Владимир Слободин - Белое движение в годы гражданской войны в России (1917-1922 гг)
Как справедливо замечает видный американский ученый Ричард Пайпс, Россия отличалась от других средневековых государств не столько абсолютизмом, сколько отличным типом ничем не ограниченной власти, которая объединяла его с правом собственности. При таком «патримональном», или вотчинном, режиме страна удерживалась вместе только благодаря твердости и решительности правительства, но как только оно ослабевало, общество тут же обращалось в смуту.[212]
С другой стороны, недопущение широких слоев населения к управлению государством или решению проблем местного самоуправления в условиях самодержавного режима привело к тому, что вне элиты общества в лице царской бюрократии, в стране отсутствовали люди, способные к заведыванию государственными делами. В итоге, в результате краха царизма в отечестве не нашлось достаточно умелых и способных политиков для решения насущных проблем развития России. По замечанию Г. З. Иоффе, «Корни, подпочва революции и гражданской войны далеко в дооктябрьской и дофевральской России. „Взрывчатое вещество“ очень долго копилось там».[213]
Таким образом, падение правительства Керенского, вызванное не столько субъективными, сколько объективными факторами: наследием то талитарного прошлого, недостатком умелых политиков государственного масштаба, малочисленным средним классом и отсутствием, в силу этого, опоры у правительства для демократических преобразований, расколом в деревне, внесенном туда реформой Столыпина, и рядом других, повторилось на примере белого движения, пытавшегося, при отсутствии в стране объективных условий, осуществить в стране идеалы демократии. Отсюда понятной становится горечь, проявившаяся в словах одного из активных участников белой борьбы генерала А.А. фон Лампе: «Белые могли бы победить красных, если бы они сами, в своих методах, в своей деятельности… стали тоже красными. Но несомненно и то, что они могли быть только белыми!..И я хочу верить, что они победят как белые!»[214] Известно, что как и во всякой другой войне, в гражданской выигрывает тот, у кого превосходство в военной силе. Но в ней любая военная победа окажется непрочной, если она не будет поддержана разумной деятельностью политической власти на занятой войсками территории. Белое движение сумело создать органы власти, наиболее работоспособные из всех тех, которые образовывались альтернативными большевикам силами, но как указывает в своей книге о крестьянстве России времен гражданской войны американский историк Орландо Фигс, все же «ни одна из белых армий не смогла создать эффективную структуру власти в районах, находившихся под их контролем»[215] и справиться с гражданским управлением. В одной из справок, предоставленных генералу Деникину в конце сентября 1919 г. об отношении местного населения к представителям «белой» власти говорилось: «Общий голос с мест: крестьяне встретили Добровольческую армию очень хорошо, сейчас отношение к ней в корне изменилось… Помощник уездного начальника одного из уездов Тамбовской губернии… говорит, что уйдет в отставку, так как вся администрация и войска наперерыв стараются возбудить против себя население…»[216] А вот характеристика внутриполитического положения Юга России управляющим отделами законов и пропаганды Особого совещания К. Н. Соколовым: «В областях, находящихся под управлением главнокомандующего, неблагополучно. Хорошего управления, могущего завоевать симпатии населения к национальной диктатуре, нет, да пожалуй, нет и вовсе никакого управления. Провинция оторвана от центра. Интеллигенция недоверчива, рабочие угрюмо враждебны, крестьяне подозрительны. Население попрежнему не дается в руки власти… Вместо земельной политики бесконечные аграрные разговоры. Центральные ведомства вялы и явно не справляются… Всякое общее политическое руководство отсутствует. Особое совещание барахтается в пространстве, ни на кого не опираясь и нигде не встречая настоящей поддержки».[217]
Не лучше обстояло дело и в других белых регионах. Все это происходило не в последнюю очередь в силу стремления белых правительств использовать военные диктатуры для проведения в жизнь идей Февральской революции, но, как указывалось выше, в силу объективных условий многовекового развития России попытка их осуществить на этот раз уже с помощью твердой власти потерпела неудачу и со второго захода. Победу смогли одержать те, кто сумел быстрее приспособиться к патриархальным особенностям страны и восстановить аппарат «слова и дела» для укрепления своего господствующего положения.
Другая причина — в стратегическом положении белых и красных сил.
