Владимир Муравьев - Истории московских улиц
Шептали что-то... Что, не знаю.
Шныряли лица здесь и там
И ждали с нетерпеньем чаю.
(На "Вечеринке" было традиционное угощение - чай с сушками.)
Началась вечеринка с того, продолжает бес, что молодой человек в пенсне раскрыл тетрадь и стал читать по ней. Когда же дочитал и "закрыл тетрадочку", все загалдели, заскрипели стульями и поднялся шумный спор.
А спорщики от слов потели,
Своей учености печальные плоды
Старались показать...
Черт под "журчанье слов заснул" и проснулся только к концу вечеринки.
...Играли на рояле,
Вся братия, рассевшись в зале,
В ладоши хлопала. Какой-то гимназист,
В созвучьях слов специалист,
Читал стихи. Ему внимали
И одобрительно кричали.
Припомнивши, что жизнь так коротка,
Завыли два высоких тенорка
"Быстры, как волны...".
Вечеринковцы жили полной жизнью, в которой было место всему, что свойственно молодежи, но в этом общении шла постоянная работа ума. И в шутке, и в серьезном разговоре формировался характер человека, складывалось его мировоззрение.
В 1913 году среди участников "Вечеринки" была проведена анкета, которая показала эволюцию взглядов ее участников за время посещения кружка. В анкете много вопросов, но главные из них два: "политическое кредо" и "отношение к религии".
Отвечая на первый вопрос, почти все сообщили, что вначале они склонялись к социалистическим взглядам, - это и понятно, если принять во внимание демократический состав кружка; характерны ответы: были "близки социалистические идеалы", "народник", пережил "отроческий социализм", прошел этап "раннего марксизма". В 1913 же году оказалось, что большинство "приближается в своих политических взглядах к к.-д. (кадетам)", меньшее количество - "сочувствующие народникам".
Что касается религии, то почти все отвечают, что у них был период "атеизма": "нигилизм и богоборчество", "детско-отроческая религиозность... сменилась нигилизмом и атеизмом Писарева, дальше бездушность писаревщины сменилась... народолюбием и опрощением Толстого". К 1913 году у большинства участников кружка религиозность становится важным и положительным компонентом их мировоззрения: "я не решусь теперь назвать себя нерелигиозным человеком", "раньше религия не играла для меня никакой роли, теперь я знаю, как обеднела бы душа, если бы исключить из нее религиозные переживания", "теперь религия представляется никак не дающимся в руки разрешением всего".
Таковы были результаты общих и самостоятельных размышлений. В 1948 году бывшие "вечеринковцы" отмечали юбилей "Вечеринки", и Александр Васильевич Малаев по этому поводу написал такие стихи:
Былые дни! Былые встречи!
Друзья! минуло сорок лет!
"Иных уж нет, а те далече",
Сказал любимый мой поэт.
Немного нас теперь осталось,
Живые все наперечет.
Где вы, друзья? Что с вами сталось?
Кто встретит юбилейный год...
О чем мечтали, что хотели,
Быть может, не у всех сбылось,
Но мы идем к великой цели
И за нее подымем тост!
Да! Сорок лет! Почти полвека.
Пока живем, так будем жить!
За жизнь, за счастье человека
Дерзать, трудиться и творить!
Те "вечеринковцы", о которых удалось собрать сведения, все, как и А.Ф.Родин, прожили нелегкую, но честную трудовую жизнь. Тем взглядам и принципам, к которым пришли в юности, они оставались верны всегда.
После революции 1917 года Набилковское училище было преобразовано в Трудовую школу 1-й ступени и до 1940-х годов использовалось как школьное здание.
В настоящее время, подсвеченное вечерами по фасаду, оно очень украшает улицу, и, судя по запыленным окнам, находится в стадии ремонта и ожидании какого-то решения своей судьбы...
В 1930-е годы, до реконструкции улицы, четная сторона 1-й Мещанской кончалась домом № 148. Сейчас последний - 78-й. После реконструкции на этой стороне улицы - от Протопоповского переулка и до ее конца - вместо прежних пятидесяти домов теперь стоят двенадцать. В основном это многоэтажные ведомственные жилые дома конца 1930 - 1950-х: № 48 строился для сотрудников Наркомата электростанций, 54 - для Министерства транспортного машиностроения и так далее. Имеется среди них и здание новейшего времени № 72 - "Бизнесцентр. Офисы. Магазины. Рестораны" - огромное сооружение из стекла и гранита неопределенной конфигурации.
Оформляющий парадный въезд на улицу и выезд с улицы на Рижскую площадь дом № 78 занимает целый квартал. Среди трех десятков старых домов, на месте которых он выстроен, был и дом № 126 по 1-й Мещанской, о котором рассказал В.Высоцкий в "Балладе о детстве".
...Но родился, и жил я, и выжил,
Дом на Первой Мещанской в конце.
