Николай Соколов - Образование Венецианской колониальной империи
В этом же стиле написана и небольшая книжка Баттистелли, — „Венецианская республика“, вышедшая в 1897 г.[306] О глубине понимания исторических проблем автора этой книги можно судить по его рассуждению о причинах, почему в истории Венеции „феодализм не оставил заметного следа“. Оказывается, Венеция не были завоеванной страной и потому здесь не было победителей и побежденных, вследствие чего не могло быть „феодальной знати и класса вассалов и рабов“.[307] Таким образом, автор конца XIX в. отбрасывает нас ко временам Буленвилье, к одной из „теорий“ генезиса феодализма начала XVIII в. Книжка лишена научного аппарата и всякого научного значения, в частности, в разрешении интересующих нас проблем.
Во второй половине XIX в. французская историческая литература дала по истории Венеции сочинения Арменго, Ириарта, Валентена, Сержана.[308] Из них для нас представляет интерес только книга первого, поскольку книга Ириарта трактует преимущественно проблемы искусства, а оба последних автора дают краткие популярные очерки венецианской истории. Книга Арменго посвящена истории взаимоотношений Венеции с Восточной империей со времени образования республики до взятия Константинополя в начале XIII в. Французская академия надписей и изящной литературы удостоила автора похвального отзыва. Для своего времени книга, быть может, и заслуживала этого; но в ней немало таких положений, с которыми современный автор согласиться никоим образом не может.
Прежде всего, совершенно неприемлема основная концепция автора, по которой Венеция была неизменно благодетельницей Византии, за что та платила ей столь же неизменно черной неблагодарностью.[309] Еще большие сомнения вызывает другой тезис автора, в котором крестовые походы трактуются как дело благочестия[310], хотя и сам он видит, что „в св. земле каждая венецианская экспедиция отмечается приобретением то гарантий, то привилегий“.[311] В этом же роде звучит еще одно положение: „Венецианцы дошли до понимания выгодности братства человеческого, предчувствовали солидарность народов“…[312]
Независимо от этого автор недостаточно критически относился к своим источникам и к работам своих предшественников: он верит самым подозрительным сообщениям поздних авторов, вроде назначения дожем Пьетро Орсеоло своих наместников в города Далмации[313], и покорно следует то за Романином, то за Дарю там, где их соображения нуждаются в серьезной критике.[314] История сношений Венеции с Византией при императорах Мануиле и Андронике Комнинах изображены совершенно произвольно, причем в этом случае Арменго ввели в заблуждение византийцы.[315]
На французском же языке еще в семидесятых годах вышло еще одно сочинение с претензией охватить на двух сотнях страниц всю историю Венеции, — это сочинение Стеена, вышедшее в Венеции.[316] Совершенно непонятно для чего понадобилось автору хвастливое утверждение, что сведения, которые он черпал у Романина, Капелетти и других своих предшественников, он „проверял по подлинным грамотам, которые находятся в архивах“.[317] В действительности — это поверхностная и часто весьма неточная компиляция для надобностей туристов. Интересами этой категории читателей определялся и круг тех вопросов, которыми занимается автор по преимуществу: о походе Пьетро Орсеоло он говорит в двух словах, о договоре Венеции с Алексеем I Комнином вообще ничего не говорит, но посвящает целые страницы „проблеме“ обручения с морем.[318] Книга, быть может, и не заслуживала бы упоминания, но она типична для большого числа подобных сочинений на разных языках. Назовем для примера книгу англичанина Кроуфорда, вышедшую уже в XX в.[319], или уже упоминавшуюся выше книжку Окея.
Во второй половине XIX в. появились после длительного перерыва несколько новых немецких работ, посвященных истории Венеции. Не останавливаясь на небольшом компилятивном сочинении Билитцера[320], не имеющем для нашей работы никакого значения, укажем на труды Кольшюттера, Гфререра и Цвиденек Зюденхорста, труды далеко неодинаковой ценности: если два первых представляют собою добросовестные самостоятельные исследования, то последний — претензионная компиляция, рассчитанная на широкую публику.
