Валентин Янин - Я послал тебе бересту
Глава 5
Еще «карельские» грамоты
Кроме четырех берестяных грамот с карельскими именами и «карельскими сюжетами», о которых только что было рассказано, экспедиция добыла на Неревском раскопе еще четыре «карельских» письма. Эти четыре грамоты найдены на усадьбе «Е», но три из них происходят из слоев самого конца XIV века и начала XV века, а одна извлечена из слоя середины XIII века.
Разложим-ка теперь на столе все восемь наших «карельских» грамот и посмотрим, что из этого получится. А получается то, что из восьми грамот шесть происходят с усадьбы «Е». Если при этом учесть, что из остальных двух одна найдена вне раскопа, а другая в древности была потеряна на улице, то ту же мысль можно выразить еще определеннее. На восьми из раскопанных полностью или в значительной своей части усадеб не было найдено ни одной грамоты, своим содержанием связанной с карелами, и только на усадьбе «Е» такие грамоты встречены. И встречены в заметном количестве. Элемент случайности тут роли играть не может. Ведь на Неревском раскопе и около него найдено в общей сложности свыше четырехсот берестяных грамот, а вот «карельские» концентрируются только на одной усадьбе.
Если бы все эти грамоты нашли в одном слое, все было бы понятно. Мы сказали бы, что это часть единого «архива», принадлежащего человеку, тесно связанному с Карелией. Но тут этого не скажешь. Из шести «карельских» грамот усадьбы «Е» одна попала в землю в середине XIII века, две — в середине XIV века и три — на рубеже XIV и XV веков. Нет, с Карелией была тесно связана целая усадьба, а не один человек. И связь эта не прекращалась по крайней мере полтораста лет, то есть несколько поколений.
О характере этой связи в середине XIV века мы уже знаем. Тогда на усадьбе «Е» жил «даньник» Дмитр, собиравший дани в Карельской земле. Его карельская переписка имела, таким образом, служебное значение. Однако оказалось, что и более поздние «карельские» письма связаны с принадлежностью усадьбы «Е» карельским «даньникам» Новгорода.
Грамота № 281, найденная все в том же удачном 1957 году, не содержит на первый взгляд ничего карельского, и мы не включили ее в счет шести «карельских» писем усадьбы «Е». Но она полностью называет должность адресата — человека, жившего в конце XIV века на усадьбе «Е», хотя и умалчивает о его имени: «Поклон от Наума и от Григория к данику новгороцдему и к новгородцам, кто изгодидце тамо. Послале есме свои люди 3 человеке, свои…».
Письмо разорвано. Конец его не сохранился, и общий смысл его не ясен. Однако важные наблюдения могут быть сделаны и на уцелевшей части грамоты. Прежде всего ее следует перевести на современный язык: «Поклон от Наума и Григория к даннику новогородскому и к тем новгородцам, к которым это имеет отношение. Мы послали своих людей, трех человек…». Единственное трудное слово в этом тексте: «изгодиться». В словаре живого русского языка «изгодиться» значит «стать годным» к чему-нибудь.
Рабочий момент на раскопках А. В. Арциховский беседует с финскими археологами, участниками Новгородской экспедиции.
Конечно, один из авторов письма Григорий — это не тот Григорий, с которым мы уже хорошо знакомы. И дело тут не только в несходстве почерков, почерк мог принадлежать и Науму. Тот Григорий написал свое письмо Дмитру, в 1339 году, а этот обращается к новгородскому даннику спустя по крайней мере полсотни лет.
Тот Григорий сам был данником и должен прекрасно знать, кто из новгородцев имеет отношение к практике сбора дани. Авторы же грамоты № 281 не знают новгородского данника даже по имени. По-видимому, это письмо написано местными феодалами, недовольными размерами поборов. Не вполне ясно, где они жили, однако достаточно хорошо известно, что «дань» новгородцы собирали только в завоеванных Новгородом северных странах — в Карелии, на Кольском полуострове, в Заволочье, в Пермской земле, на тех территориях, которые в Новгороде гордо назывались «волостями новгородскими». На русских землях поборы с населения назывались иначе.
«Место работы» адресата грамоты № 281 раскрывает одно из «присловий», принадлежащих именно этому даннику, поскольку оно происходит из тех же слоев рубежа XIV и XV веков. Это грамота № 130. Ее нашли в 1954 году, когда был раскопан лишь небольшой участок усадьбы «Е»: «У Вигаря 20 локот хери без локти. У Валита в Кюлолакши 14 локти хери. У Ваиваса у Ваякшина 12 локти водмолу и полотретиянацате локти хери. У Мелита в Куроле 4 локти хери».
