Георгий Зуев - Историческая хроника Морского корпуса. 1701-1925 гг.
Неудивительно, что часто, вопреки положению Морского устава, утверждающего, что гардемарин ранее 7 лет службы не может быть хорошим мичманом, практиковалось как досрочное производство в следующий воинский чин, так и в более поздние сроки. Реальное пребывание в звании гардемарина зависело от целого ряда причин, но главными из них все же оставались способности кандидата и наличие свободных мичманских должностей. Поэтому в истории гардемаринской роты встречались случаи, когда вместо положенных семи лет некоторые гардемарины становились мичманами через 3-4 года, другие же задерживались в звании гардемарина по 20 лет и более.
В соответствии с положением Морского устава гардемарины должны были в течение 7 лет служить как солдаты, и лишь по прошествии этого периода после аттестации они получали право на производство в первый офицерский чин.
Подобная длительная система обучения гардемарин, соединявшая теоретические занятия с практическим изучением морского дела, дала возможность Петру I в относительно короткое время организовать качественную подготовку знающего и опытного офицерского состава флота, что в конечном счете позволило резко сократить набор иностранцев на русскую службу, а затем правительственным указом в январе 1721 года вообще прекратить их прием.
Огромное значение для формирования офицерского состава имело установление императором постоянных должностей и чинов в соответствии с выполняемыми обязанностями. Согласно утвержденной в 1722 году «Табели о рангах», все сухопутные, морские и гражданские чины были разделены на 14 рангов (сословий).
Во флоте они носили следующие названия: унтер – лейтенант, лейтенант, капитан-лейтенант, капитан III, II и I ранга, капитан-командор, шаутбенахт (контр-адмирал), вице-адмирал, адмирал, генерал-адмирал. С 1732 года новым офицерским чином стал и чин мичмана.
Главным условием служебного повышения при Петре I стали приобретенные кандидатом на чин знания, опытность и проявленные достоинства. Поэтому в петровские времена было принято, что все, независимо от происхождения, должны начинать службу от низших чинов, то есть с исполнения матросских и унтер-офицерских обязанностей.
Право производства гардемарин в офицеры принадлежало царю, совершалось его указом. При Екатерине II Адмиралтейств-коллегии разрешили присваивать воинские чины до капитана II ранга включительно. Производство обер-офицеров по-прежнему оставалось прерогативой императора. Документом, подтверждавшим воинский чин, являлся выданный офицеру «Патент».
К сожалению, следует отметить, что после смерти Петра I производство гардемарин в офицеры резко замедлилось. Положение высочайшего указа при назначении и производстве в мичманы и унтер-лейтенанты выпускников гардемаринской роты практически не выполнялось. Теперь чаще всего служебное положение и порядок получения чинов зависели не от знаний и достоинств кандидата, а от знатности рода и протекционизма. Кроме того, начиная с 1737 года производство гардемарин в офицерские чины вообще временно приостановили.
В конце 1748 года Адмиралтейств-коллегия, напоминая Сенату о своих неоднократных просьбах возобновить производство гардемарин в офицерские чины, с тревогой извещала о создавшейся на флоте критической ситуации с кадрами. Подобное положение болезненно сказывалось на продвижении по службе гардемарин, особенно из незнатных дворянских родов, без состояния и постоянного дохода. Им приходилось продолжительное время оставаться флотскими унтер-офицерами, получать небольшое жалованье, довольствоваться полуторной матросской порцией пищевого довольствия и иметь при этом лишь одно преимущество перед нижними чинами – принимать пищу не из общего котла с матросами, а из индивидуальной посуды. В портах гардемаринам приходилось подолгу жить в примитивных условиях и снимать комнаты у матросов или мастеровых. Многие из гардемарин, несмотря на способности и успехи в учебе, так и не смогли занять открывавшиеся вакантные места мичманов. История оставила нам печальный пример, когда гардемарин-ветеран Иван Трубников, прослужив в этом воинском звании 30 лет, так и не стал мичманом. В 1744 году гардемарин Трубников в возрасте 54 лет был уволен в отставку «по болезни и старости».
Продолжительная служба гардемарин в унтер-офицерских чинах, нелегкие условия выполнения ими непосредственных профессиональных обязанностей на кораблях, плохое материальное обеспечение явно дискредитировали Морскую академию и резко снизили число ее учащихся.
Морская академия и флот в то время невыигрышно смотрелись по сравнению с сухопутными учебными заведениями и армией, где проще обстояли дела с производством в офицерские чины и продвижением по служебной лестнице.
