Анатолий Уткин - Первая Мировая война
Германия должна воспрепятствовать приходу к власти в России оппозиционных сил, ориентирующихся на Запад. Важнейшим для Гинце обстоятельством было то, что "социал-революционеры, кадеты, октябристы, монархисты, казаки, жандармы, чиновники и монархисты написали на своих знаменах "Война против Германии, отказ от Брест-Литовского мира".
Казацкую республику Алексеева на Дону следовало не поддерживать, а свергнуть: "Алексеев является оплотом Антанты. Ведя войну с ним, мы воюем с Антантой. И меня не беспокоит то обстоятельство, что большевики сражаются с ним тоже".
Политика Гинце в критической обстановке отчуждения России и Запада сводилась к следующему: "Использовать большевиков до тех пор, пока они приносят пользу. Если они падут, мы должны спокойно исследовать хаос, который, возможно, последует, и ждать того момента, когда мы сможем восстановить порядок без особых жертв. Если после прихода другой политической партии к власти хаоса не последует, мы должны выступить с лозунгом защиты порядка и защиты слабых от наших противников"{992}.
Важно, что "большевики являются единственной русской партией, которая вступила в конфликт с Антантой... Наша обязанность — разжигать этот конфликт. Большевики — единственные в России защитники Брестского мира. Сотрудничество с другими партиями возможно только при условии модификации Брестского мира; прежде всего, Украина должна быть восстановлена в составе Великороссии... реставрация России в предвоенных границах. Готовы ли мы отдать плоды четырехлетних битв только ради того, чтобы избавиться от дурной репутации сообщников большевиков? Но мы не сотрудничаем с ними, мы используем их. Это хорошая политика".
Линия Гинце победила в фатальном августе последнего года мировой войны. Людендорф отдал приказ войскам, находившимся вблизи Петрограда не крушить большевиков, а в случае необходимости помочь им. Он начал подготовку посылки германских войск в район Мурманска, чтобы сдержать англичан. Кайзер пришел к выводу, что правительству Ленина следует помочь финансовым образом. Только Гельферих не согласился с данной логикой, он запросил отставки и возвратился в Берлин{993}.
Германская дипломатия прилагает значительные усилия для того, чтобы привязать Россию к колеснице Германии, какой бы ни была ее судьба. Гинце желал видеть серию дополнительных договоров, которые укрепляли бы экономические и политические позиции Германии в России. Стремление большевиков расширить контакты достаточно понятно — они были изолированы, и их ждал голод в городах. Ленин хотел получить часть урожая из Украины. Германская сторона при начале переговоров руководствовалась необходимостью противостоять Антанте и Америке, начавшим высадку своих войск в северных русских портах. Для России счастливым обстоятельством было то, что немцы в своем самоослеплении не удовлетворились гегемонией на Востоке и жаждали повторить свой успех на Западе.
Военный финал
Через три дня ожесточеннейших боев, в которые Людендорф бросил все наличные силы, ситуация изменилась весьма радикально. Канцлер Георг фон Гертлинг: "18 июля даже самые большие оптимисты среди нас знали, что все потеряно. Мировая история была сыграна в три дня"{994}.
20 июля Людендорф театрально предложил свою отставку — он знал, что ее в текущей ситуации никто не примет, и сам отозвал ее, когда увидел, что французы не воспользовались "второй Марной". Офицеры генерального штаба подняли критические голоса. Лоссберг выступил с идеей отхода на "линию Зигфрида". Майор Науман 20 июля выступил с меморандумом, требующим начала переговоров с западными державами{995}. Людендорф восстановил внутренний эквилибр и отверг идеи Лоссберга и Наумана{996}. 22 июля кайзер впал в депрессию. "Я — потерпевший поражение военный вождь". 26 июля германская армия начала отступление из тех мест, которые недавно завоевала такой кровью. Далекие от триумфальных мысли воцарились в головах германских вождей. Надежда на крушение Запада стала исчезать окончательно. Но Восток, Россия должны остаться под немецким влиянием при любом повороте судьбы Германии на Западе. Критическое ослабление России стало условием господства Германии на Востоке.
