОГПУ в августе 1928 г., указывалось, что основным методом диверсии является техническое вредительство при помощи контрреволюционных организаций, состоявших из наиболее крупных инженеров той или другой отрасли промышленности.
«Эти инженеры, — говорилось в циркуляре, — образуя техническую головку предприятия и будучи связаны с заграницей, как с организациями своих старых хозяев, так и генеральными штабами иностранных держав, прежде всего Франции и Польши, планомерно ведут работу по подрыву обороноспособности страны, по сокращению сроков интервенции и по созданию кризисов то в угольной промышленности, то на транспорте, то в металлургии и т. д. в целях свержения советской власти и срыва социалистического строительства»[109]. Подробно расписывалось, как вести дела, чтобы создавалась видимость существования крупных антисоветских организаций. При рассмотрении этих дел внесудебными органами организовывать «дела» можно было всем кому угодно.
Как следствие возбуждаются «дела», подобные Шахтинскому, Югостали, Народного комиссариата путей сообщения (НКПС), Промпартии и другие, ставившие задачи по разгрому «контрреволюционных организаций». В том же документе написано: «Было бы преждевременно считать, что с контрреволюционными организациями шахтинского типа покончено, наоборот, основная масса работы еще впереди».
Уже в то время в ЦК РКП(б) возникали сомнения в существовании такой организации. В записке М. П. Томскому от 2 февраля 1928 г. К. Е. Ворошилов пишет: «Миша, скажи откровенно, не вляпаемся мы при открытии суда в Шахтинском деле. Нет ли перегиба в этом деле местных работников, в частности краевого ОГПУ». На что М. П. Томский ответил: «По Шахтинскому и вообще по угольному делу такой опасности нет. Это картина ясная. Главные персонажи в сознании. Мое отношение таково, что не мешало бы еще полдюжины коммунистов посадить»ш. В настоящее время все эти дела пересмотрены, лица, проходящие по ним, реабилитированы.
Г. М. Кржижановский, не веря в эти процессы, направил в Политбюро письмо, в котором спрашивал, имеют ли право руководители партии присутствовать на допросах обвиняемых. Политбюро ЦК на своем заседании от 25 апреля 1930 г. разъяснило ему, что члены ЦК и ЦКК имеют право присутствовать на допросах арестованных[110].
В начале 30-х гг. был организован показательный процесс над представителями английской фирмы «Виккерс Метрополитен», которым вменялись в вину шпионаж, диверсии, вредительство и т. д. Вместе с шестью англичанами по процессу проходили и двенадцать граждан СССР.
О настроениях ИТР, рабочих и служащих предприятий и учреждений Москвы в связи с процессом ежедневно руководству ОГПУ готовилась сводка. Отношение к этому процессу противоречивое. Интересно высказывание директора завода « Каучук» Вольпе: «Я уважаю Сталина за то, что он сумел построить такую организацию, которая подчиняется его малейшему движению. Этот процесс тоже вовремя выпущен в свет. Плохо стало с электроснабжением, стали в Харькове аварии станций, бац, выпускаются вредители, плохо стало с хлебом, голодает чуть ли не вся Россия, бац, выпускаются в свет вредители сельского хозяйства. Вообще все это ловко устроено».
Таким образом, уже в начале 30-х гг. распространяется миф о врагах, который, без всякого сомнения, сыграл в дальнейшем свою роль, воздействуя на сознание масс[111].
Свертывание НЭПа и становление командно-административной системы управления надо было как-то объяснить. И это объяснение было найдено в засилье многих вредительских организаций в экономике страны. Именно поэтому ОГПУ перестраивает свою работу организационно и оперативно. С таким расчетом, чтобы «борьба с экономической контрреволюцией и шпионажем была выдвинута на первый план как основная задача деятельности ОГПУ в области обслуживания хозяйства союза», что не должно было повлечь за собой ослабление работы по выявлению крупных хозяйственных преступлений в промышленности, торговле, кооперации, финансах[112].
У сотрудников ОГПУ возникали сомнения в существовании контрреволюционных организаций. Это дошло до И. В. Сталина. 16 сентября 1929 г. он направил В. Р. Менжинскому письмо, в котором предупредил его о болезненных явлениях в организациях ГПУ и высказал недовольство, что у чекистов взят курс на развернутую самокритику внутри ГПУ. По его словам, такие же ошибки были допущены в военном ведомстве. И. В . Сталин предупредил, что это грозит разложением ГПУ и развалом чекистской дисциплины. Он попросил В. Р. Менжинского проверить эти факты, и, если они подтвердятся, принять решительные меры против этого зла[113]. И. В. Сталину нужен был «карманный орган» государственной безопасности, выполнявший только его решения.
Вопросам ведения следствия в органах безопасности высшее партийное руководство уделяло большое внимание. Так, еще 29 декабря 1923 г. Политбюро ЦК РКП(б), рассматривая вопрос о борьбе с бесхозяйственностью и должностными преступлениями, постановило дать партийную директиву НКЮ и Верхсуду РСФСР, а также Московскому и Петроградскому губсудам, в которой в целях большего воздействия после судебного рассмотрения дел о хозяйственных и должностных преступлениях на оздоровление хозяйственных и советских органов было предложено ускорить ведение таких дел. При этом, выделяя главных виновников, необходимо было выявлять и побочные обстоятельства для привлечения к ответственности и более мелких соучастников. Предлагалось заслушивать дела, как правило, не позднее чем через три месяца со дня поступления их в следственные органы.
Политбюро просило максимально сократить формальности в судебных и следственных инстанциях, поручив Д. И. Курскому и Ф. Э. Дзержинскому внести в СНК соответствующий проект постановления[114].
Однако, несмотря на сокращение формальностей, из поступающих с тех мест на предмет внесудебного рассмотрения в Коллегии ОГПУ дел усматривалось, что в большинстве случаев обвинительные заключения не отвечали требованиям, указанным в ст. 210 УПК РФ.
Резолютивная часть следовала ранее описательной; в описательной части весьма сжато указывались обстоятельства дела с непоследовательным изложением фактов, установленных при производстве следствия по делу. Отсутствовали ссылки на номера листов показаний обвиняемых и свидетелей.