Большевики, удерживая в своих руках в течение 1919 г. управление промышленным сердцем России с развитой сетью железных дорог, сходившихся к Москве, имели возможность свободного маневрирования резервами на угрожаемые направления, чего были лишены белые, разобщенные огромными расстояниями и обладая главным образом зернопроизводящими районами с крестьянским населением. Так, в докладе главного командования Антанты от 15 марта 1919 г., в котором шла речь о состоянии и боеспособности всех белых армий, положение в Западной Сибири оценивалось следующим образом: «…фронт в Западной Сибири пока оборонительный фронт, на котором не может быть предпринято никаких серьезных усилий и где союзники должны ограничиться сохранением достигнутого положения».[218] Однако 4 марта началось решительное наступление Колчака от Урала к Волге, хотя соответствующая директива была отдана еще 6 января, а повторная — 15 февраля, то есть за два и за один месяц до составления доклада.[219]
Этот факт подчеркивает то обстоятельство, насколько трудно было координировать действия белых фронтов, когда даже в главном штабе союзников не знали о главной стратегической операции Колчака до ее фактического начала. Это приводило к тому, что, как правило, каждый белый фронт действовал самостоятельно, вне связи с другими белыми армиями, зачастую решая частные задачи в ущерб общим. Так, например, армии Колчака тянули к Вятке на Котлас, чтобы соединиться там с войсками союзников, оперировавших на Севере, и тем самым решить вопросы снабжения армий, остро стоявшие и являвшиеся головной болью штабов сибирских войск ввиду ограниченной провозоспособности Транссибирской железнодорожной магистрали. В свою очередь, Деникин углубился на Украину, не без оснований опасаясь за свой левый фланг в связи с неожиданным ухо дом французских войск с юго-западного района страны и быстрым развертыванием там большевистских и петлюровских войск. Эти обстоятельства привели к тому, что в решающий момент борьбы с большевиками белые армии действовали по расходящимся направлениям, сильно облегчая задачу красному командованию по сосредоточению резервов на угрожаемых направлениях.
Как ни парадоксально, но одной из причин поражения белого движения в годы гражданской войны стала его приверженность национальной идее. Политика общенационального объединения всех слоев российского общества была эффективной до тех пор, пока на европейском театре военных действий продолжалась мировая война и усиление эксплуатации России австро-германским блоком с целью мобилизации ее ресурсов для противодействия державам Антанты вызывало все большее неприятие в российском обществе. Однако окончание первой мировой войны в ноябре 1918 г. неминуемо изменило сам характер вооруженной борьбы с большевизмом, превращая войну за независимость России от «германского ставленника» в гражданскую с целью достижения определенных политических целей. Когда в докладе «Об отношении пролетариата к мелкобуржуазной демократии» 27 ноября 1918 г. В. И. Ленин заявил, что «история сделала так, что патриотизм теперь поворачивается в нашу сторону»,[220] то этим он показал, что большевики прекрасно учли в своей политической работе смену характера внутрироссийской борьбы.
Политика «непредрешенства», проистекавшая из такого упрощенного подхода к гражданской войне, привела к тому, что белые правительства потерпели неудачу в попытке реализации чаяний русского народа и разрешении ее вековых социальных вопросов. Умозрительный подход к земельному вопросу, выразившийся в провозглашении примата частной собственности и нежелании белых правительств, в силу этого, закрепить законом произошедший стихийный передел земель, привел к тому, что белые, встречаемые русскими людьми как освободители, на деле становились в глазах населения защитниками «обиженных» землевладельцев. Это давало повод к обвинению их в попытках реставрации и даже якобы в скрытом монархизме.
С формальной точки зрения, белые как будто были правы, демонстрируя свою приверженность праву и закону, но «по сути»? Законно ли династией Романовых российское население было низведено до положения рабов, законно ли было отобрание у крестьян земель, находившихся в их собственности, в пользу приближенных царедворцев? Защитившись от произвола властей в сельской общине, крестьянство в очередной раз было подвергнуто насилию благодаря неуемной энергии российского реформатора П. А. Столыпина. Укрепленные земли, хутора, отруба, поделившие вдоль и поперек общинную землю, крайне озлобляли крестьян. Не случайно, что первый удар стихийных самовольных захватов и насильственного возвращения в общину перенесли именно эти единоличные хозяйства. Таким образом, закон белых утверждал беззаконие династии Романовых по отношению к народу, имевшему полное основание требовать от государства расплаты по векселям, и даже, на первый взгляд, справедливая политика Колчака по возвращению земли хуторянам и отрубникам встречала озлобленное сопротивление деревенского «мира» и воспринималась как реакционная. Отсюда — крестьянское движение в тылу белых и, как результат, перерыв снабжения боевых частей, отсутствие пополнений на фронте в дни, когда там решалась судьба всего белого движения, общее недовольство политикой белых правительств, усилившееся в результате карательных акций белых против партизанских выступлений и вспышек недовольства в тылу. Этой нерешительности в немалой степени способствовала наивная убежденность руководителей белого движения в том, что Советская власть непопулярна, нестабильна, готова сломаться при первом же на нее натиске.
