Темная сторона демократии: Объяснение этнических чисток - Майкл Манн
В былые времена коммунистическое руководство трех главных этнических образований в Боснии имело право вето при решении важных вопросов, что требовало от них согласованности действий. Когда роль компартии сошла на нет, началась фрагментация политической жизни по этническому водоразделу. Вначале исламские партии выступали за федерацию, потом за мажоритарную демократию, что обеспечивало преимущественные права этническому большинству. Коллективная идентичность боснийцев не была так ярко выражена как идентичности других народов в Югославии, что ввело в заблуждение сербов и хорватов: они искренне считали мусульман частью своего народа. Автономия, предоставленная конституцией от 1974 г., и рыночные реформы отграничили от боснийцев босняков. Вначале это произошло в Сараево. Кто-то по-прежнему мог считать их сербами и хорватами, другие воспринимали их как мусульман. Эта идентификация стала преобладающей на выборах 1990 г. (Bringa, 1995: гл. 1). Именно в этом смысле я буду использовать этноним босняк (бошняк) в этих главах. Боснийские хорваты начали присматриваться к мусульманам в надежде заключить союз против сербов. Крупнейшая партия боснийских сербов, СДС Милошевича, ранее выступавшая за федерацию, переориентировалась в пользу своей этнической родины, лежавшей по ту сторону границы: мечта о Великой Сербии могла стать явью. Из-за этих маневров тройственный национальный паритет дал первую трещину.
Таким образом, все лидеры победивших партий за пределами Сербии, даже в Боснии, стали считать идеалом национальное государство. В новых республиканских конституциях (кроме Боснии) гарантировалась государственность главенствующей нации посредством самоопределения (именно так и возникли потом сербская и хорватская автономии на территории других республик). Проект Конституции Боснии и Герцеговины провозглашал суверенное государство «народов Боснии и Герцеговины — мусульман, сербов, хорватов и других наций и национальностей, живущих на территории республики». Было принято решение, что право на самоопределение принадлежит каждой республике и ее национальному большинству (Hayden, 1996: 790–792; Woodward, 1995: 108). Это была мажоритарная демократия, игнорировавшая права меньшинств. Этнические группы — каждая живущая внутри другой — создавали угрозу бесконечной череды территориальных споров. Люди спрашивали: «Почему я должен считаться меньшинством в вашем государстве, если вы тоже можете быть меньшинством в моем?» Но и при таком раскладе можно было сохранить здравый смысл и способность к компромиссу. Сейчас мы рассмотрим самую большую и значимую республику Югославии.
ВОЗВЫШЕНИЕ СЛОБОДАНА МИЛОШЕВИЧА
Считается, что большей частью своих бед Югославия обязана этому невысокому, коренастому, седовласому человеку. Милошевич стал националистом волею судьбы. Этот коммунистический аппаратчик начинал восхождение к власти как сторонник реформ и борец с бюрократическим засильем, как и многие другие молодые деятели его поколения. Энергичный и честолюбивый, он считал, что это поможет ему пробиться наверх. Националистическая карта выпала ему почти случайно в апреле 1987 г. в небольшом городке рядом со знаменитым Косовским полем. После 1974 г., когда Тито наделил Косово автономией, албанцы сумели завладеть ключевыми постами в местной администрации и полиции. Под их давлением многие сербы были вынуждены уехать. Остальные, не покидая края, компактно расселились в окрестностях Косовского поля. Этот кластер стал цитаделью сербского национализма (Vujacic, 1995: 220–221). В 1987 г. Милошевич как крупный функционер Сербской коммунистической партии приехал туда, чтобы немного остудить разыгравшиеся националистические страсти. На публике требовалось произнести дежурную речь о дружбе народов, а за закрытыми дверями обсудить конкретные дела. Митинг и последующие события были запечатлены на кинопленку и показаны затем всему миру в документальном фильме Би-би-си «Смерть нации» (1998).
В фильме Милошевич вначале предстает в зале собраний в ожидании почестей, положенных коммунистическому вождю такого ранга. Далее происходит нечто невероятное. В зал врывается разъяренная толпа сербов и выводит Милошевича на улицу. Люди кричат, что их избила албанская полиция. Как и повсюду в Югославии, стражи порядка никогда не церемонились с демонстрантами. Потом организаторы акции признались, что сами спровоцировали албанскую полицию на ответные действия, закидав их камнями, привезенными на грузовиках. Милошевич вышел к народу в надежде утихомирить толпу. Этого у него не получилось. Потрясенный увиденным, он выкрикнул: «Никто вас больше не будет избивать. Никто не поднимет руку на сербов». Потом он вернулся в зал и провел там всю ночь, терпеливо выслушивая обиженных соплеменников. Ближе к рассвету Милошевич завершил встречу, пообещав, что все претензии будут рассмотрены «быстро и эффективно». Это понравилось народу. «Слоба — наш», — говорили косовские сербы (ряд исследователей предполагают, что Милошевич придумал и разыграл эту постановку, см.: Judah, 2000: 53; Udovicki & Torov, 1997: 87–88).
Позже в 1987 г. во время телетрансляции заседания Центрального комитета партии Милошевич обвинил партийное руководство в неспособности защитить косовских сербов. В течение двух лет он использовал сербскую националистическую риторику как часть «антибюрократической революции». Став лидером сербских коммунистов, Милошевич лишил Косово и Воеводину автономии, провел там тотальную чистку партийных рядов и укрепил свои позиции среди македонских коммунистов. Затем он занялся партийной перестройкой: Союз коммунистов Сербии превратился в социал-демократическую партию СПС (Социалистическая партия Сербии). Он практически собрал большинство голосов в Федеральной Ассамблее — высшем органе государственной власти Югославии. Это не сулило ничего хорошего хорватским и словенским политическим элитам. Его звездный час пробил в 1989 г., когда он обратился к сотням тысячам сербам, собравшимся на Косовом поле в день 600-летия великой битвы. Финал речи запомнили все: «Сегодня, шесть столетий спустя, мы снова участвуем в боях и принимаем бой. Это не бои с оружием в руках, хотя и такое нельзя исключать».
Милошевич разговаривал с народом гораздо откровеннее, чем его коммунистические предшественники. За ним закрепилась репутация прямолинейного человека и при этом умелого политика, который вначале внимательно слушает, а потом принимает решения. Он не впадал в националистическую истерию (в отличие от его сторонников). В первые годы своего правления Милошевич боролся за «компактную федерацию» с усиленными властными полномочиями центра — это был его План А. Он сумел мобилизовать социальную базу национального проекта «Великая Сербия» — сербских беженцев, сербов из районов, находящихся под угрозой (в особенности косовских сербов), сербских крестьян, которые ждали экономического процветания в более сильной федерации. Эти люди выходили на грандиозные демонстрации, требуя отставки «бессердечных бюрократов» среди партийной верхушки Косова, Воеводины и Сербии. Милошевич поддерживал их: «Нет силы на земле, способной остановить сербов» — и разводил руками: «Я не могу остановить народный гнев».
Он жаждал антибюрократической революции, видя себя вождем партии. У него была сильная поддержка в армии, но в Верховном командовании произошел раскол, там не было единодушия. С большим успехом Милошевич мог опереться на МВД и грозную SDB — службу госбезопасности Югославии. В 1972 г. SDB провела операцию по ликвидации 19 террористов-усташей, проникших на