Там за стеной, за стеночкою, за перегородочкой,
Соседушка с соседочкою баловались водочкой.
Тут зуб на зуб не попадал, не грела телогреечка.
Тут я доподлинно узнал, почем она, копеечка.
Все жили вровень, скромно так, - система
коридорная,
На тридцать восемь комнаток - всего одна
уборная.
В этом кирпичном длинном с гладкими стенами без всяких украшений, трехэтажном доме с длинными унылыми рядами окон, стоявшем торцом к улице и уходившем в глубь двора, перед революцией помещались меблированные комнаты "Наталис", содержавшиеся некоей Пелагеей Ефимовной Гапанович, о которой справочник "Вся Москва", обычно дающий сведения о сословной принадлежности лиц в нем упоминаемых, на счет ее ограничился общим "г-жа".
Комната Высоцких находилась в той части дома, которая выходила на улицу. Эта половина бывшего дома № 126 при постройке нового пошла под снос, а дворовая часть сохранилась, и теперь стоит позади нового дома, перпендикулярно к нему. В ней, по всей видимости, уже давно не живут, но по внешнему виду она осталась такой же, какой была в те годы, когда здесь жил Высоцкий.
За последними домами бывшей 1-й Мещанской, за домами-башнями, исполняющими роль кулис, по идее, заложенной в них архитекторами, должен был открываться вид на широкую дорогу - к ВДНХ. Надобно сказать, что градостроители добились этого эффекта, и выезд с улицы на Рижскую площадь и Крестовский путепровод создавал ощущение простора и устремления шоссе вперед.
Но замечательный градостроительный замысел площади Рижского вокзала, объединявший пространство 1-й Мещанской улицы, площади и грандиозного Крестовского путепровода ныне уничтожен Рижской эстакадой.
Тяжелая, с высокой оградой, низко нависшая над проездом, она загородила выезд с улицы и вид на площадь. Вместо стремительного выезда на простор площади и Крестовского путепровода (которых теперь просто не видно), машины вползают в щель под мостом, словно уличные собаки и кошки под закрытые ворота.
Надо быть абсолютно бездарным градостроителем, чтобы спроектировать здесь эстакаду, и очень не любить город, чтобы утвердить такой проект и выделить на него средства.
Рижская эстакада построена как часть третьего транспортного кольца Москвы, и одно из лучших созданий советского градостроительства - решение парадного проспекта Мира - принесено в жертву сомнительному транспортному проекту.
КРЕСТОВСКАЯ ЗАСТАВА
Нынешняя Рижская площадь еще в ХVI веке стала неофициальной, но общепризнанной границей, или, точнее говоря, околицей Москвы.
Сначала, при Иване Грозном, слева от Троицкой дороги, возле села Напрудного, были поселены царские ямщики - несколько десятков дворов. В конце ХVI века указом Бориса Годунова туда же, за Троицкие ворота Земляного города, на новую границу разросшейся за столетие Москвы, перевели ямскую слободу, находившуюся с начала этого века возле Сретенского монастыря. Под нее определили землю по правую сторону дороги. Ямщики вновь поселенной слободы были обязаны обслуживать "ямской гоньбой" дорогу от Москвы до Переяславля. Обычно такие слободы получали название по конечному пункту своего участка, и эта слобода стала называться Переяславской слободой.
Улицы, огороды, поля и выгоны Переяславской слободы протянулись по правую сторону Троицкой дороги от Земляного города до нынешней Рижской площади, на которой тогда находились великокняжеские пруды и протекала речка Напрудная - приток Неглинной. В дальнем конце слободы в ХVI веке поставили слободскую деревянную церковь Иоанна Предтечи с приделом святого Николая.
Возникшая сто лет спустя Мещанская слобода также протянула свои улицы до уровня той же границы-околицы. Но торговая, ремесленная Мещанская слобода льнула к Земляному валу, а ямская Переяславская стремилась из города на тракт, к околице, и недаром поставила там свою церковь, которая всегда бывала в слободе центром слободской жизни.
Москву с давних времен окружали мытные дворы и мытные избы таможенные заставы на дорогах, по которым доставлялись в Москву различные товары. На этих заставах особая стража - мытники взимала мыто - въездную пошлину с товаров. В давние времена мытный двор находился совсем близко от города (а городом тогда считался Кремль), на реке Неглинной, у нынешних Воскресенских ворот. Со временем, с ростом города, таможенная граница отодвигалась все дальше и дальше и к началу ХVIII века отодвинулась за Земляной город на конец расположенных за ним слобод. По указу Петра I в 1722 году на околицах загородных слобод была поставлена таможенная стража, а между дорогами, чтобы груженые возы не могли объехать досмотрщиков, вкопали надолбы. Таким образом, в Москве появилось новое кольцо заградительных сооружений, но не военное, не оборонительное, а возведенное по экономическим соображениям.