В Берлине 27 августа были подписаны дополнительные договоры с Советской Россией. По существу это была договоренность о том, что большевистское правительство будет сражаться против Антанты на севере европейской части России. Германии передавался контроль над остатками Черноморского флота и портовым оборудованием на Черном море. Было условлено, что если Баку будет возвращен России, то треть добычи нефти пойдет Германии. Договоры имели политические и экономические статьи, а также секретные дополнения. Ливония и Эстония переставали быть русскими. Провозглашалась независимость Грузии, и Россия обязывалась выплатить немцам шесть миллиардов рублей золотом. Германия обещала в статье четвертой договора не продвигаться за границы, обозначенные в Брест-Литовске, эвакуировать территории, оккупированные ею за пределами новой демаркационной линии (прежде всего, Белоруссию и области, прилегающие к Черному морю).
Согласно секретным статьям, советское правительство обещало вытеснить с территории страны войска Запада с помощью германских и финских войск. Используя очевидное желание Москвы избежать полной изоляции, Германия навязала все, что она могла бы продиктовать даже в случае прямой оккупации России. Экономические статьи давали Германии абсолютное преобладание в России. Иоффе и Красин жаловались, что Германия "рассекает Россию на две части и при этом желает, чтобы она функционировала как единое целое". Экономические статьи могли вызвать "полный паралич русской экономической жизни". Требование контрибуции в шесть миллиардов марок было "абсолютно чудовищным". Большевики предупредили Германию, что подобный договор "поднимет всех русских против нее". И если большевики падут, "объединенная и единая Великая Россия, которая снова будет включать Украину, снова восстанет против Германии".
Германская сторона немедленно ратифицировала их, объясняя такую поспешность тем, что "если мы отложим принятие этих договоров, возникнет опасность того, что нынешнее русское правительство падет". Но император Вильгельм уже не воспринимал угроз. "Мир с Россией может поддерживаться лишь страхом перед нами. Славяне всегда будут ненавидеть нас и всегда будут оставаться нашими врагами! Они уважают только тех, кто наносит им удары! Вспомните Японию! Так же будет и с нами! Антанта, при глупости моей дипломатии, может делать все, что ей заблагорассудится с Россией, — она втащила ее в войну; но наше преобладание в зоне германских интересов необходимо для того, чтобы отрезать Россию подальше от наших восточных границ раз и навсегда".
Людендорф и его окружение думали о будущем как о подготовке к новой войне. Они хотели расчленить Россию и укрепить сепаратистские силы на ее границах. "Необходимо укрепить, насколько это возможно, силы сопротивления живущих на границах народов, поскольку война с восстановившим свои силы русским колоссом начнется рано или поздно"{997}.
Ошибка русской политики Германии заключалась в том, что она не сумела найти подхода, который был бы привлекательным для России, ее патриотов, ее экономически влиятельного класса, даже для ее монархистов. За эту ошибку Германия заплатила в XX в. страшную цену дважды. Она так и не сумела стать настоящей альтернативой Западу, она не смогла предложить такую альтернативу России даже после Брест-Литовского договора. Более того, миром в Брест-Литовске и Берлине Германия практически гарантировала крах германской альтернативы Западу в попытках России приобщиться к источникам технического прогресса и социального обновления.
Самоослепление Германии
Комиссия рейхстага, работавшая уже после поражения кайзеровской Германии, сделала вывод: "Вплоть до 15 июля 1918 г. германское политическое и военное командование, если и не считало победу на Западе обеспеченной, то пат, ничейное положение рассматривало как гарантированное".
Планы на послевоенные годы говорят об ослеплении Германии. Даже на второй день после "черного" дня — 8 августа 1918 г., когда лидеры Германии пришли к выводу, что победить Антанту они уже никак не могут, на имперской конференции было решено, что "нефтяные поля Месопотамии должны в любом случае быть в сфере влияния Германии", поскольку румынские месторождения недостаточны для германской промышленности. Эта историческая слепота погубила Германию и в известном смысле спасла Россию, поскольку проявилась в тот самый момент, когда Германия приступила к германизации восточного пространства — в августе 1918 г. Германия пришла к выводу, что наступило время Германии организовывать новую Европу на базе германского господства в ее центре.