Сочинение Кольшюттера — монография, посвященная истории Венеции при доже Пьетро Орсеоло II.[321] Оно написано на основании серьезного изучения всех первоисточников, которые тогда, в шестидесятых годах прошлого столетия, были известны. Ее недостатки — недостатки позитивистской школы, к которой это произведение принадлежит. Для нашей работы оно не было бесполезным, хотя некоторые выводы автора и не могут быть приняты нами. К числу таких принадлежит, например, явно преувеличенное истолкование того значения, которое имел поход Пьетро Орсеоло II к Истрийским и Далматинским берегам в истории возникновения венецианского колониального могущества.[322]
Такое же добросовестное и самостоятельное исследование представляет собою и сочинение Гфререра, посвященное ранней истории Венеции, от ее возникновения до конца большой войны с норманами в восьмидесятых годах XI в.[323] Книга появилась в свет после смерти автора, в 1872 г.
Автор — либерал и решительный противник неограниченной монархии. Восточная империя пала в результате деспотической формы правления, Рим пал по этой же причине, Венеция никогда бы не достигла своего величия, если бы дожам удалось добиться единовластия[324] — такова основная идея его труда. Несмотря на ограниченность его общеисторической концепции, Гфререр дал в своей книге ряд частных обоснованных выводов, собрал и систематизировал значительное количество материалов для освещения частных проблем. Он правильно, вопреки Капелетти, устанавливает, что выборы дожа никогда не были демократическими[325], хорошо освещает вопрос о венецианской торговле с Западом в раннее время[326], критически устанавливает факты войны с норманами и роль в ней Венеции[327], правильно определяет побудительные причины необычайного упорства, с которым республика вела эту войну в союзе с Византией[328], основательно анализирует договор с Алексеем Комниным.[329] Все это не значит, конечно, что можно согласиться со всеми частными выводами Гфререра. Несмотря на весь свой критицизм, в некоторых вопросах он идет назад по сравнению со своими предшественниками, воспроизводя уже опровергнутые ими свидетельства поздних источников, — таково, например, его утверждение, что венецианские „ректоры“ появились в далматинских городах со времени Пьетро Орсеоло II, что этот последний получил на „овладение Далмацией“ санкцию восточного императора и т. п.[330] Ошибочным надо признать и его общий вывод относительно характера взаимоотношений, существовавших между Венецией и Византией вплоть до времени Алексея Комнина. Гфререр на протяжении всей своей книги доказывает, что Венеция все это время находилась в зависимости от Восточной империи, составляя ее часть, что дожи нуждались в утверждении базилевсов и т. д.[331] Еще в восьмидесятых годах прошлого столетия этот взгляд был назван „важнейшим дефектом“ труда Гфререра.[332] Можно было бы возражать также против ряда других взглядов: он преувеличивает степень церковной зависимости Истрии от патриарха Градо, без достаточных доказательств говорит о представительстве Венеции в Константинополе, наделенном правами экстерриториальности и т. п.
Сочинение Гфререра, конечно, в некоторых своих частях устарело, в основных своих концепциях ошибочно, но оно сохраняет известное значение и в настоящее время.
Этого нельзя сказать о книге Цвиденек Зюденхорста. Сочинение его, озаглавленное „Венеция как мировая держава и мировой город“, представляет собою небольшое хорошо изданное произведение для широкой публики.[333] Интересующие нас вопросы автором затронуты далеко не все, а затронутые изложены очень кратко и не всегда правильно.[334] Цвиденек Зюденхорст не смог обойтись без расистской теории, подчеркивая „неполноценность“ славянской расы: „Если нужны доказательства того, — пишет „ученый“ немецкий профессор, — что не все нации равноценны, что их значение для развития человечества представляет собою различную величину, а поэтому заслуживает и различной оценки, то нужно только бросить непредубежденный взгляд на культурную историю балканских народов, чтобы убедиться в этом с полной ясностью“.[335] Фактическая аргументация этой „философии“ у автора очень незатейлива: славянские народы, жившие гораздо ближе к Византии, чем Венеция, не смогли завоевать этого города, а венецианцы оказались в состоянии сделать это — вот и все.[336]
