Виктор Бердинских - История одного лагеря (Вятлаг)
Внутреняя свобода, поразившая Солженицына в Сологдине, была приобретена тяжким и мучительным переосмыслением лагерного опыта. Человек даже в лагере может стать внутренне свободным. Именно в этом заключается оправдание Сологдина. Дух может одолеть даже сверхмощную систему насилия и террора. Отправленный после следствия и тюрьмы умирать в барак, Панин чудом выжил и воскрес почти из мертвых; но чудо было в нем самом – его дух. Вся последующая деятельность глубоко верующего блестящего мыслителя Дмитрия Михайловича Панина опиралась на эту самостоятельно обретенную им духовную основу.
Документальное приложение.
Документ N 13.
Н О Р М А
выдачи хлеба в исправительно-трудовых лагерях и колониях НКВД СССР
Выдача хлеба заключенным производится (на 1 человека в день в граммах): а) % выработки производственных Количество выдаваемого хлеба норм На основных На остальных тяжелых основных работах работах Вырабатывающие до 50 % 400 300 Вырабатывающие от 50 до 80 % 500 400 Вырабатывающие от 80 до 180 % 600 500 Вырабатывающие от 100 до 125 % 700 600 Вырабатывающие от 125 % и выше 800 700 б) Заключенным-рекордистам при выполнении производственных норм от 200 % и выше, на основных тяжелых работах – 900 граммов, на основных остальных работах – 800 граммов. в) Заключенным, занятым на вспомогательных работах и хозобслуге на нормированных работах: вырабатывающие до 50 % установ. норм 300 граммов
– " – от 50 до 80 % установ. норм 350 граммов
– " – от 80 до 100 % установ. норм 400 граммов
– " – от 100 до 130 % установ. норм 500 граммов
– " – от 130 и выше установ. норм 600 граммов г) Бригадирам и десятникам (освобожденным) при выполнении производственных заданий в руководимых ими бригадах свыше 100 % – 700 гр. д) Заключенным, находящимся в оздоровительно-профилактических пунктах – 600 граммов ‹…› з) Административному персоналу, в том числе: счетно-бухгалтерскому, средне-медицинскому персоналу, кульпросветработникам, складским работникам, хозобслуге, подсобной рабочей силе на основных ненормированных работах – 500 граммов. и) Инвалидам не работающим, а также заключенным, находящимся под следствием – 400 граммов.
Зам.нач.ГУЛАГа НКВД Союза ССР капитан Госбезопасности /Усиевич/
Согласен: Нач.ГУЛАГа НКВД Союза ССР ст. майор Госбезопасности /Наседкин/
Документ N 14.
" " октября 1941 г.
Н о р м а N 5 штрафного пайка для довольствия заключенных в исправительно-трудовых лагерях и колониях НКВД СССР
(на 1 человека в день в граммах)
Наименование продуктов Колич. Примечание
1. Хлеб ржаной 300
2. Мука подболточная 5
3. Крупа – макароны 20
4. Рыба рыбопродукты 25
5. Жиры 3
6. Картофель – овощи 250
7. Соль 7
По означенной норме довольствуются: а) заключенные, отказывающиеся от работы. б) симулянты, не вырабатывающие производственных заданий, при наличии справки об этом медперсонала. в) заключенные, находящиеся в штрафных изоляторах без вывода на работу.
Примечания: 1. Заключенным, содержащимся в карцерах, выдается 300 граммов хлеба в сутки и кипяток, и один раз в три дня жидкая горячая пища по норме N 5.
2. При выводе на работу заключенных, содержащихся в штрафных изоляторах, таковые довольствие получают по фактической выработке.
Зам.нач.ГУЛАГа НКВД Союза ССР капитан Госбезопасности /Усиевич/
Согласен: Нач.ГУЛАГа НКВД Союза ССР ст. майор Госбезопасности /Наседкин/
в/ Расцвет ГУЛАГа (1946 – 1953 годы)
Заключенные Страны Советов и до войны – в 1930-е годы – не представляли реальной опасности для режима. Вместе с тем, нарочито создаваемые и методично поддерживаемые тяжелейшие условия содержания, жизни и быта лагерного "контингента" свидетельствуют, в частности, и о том, что власти постоянно испытывали если и не страх, то вполне определенное (и небезосновательное) беспокойство по поводу пределов "лояльности" узников тюрем и лагерей, как, впрочем, и всего остального "собственного" народа. Сразу после войны все "режимные гайки" в ИТЛ закручиваются до предела. Однако ситуация в лагерях (по целому ряду причин) становится все менее управляемой. В значительной степени послевоенный приток в гулаговские узилища состоял из военнопленных-красноармейцев, перемещенных "прямехонько" из нацистских "кацетов" в "родные советские лагеря", а также вывезенных из Центральной и Западной Европы оказавшихся там (в силу разных обстоятельств) советских граждан (одни – угодили под фашистскую "трудмобилизацию", другие – сотрудничали с оккупантами и вместе с ними ушли за границу).
