Михаил Назаров - Тайна России

Разумеется, не все русские Цари соответствовали высокой цели своего служения, но монархический идеал существовал в сознании народа как неписаный закон, даже когда нарушался. Народ терпел Царя-нарушителя как временное Божье попущение за свои грехи — и это помогало преодолевать последствия разрушительных действий «царя-нечестивца», мешало их укоренению в народном сознании как нормы. Хранителем же этого идеала была Православная Церковь. Поэтому воцерковленный народ Московской Руси не так уж нуждался в светских законах о правах и обязанностях монарха.

Законы понадобились после того, как при Петре I был подорван принцип симфонии и унижена Церковь, православное понимание самодержавия заменено западным абсолютизмом, а передача Престола личным решением монарха и дворцовые перевороты грозили разрушить православность и легитимность самой Династии…

С целью пресечения этого произвола Павел I и ввел в 1797 г закон (Акт) о престолонаследии, составленный в неразрывной связи с Православием — об этом свидетельствует определение в его Акте, что "Российский Государь — Глава Церкви", подпадающий тем самым и под церковное законодательство. Таким образом этот закон содержит не только «алгоритм» очередности престолонаследия по принципу первородства, но и условия, при которых этот «алгоритм» действует, главное из которых — религиозное требование (в позднейшей нумерации Законов — ст. 35): лицо, до которого по первородству "дошло право на Престол", может утратить это право по причине неправославности — несмотря на свое первородство. Далее (ст. 39) подчеркнуто, что "Император и Императрица… обязуются свято наблюдать сей закон".

Поскольку письменное законотворчество на Руси никогда не претендовало заменить собою церковные каноны, многие требования к наследованию Престола подразумевались как нечто естественное без письменного изложения. Например, Павел I не отметил такое требование, как православный брак; оно было записано лишь при составлении первого Свода Законов в 1832 г. в связи с прецедентом, нарушившим традицию (Вел. Кн. Константин женился морганатическим браком на католичке, из-за чего отрекся от прав престолонаследия еще до внесения этого требования в писаные законы).

Было разъяснено и неточное «протестантское» выражение Павла I, что "Император — Глава Церкви". В Основных законах (ст. 64) подчеркивается, что "Император, яко Христианский Государь, есть верховный защитник и хранитель догматов… и блюститель правоверия и всякого в Церкви святой благочиния", то есть он обязан охранять, но не имеет права менять догматы, каноны и благочестивое отношение к ним.

Таким образом, и в Акте Павла I и в последующих редакциях Законов духовно-религиозное требование к наследованию Престола ставится выше первородства — в этом ключ для всего понимания и применения Законов. При попрании религиозных канонов право на Престол по рождению у такого потомка Романовых, может быть, формально и остается, но право его осуществить, то есть взойти на Престол — утрачивается. Поэтому члены Династии имели разное «качество» с точки зрения прав престолонаследия, вплоть до полной его утраты (что иногда фиксировалось и в письменном виде).

Однако в Своде Законов никогда не ставилась цель предусмотреть все возможные нарушения традиции и наказания за это. Составители Законов не собирались превращать их в детальный "уголовный кодекс", отразив главный смысл в категоричности требований к православной сути монаршего служения (быть бескомпромиссным идеалом правоверия — ст. 64; вступать "не иначе как" в православный брак — ст. 185 и т. п.), невыполнение которых немыслимо для вступающего на Престол.

Поэтому же в Законах нет и специальных статей, лишающих права престолонаследия того члена Династии, который, грубо поправ церковные каноны и государственный закон, вступит в запрещенный брак, близкий к кровосмесительному, изменит присяге Государю, примет участие в масонском свержении монархии, а в дальнейшем ради получения трона будет готов сотрудничать с любыми антирусскими силами. Составители Законов даже помыслить не могли, что на все это может оказаться способен член царствующей Династии, как это сделал Вел. Кн. Кирилл Владимирович и продолжили его потомки, претендующие ныне на Российский Престол.