Здесь поборы исчислены не в деньгах и не в пушнине. Вигарь, Валит, Ваивас Ваякшин и Мелит обязаны все вместе уплатить 12 локтей «водмолу» и 49½ локтей «хери». Слово «хери» в современных языках не сохранилось, а вот слово «водмол» и теперь живет в Эстонии, Карелии и Финляндии. Оно означает грубую домотканую шерстяную материю. Какой-то другой сорт ткани назывался «хери». Об этом, впрочем, можно догадаться и не зная значения слова «водмол». Ведь локтями в древности измеряли именно ткань, как позднее ее измеряли аршинами, а теперь метрами. Даже деревянная линейка, изобретенная людьми специально для измерения ткани, первоначально называлась локтем, потом аршином, а теперь метром. Локоть был равен примерно 46 сантиметрам. В его основе лежит длина руки от локтевого сгиба до вытянутого среднего пальца.
Как видим, дань платили и тканями. А это значит, что там, где ее собирали, ткачество получило значительное развитие и составляло важную часть жизнедеятельности тамошнего населения.
Где же жили Вигарь, Валит, Ваивас Ваякшин и Мелит? Да все в той же Карелии. Об этом говорят не только их карельские имена, но и названия населенных пунктов — Курола и Кюлолакша. Курола уже упоминалась в одном «карельском» письме: в грамоте № 278 наш знакомец Григорий записал: «У Муномела в Куроле у Игалина брата полорубля и 2 куници».
Карельским погостом была и Кюлолакша. Впрочем, о Кюлолакше у нас будет особый разговор в связи с другими «карельскими» грамотами.
Вот мы и убедились, что безымянный новгородский «даньник» грамоты № 281 связан со сбором карельской дани. Окончательно такой вывод подтверждается еще двумя грамотами, найденными на его усадьбе. Эти две грамоты обнаружены дождливой осенью 1956 года, когда раскоп, врезавшийся в толщу наслоений на усадьбе «Е» до примерного уровня конца XIV века, уже готовили к консервации на зиму. На линии квадратов, примыкавших к стене раскопа, делали последние подчистки, упаковывались коллекции для отправки в Москву. Еще работал насос, но через день-другой воду, заливающую раскоп и дружно проклинаемую всей экспедицией, перестанут откачивать. Ей некому будет мешать в работе. Наоборот, она надежно сохранит до будущего года недокопанный культурный слой. Скоро можно сбросить надоевшие брезентовые плащи… И вдруг: «Грамота!».
Пятьдесят четвертый раз в этом году звучал над раскопом ликующий крик «Грамота!». Грамота! И не одна, а сразу две в одном комке.
Обе, к сожалению, не сохранились полностью. Что ж! Мы хорошо знаем, что иногда и обрывок стоит нескольких целых писем.
Внимание! Читаем грамоту № 248; «Беют челом корила погоская Кюлолакская и Кюриеская Господину Новугороду. Приобижени есмь с нимецкой половине. Оцтина наша и дидена… а нас. У Вымолчов, господда, имали крецетея… мопь. Вьржи пограбиле, а сами есмь… ина… алуи 10, а у…».
Сразу же переведем, чтобы не мешали непонятные слова: «Бьют челом карелы из погостов Кюлолакшского и Кирьяжского Господину Новгороду. Обижены мы с немецкой половины. Земля отцов наших и дедов… У Вымолцов, господа, отняли кречетов… Верши рыболовные пограбили, а сами мы…».
А о чем написано в другой грамоте — № 249? Да все о тех же обидах: «У Питина сына у Игали и у Микиты третьего л… на 14 рублей». Грамота начинается как бы с середины фразы, хотя ее первая строка не оборвана. Это страница из длинного письма, написанного на нескольких листах бересты. Такие странички из других писем встречались при раскопках и раньше. Судя по дальнейшему тексту, в начале страницы рассказывалось, как у Игали Питина сына и Микиты в позапрошлом году, «третьего лета», было отнято имущество на 14 рублей.
Читаем и переводим дальше: «Микулин человек Стень на… Коневых Водах у Жабия Носа избили Нас… вуева сына и Кавгалу. А отняли товара на 10 рублей». Здесь все ясно: Стень, Микулин человек, вместе с кем-то из своих дружков избил Кавгалу и другого карела, имя которого в грамоте не сохранилось полностью, и отняли у них товара на 10 рублей. Это случилось на Коневых Водах у Жабия Носа.
Дальше все читается без разрывов: «Также лопарь Киреев сын отнял. В прошлом году у Гювиева сына у того же Жабия Носа Севилакшане, приехав в количестве восьми человек, отняли товара на 5 рублей и лодку. На тех же Коневых Водах у Мундуя Вармина сына отняли 10 лендом рыбы…». Дальше грамота оборвана. От следующей строчки видны только самые верхушки букв.
