Анатолий Иванов - Вечный зов (Том 2)
Перед тем как сколачивать гроб, он попросил всех, кроме Даши и Николая Инютина, со двора уйти, а теперь и их, чтобы они не вздумали идти за гробом, отправил прочь. Он проявлял строгость до конца, все это понимали, никто его не осуждал. И потому улица, когда Панкрат вез по ней гроб, была нелюдимой и пустынной, навстречу не попалось ни одного человека.
Возле готовой могилы сидел Владимир Савельев и курил. Затем подошли Николай с Дашей. Они вчетвером сняли гроб, опустили его в могилу. Инютин и Савельев принялись ее зарывать, а Даша и сам Назаров молча стояли и глядели на это.
Когда все было кончено, Назаров велел отвести лошадь на конюшню, всем уйти, а его оставить здесь одного.
- Чего вам здесь, Панкрат Григорьевич? - сказала Даша. - Идемте...
- Ступайте, сказал! - окрысился Панкрат. - Чего меня сторожить? Сторожи не сторожи - помру. Пузырьки твои... вон, в сумке-то, не вижу, что ль... не помогут уж.
Проговорив это, он подождал, пока Владимир Савельев не тронул лошадь, опустился на землю.
- Дядя Панкрат! - умоляюще попросила Даша. - Встаньте, земля холодная. Нельзя вам.
- Нельзя, - проговорил Панкрат, и в голосе его не было уже ни злости, ни упрямства. - А вы женитесь, ребятки, а? Вон Володька-то, а? Молоток, опять бабу забрюхатил. Пущай люди рождаются...
Слова его были неожиданны здесь, в этом месте и в это время.
- Да что вы, дядя Панкрат... - сказала Даша, покраснев.
- Ничего... Да отойдите вы хоть в сторонку. Он все же... сыном мне был. Посижу с ним. Вы не мешайте. Недолго я...
Подчиняясь ему, Николай и Даша отошли за кустарник, росший по оврагу. День разгорался светлый и теплый. Николай снял пиджак, бросил на землю, и они сели на него.
Николаю шел тридцать первый год, а она была юная, потому слова Назарова смутили Дашу, румянец еще горел на ее полных щеках, делая ее еще моложе. Друг на друга они не смотрели.
- Даш, - неожиданно проговорил Николай, - и правда,, давай поженимся.
- Ты... что? - приглушенно вскрикнула она, отшатнулась было, но он удержал ее за руку. Румянец ее заполыхал еще гуще, она испуганно и торопливо глянула на видневшуюся сквозь кусты сгорбленную спину Назарова, пытаясь высвободить подрагивающую руку. Но он ее не отпускал, она покорилась этому, опустила глаза в землю.
- Я и приехал, Даша, чтоб спросить это. У тебя и у отца... А тут...
Он все держал ее за руку. Она с трудом подняла на него глаза, такие же черные, как у матери, и так же обещавшие верность и преданность в любых испытаниях.
- Ох, Коля, Коля... - выдохнула она и ткнулась горячим лицом ему в колени.
* * * *
Нелегкий разговор накануне смерти Максима Назарова с председателем колхоза и с отцом много дал Василию Кружилину, заставил о многом думать, размышлять, сопоставлять, по-другому взглянуть на председателя "Красного партизана", да и на отца, И как-то, уже глубокой осенью, он зашел в кабинет Полипова и сказал:
- Петр Петрович, я хотел насчет статьи о Савельеве поговорить. Помнишь, по поводу паров?
- Ну-ну, - глуховато промолвил Полипов и чуть заметно пошевелил бровями. Как они там, после самоубийства этого... мерзавца?
Известие о самоубийстве Максима Назарова Полипов встретил несколько странно, как показалось Василию. Когда он, вернувшись из Михайловки, стал рассказывать подробности, Полипов будто долго не мог понять, о чем идет речь, хотя отец буквально через несколько минут после выстрела сообщил об этом в райком. Потом на лице его проявилась какая-то кисло-жалкая усмешка, губы выгнулись скобкой вниз, уши загорелись. "Ужасно, ужасно... Подумать только, что бывает..." - проговорил он сипло, отворачиваясь. Но когда вновь повернулся к Василию, на лице не было этой кислой усмешки, оно было жестким, холодным, и он проговорил пустым, без всяких эмоций, голосом непонятное: "Впрочем, что удивляться? Сам Назаров сюрпризы постоянно подносил, и вот сын... Твой отец лишь очень ценил его". "Кого?" - не понял тогда Василий, но Полипов ничего объяснять больше не стал.
- Как они там, не знаю, - ответил сейчас Василий. - Живут, чего же...
- Ну, так что ты насчет этой статьи?
- Я вот беседовал недавно с Иваном Савельевым. И с секретарем парторганизации колхоза. - Отца он по фамилии не назвал. - И мне показалось, что их доводы...
- Так, ясно! - перебил Полипов. - Их "доводы", - секретарь райкома по-особому, враждебно, произнес это слово, - я знаю.
Полипов по привычке вышел из-за стола, прошелся по кабинету. И вдруг неожиданно:
- Ну, а доводы партии?