Вспоминает Петр Федотович Лещенко, в молодости – машинист паровоза в Бресте, а затем – учитель одной из вятлаговских ШРМ:
"Судьба! По всему пути в 2.000 километров от Красноярска до Дудинки растянулись зоны гулаговского "Архипелага": его "учреждения" (К-100 и т.п.) распустили свои щупальцы по обоим берегам Енисея, его притокам – Ангаре и другим. Вот теперь-то стало ясно, куда деваются пассажиры прибывающих ежедневно (по 2 раза в сутки) поездов "Берлин-Брест". Восемь лет (с 1947-го года) я жил в Бресте и видел "процесс перегрузки" людей из узкоколейных (по европейскому стандарту) вагонов-"столыпиных" в наши советские ширококолейные "телятники-краснухи". Казалось, что всю Германию арестовали и вывозят к нам, в СССР. Причем, очень часто видел, как два наших амбала-держиморды волокут (да-да! – именно волокут!) какого-нибудь еле живого старика, схватив его под мышки: конвоиры идут и довольно резво, а их жертва ног не переставляет – отнялись, безжизненно волокутся ноги… Думалось, что весь Союз уже заполнен лагерями, ан нет: "мест отдаленных" – и по Енисею, и по Лене, и далее в Сибири – хватает без счета и без меры… Видел, как перегружали два вагона с женщинами, ушедшими с отступающими немцами в Германию и там арестованными: через грудь и спину наискось у них были черные ленты с белой надписью "За измену Родине и мужу". Рассказывал мне Виктор Р. на "Волнушке" (таежном лагпункте) о женских зонах для "власовок" (так их звали в лагерях) в Казахстане. Говорил Виктор, что их всех стерилизовали – всех до единой…
Здесь же, в Бресте, однажды среди бела дня вели колонну (то ли власовцев, то ли казаков) из тюрьмы на вокзал – в особом "оформлении": по всей длине колонны и поперек нее протянуты цепи, проходившие через наручники всех конвоируемых, то есть каждый узник шел как бы со всех сторон окруженный цепью. Улица от тюрьмы до вокзала прямая, охранников вокруг колонны больше, чем зэков, да еще десяток овчарок с ними… К чему такая "демонстрация силы" НКВД? Кого хотели этим устрашить?.. При выходе на главную улицу колонна запела какую-то песню. Что за песня? – никогда ни до, ни после ее не слыхал… Ни крики конвоя, ни стрельба вверх не смогли заглушить эту песню, и пели ее узники на всем пути – "от и до"… Что это были за люди – не знаю, но по их одежде можно было понять, что отнюдь не "простые сошки". В лагерной России для всех нашлось место – и для "винтиков" и для "винтов". Каторжная Русь – она ведь необъятная, и бараков в ней хватало (и хватит) с избытком…"
Сотнями тысяч "пошли" после войны в лагеря и так называемые "повторники", то есть люди, уже когда-либо отсидевшие: как правило, это были политзаключенные – "контрики", "58-я статья". Их направляли на отдельные или специальные лагпункты с более строгим режимом и до предела (даже по гулаговским меркам) ограничивали в правах. Отбывших свой "срок наказания" либо оставляли в тех же самых лагерях "до особого распоряжения", либо отправляли в ссылку в "места, еще более отдаленные", – в Сибирь и на Крайний Север. Таким нехитрым способом, по замыслу властей, предполагалось (в том числе – репрессиями за "контрреволюционные преступления") обеспечить максимально полную изоляцию "инакомыслящих" или даже склонных к "инакомыслию" от общественной и политической жизни страны.
Между тем уголовники в лагерях совершенно обнаглели, особенно – после Указа Президиума Верховного Совета СССР от 26 мая 1947 года об отмене смертной казни. В зонах начался настоящий уголовный террор, породивший свирепые междоусобицы между воровскими группировками разных "мастей". Государство же своими мерами (излюбленная из них – Указы Президиума Верховного Совета) загоняло под стражу все новые и новые сотни тысяч людей. Два совершенно беспрецедентных таких Указа от 4 июня 1947 года: "Об усилении уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества" и "Об усилении уголовной ответственности за хищение личного имущества граждан" – дали ГУЛАГу пополнение и "задел контингента" на много лет вперед.
В разоренной и нищей стране, где государство присвоило себе все, – эти Указы означали тотальный террор против всех работающих граждан. Даже репрессии 1936-1938 годов дали меньше заключенных лагерной империи, чем два названных Указа. Отметим, что осуждавшиеся в соответствии с ними люди проходили по гулаговской статистике как уголовники (то есть – не политзаключенные), хотя, подобно осужденным по Закону "о колосках" 1932 года (печально известные "семь восьмых"), а также по другим столь же варварским "законодательным актам", на самом деле конечно же "уголовным элементом" не являлись. Власть изощренно "изобретала" новые категории зеков с той целью, чтобы ГУЛАГ "не безлюдел".