В 1732 году в столице учреждается первый сухопутный шляхетный корпус с правом производства в офицеры «не быв в солдатах, матросах и других низших чинах». Подобное право не распространялось на Морскую академию. Морская служба теперь во многом проигрывала в глазах дворянства, старавшегося определиться в сухопутную армию и ее учебные заведения. Адмиралтейств-коллегия неоднократно обращалась в Сенат с просьбами «о сравнении Морской академии с сухопутным кадетским корпусом». В документах, направленных в Сенат, указывалось на нищенское положение воспитанников академии, «которым жалованья едва достает на самую скромную пищу и которые, за неимением одежды и обуви, иногда не могут являться в классы, взирая на подобных себе, обретающихся в кадетском сухопутном корпусе кадет, которые хотя и не в таких трудных науках обстоят, но во всяком довольствии находятся, бескуражны остаются».
Размещение столичного военно-морского учебного заведения в неприспособленном и небольшом помещении (в доме Кикина) не позволяло рационально организовать в нем учебную и воспитательную работу. В 1727 году бытовые и производственные условия Морской академии еще более ухудшились после того, как в ее стенах разместили Адмиралтейств-коллегию со всеми службами и адмиралтейской аптекой. Начались бесконечные хлопоты директоров академии об увеличении помещения. Императрица Анна Иоанновна пожаловала Морской академии каменный дом, ранее принадлежавший князю Алексею Долгорукому. Здание находилось на Васильевском острове на набережной Невы, там, где позже был возведен массивный корпус Академии художеств.
Однако переезд в новое здание практически не изменил в лучшую сторону условия пребывания преподавателей и воспитанников Морской академии. Адмиралтейств-коллегия продолжала настаивать на строительстве нового здания, приспособленного к целям и задачам ведущего столичного военно-морского учебного заведения.
Положение дел постоянно ухудшалось, и 29 марта 1749 года Адмиралтейств-коллегия в составе адмиралов Захара Мишукова, графа Николая Федоровича Головина, генерал-кригс-комиссара князя Михаила Андреевича Белосельского-Белозерского, обер-цейхмейстера князя Бориса Голицына и контр-адмирала Воина Яковлевича Римского-Корсакова, обсудив на своем заседании вопрос о состоянии дел по подготовке кадров морских офицеров для отечественного флота, признала обстановку критической. В протоколе, составленном по итогам этого заседания и переданном через канцлера Алексея Петровича Бестужева-Рюмина императрице Елизавете Петровне, говорилось, что «флоты и адмиралтейства приходят в крайнее несостояние больше всего от великого недостатка в штаби обер-офицерах, которых коллегия по запретительному указу 1743 года пополнять и производить не может, и потому все офицеры, служащие долго, без всякого производства остаются обескуражены, иностранцы уходят от морской службы и детей своих в морскую службу не отдают; оставшиеся после иностранцев места, а также и другие упалые, нет надежды, чтобы могла пополнить Морская академия, ибо никто уже из русских, а наименьше из знатного дворянства детей своих в оную отдать охоты не имеют… Если бы удалось в Морскую академию вдруг набрать достаточное число учеников, тут надобно долго ожидать, пока доброго офицера получить можно, ибо не только нельзя скоро окончить науку, но и для практики надобно довольно времени…» Коллегия пришла к единодушному заключению, «что при таких обстоятельствах без скорого и сильного поправления, одним словом, весь флот и адмиралтейство в такое разорение и упадок приходят, что уже и со многим временем поправить оное весьма трудно будет».
Коллегия с тревогой утверждала, что «теперь уже весьма близкая опасность все несказанные Императора Петра Великого труды потерянными видеть».
Докладчик по морским делам князь Михаил Андреевич Белосельский-Белозерский приобщил к заключению комиссии Адмиралтейств-коллегии прошение, в котором для императрицы давалась подробная информация о крайне неблагополучном положении питомцев Петра I – гардемарин, которым «…в научении не менее 6-7 лет надлежит быть и по регламенту выучить все науки, а потом иметь вступить только в унтер-офицеры, почему паче кураж к научению и охота к службе простыть и охладеть может… А понеже служба морская есть многотрудная, охотников же к ней весьма малое число, а ежели смею донести, никакого, – академия состоит хотя из дворянства, но весьма из небогатого, почти платья и доброго пропитания не имеющего, и следовательно, в большие чины, чтобы были с добрыми квалитетами офицеры, надежды и впредь, по их воспитанию, положить невозможно. Нынешние же офицеры, кои почти все заводу Государя Императора Петра Великого (ибо во время Императрицы Анны Иоанновны Морская академия едва ли не вся переведена была и весьма в малом числе дворян осталось), ежели каким-либо образом оные от безкуражицы скоро перевестися могут, то в самом деле не без трудности кем исправлять будет морскую службу, понеже в сухопутстве офицера в 3 года доброго получить можно, а морского менее 12 лет достать невозможно».