Василий Кружилин сразу не нашелся, что ответить. Да Полипов ему и не дал отвечать.
- По-твоему, правы Савельев с твоим отцом, а не мы... не райком партии? Как же так, Василий Поликарпович? Ты вроде производил на меня впечатление более... более зрелого человека. И вот те на... Ты, кажется, совсем зеленый. Полипов развел руками, вздохнул.
И хотя это: "Вот те на... Ты, кажется, совсем зеленый" - было произнесено мягким, даже участливым тоном, Кружилину стало не по себе. Полипов заметил это.
- Ну, чего скис?
- Ты что же, привык себе работников выбирать, как арбузы на рынке?
- То есть? - не понял Полипов.
- Тогда надо было постучать пальцем об мой лоб. Опытный арбузник, говорят, сразу определяет зрелость.
- Послушай!.. - начал багроветь Полипов.
- Я никогда и нигде не утверждал и не буду утверждать, что я "зрелый". Особенно сейчас. Сельское хозяйство знаю пока плохо. Когда писал статью о Савельеве, казалось, что я прав. А сейчас возникли сомнения. Вот и пришел посоветоваться. Ты сам просил когда-то...
- Я тебе и разъясняю: партия...
- При чем тут партия?
- Что?! Что?! - Полипов замер на две-три секунды, словно бы окаменел в недоумении.
- Тут конкретный производственный вопрос, который можно с пользой решить только в том случае, если учесть все местные условия. Этого, кстати, и партия настойчиво добивается.
- Та-ак, - сказал Полипов и прочно уселся за свой стол. - А мы, значит, не учитываем эти местные условия?
- Мне кажется, не учитываем.
Полипов сидел неподвижно.
Зазвонил телефон. Он звонил долго, но Полипов так и не взял трубку.
- Та-ак, - снова произнес наконец он. - Не очень-то... как бы тебе сказать, чтобы снова не обиделся... Не очень гладко начинаешь свою редакторскую деятельность.
- При чем здесь, Петр Петрович, гладко, не гладко?
- Нет уж, ты подожди, не перебивай! - И Полипов негромко прихлопнул по столу ладонью. - Учись слушать старших товарищей. И по возрасту, и по партийному опыту. А то мы с тобой вообще ни о чем не договоримся. Вот что я скажу тебе, Василий Поликарпович. Ты не только сельское хозяйство, но и партийную работу плохо знаешь. И как я сейчас убедился, недостаточно отчетливо понимаешь линию партии в сельском хозяйстве. Именно - недостаточно отчетливо! - повысил голос Полипов. - Пусть тебя никакие формулировки не коробят. Мы тут дело делаем, нам некогда выбирать мягкие выражения. И ты не красная девица...
Опять зазвонил телефон. Полипов раздраженно приподнял трубку и бросил ее на рычаг.
- А в этом конкретном вопросе главный стрежень в чем? Вот посмотришь, не сладко будет жить Савельеву с Кружилиным. А Малыгина будем поддерживать. Я, область - все. А ты прислушивайся, приглядывайся, что будет происходить. И размышляй, делай выводы. Словом, учись.
- Насчет Савельева и Малыгина мне уже предсказывали. Только разъяснили все несколько с другой стороны.
- Что разъяснили?
- А почему оно так произойдет с ними.
- Туманно выражаешься, - пожал плечами Полипов, так и не поняв, а скорее всего сделав вид, что не понял, о чем говорит редактор газеты. - Ну, все, Василий Поликарпович. И мой дружеский совет тебе, только пойми его правильно: не высказывай опрометчиво своих мнений, пока не изучишь сути дела, не поймешь самой сердцевины.
- Это как понять?
Полипов глянул на левую, покалеченную руку Василия, в которой он держал папиросу, на обрубок безымянного пальца, на две трети откушенного немецкой овчаркой, и тут же, мгновенно, отвел глаза.
- Я и говорю - правильно только пойми. Ты ведь свою жизнь, по сути дела, лишь начинаешь. До этого она у тебя была... Ужасно подумать, какой она у тебя была.
* * * *
Тяжелое, гнетущее чувство осталось у Василия Кружилина после этого разговора с Полиповым. "Да что же это за человек? - раздумывал он. - И еще, кажется, пугает: ты свою жизнь только начинаешь, а до этого она была у тебя ужасной... Это что же он, на годы немецкого плена, что ли, намекает? Ну, здесь ты, Петр Петрович, не на того напал! Я и охранников с их собаками, эсэсовцев не боялся, смерти своей никогда не страшился, а здесь ты хочешь меня запугать? Дурак ты в таком случае, а не лечишься..."
А жизнь меж тем шла, и шла она в Шантарском районе именно так, как предсказывали ему отец с Иваном Силантьевичем Савельевым, да и сам Полипов. Отца и Савельева за чистые пары, которых они на будущий год оставили достаточно, разносили в пух и прах на всех пленумах, сессиях и всяких районных совещаниях, директора же совхоза "Первомайский" ставили в пример. На всю область прогремел Малыгин и за обязательство дать два с половиной годовых плана по мясу, в областной газете был даже напечатан его портрет. Иван Савельев же и отец, как ни ломал их Полипов, не обещали даже полутора.