Они же теперь, ссылаясь на отсутствие в Законах формальных санкций за подобные преступления, считают их "не влияющими" на свои «права»… Кн. З.М. Чавчавадзе, официальный представитель кирилловской линии, в дискуссии с нами был вынужден признать многие очевидные факты нарушения Кириллом законов, в том числе церковных, однако утверждает самодостаточность правила первородства: "Нарушение им [Кириллом] каких бы то ни было иных норм можно рассматривать как печальное событие, как Божие попущение, но на правах его это не отражается" — "что бы он ни натворил! … (см. книгу: "Кто наследник…)

В этой трактовке «прав» сторонники кирилловской линии хотят навязать России «постхристианскую» декоративную монархию. Недавний глава этого "Императорского Дома" Кн. Владимир Кириллович откровенно заявлял, что таинство Помазания на Царство раньше "неверно понимали. Это просто форма… совместимая с любой политической системой" ("Огонек", 1990, с. 2).

Конкретный пример такого понимания монархии Кирилловичи дали в переписке с Ельциным и Коржаковым, предложив торг: "статус Императорского Дома" и "гостевой дом" взамен на поддержку Ельцина "со стороны зарубежных правительственных, общественных и деловых кругов" при невмешательстве самих Кирилловичей в дела нынешней власти… В 1997 г. соответствующий указ Ельцина едва не был издан — этому помешали лишь протесты православной и научной общественности… Разумеется, и в похоронах "екатеринбургских останков" Кирилловичи выступили на стороне властей, отвергая святость Царской семьи…

Но можно ли в наше время вообще надеяться на восстановление настоящей монархии в России и кто должен стать таким легитимным монархом?

Более всего о путях восстановления российской монархии размышляли в русской эмиграции.[107] Разумеется, далеко не все ее мнения были верными — ведь и сама эмиграция поначалу несла в себе непреодоленную смуту. Вспомним, что Белое движение, за редкими исключениями, стояло на «непредрешенческой» позиции между монархией и республикой — из-за давления стран Антанты, которые обманными посулами помощи настаивали на республиканском облике Белых армий.

Лишь после предательства Антанты и проигранной гражданской войны — в среде монархистов-эмигрантов начался процесс духовного осмысления катастрофы. Его первыми организационными вехами стали:

— Общеэмигрантский монархический съезд в баварском городке Рейхенгаль в мае-июне 1921 г., на котором было заявлено, что восстановление России возможно только при воссоздании монархии — "без старых недостатков, но на старом фундаменте". С этой целью на съезде был создан Высший Монархический Совет, уполномоченный вместе с Русской Зарубежной Церковью хранить для будущего принципы государственного устройства исторической России. В тесном контакте со спасшимися членами Династии Романовых ВМС стал в Русском Зарубежье главным арбитром в. монархических вопросах.

— Первый Всезарубежный Собор Русской Православной Церкви за границей в ноябре-декабре 1921 г. в Сербии, провозгласивший: "Да укажет Господь пути спасения и строительства родной земли; да даст защиту Вере и Церкви и всей земле русской и да осенит Он сердце народное; да вернет на всероссийский Престол Помазанника, сильного любовью народа, законного православного Царя из Дома Романовых".

— Приамурский Земский Собор во Владивостоке в июле-августе 1922 г., который признал Династию Романовых царствующей несмотря на смуту и на краткое время восстановил в Приамурье Основные законы Российской империи (до окончательного завоевания края красными). Этот Земский Собор на последней непорабощенной части русской земли имеет особенное значение для будущего восстановления легитимной власти.

Ни на одном из этих примечательных Соборов не обсуждалось, кто вправе стать следующим монархом, как дело неясное и преждевременное. Однако граница непредрешенчества между монархией и республикой сместилась все же к непредрешенчеству внутри монархизма — относительно легитимного наследника Престола. И когда уже известный нам Вел. Кн. Кирилл Владимирович в 1924 г. провозгласил себя «Императором», — его претензии были отвергнуты и Высшим Монархическим Советом, и предстоятелями Русской Зарубежной Церкви, и большинством членов Династии Романовых, и ген. Врангелем — командующим зарубежной Армией. В 1926 г. это подтвердил и Всезарубежный съезд в Париже, одновременно показав по результатам выбора делегатов, что эмиграция на 85 % состояла из монархистов. Причем многие осознали свой монархизм именно после революции: лишь потеряв монархическую Россию, стали ее ценить.