Владимир Мельников - Их послал на смерть Жуков? Гибель армии генерала Ефремова
Уяснив, что мы имеем уже запас информации о трагедии ударной группы 33-й армии, Жоров как-то обмяк, начал говорить путано, сводить разговоры на свои научные труды и на загруженность работой. „Старею, память не та!“ — несколько раз говорил он. А ведь видел и знал Исаак Соломонович много, пожалуй, больше, чем кто-либо из оставшихся в живых, о трагедии группы Ефремова и его штаба. Сейчас у нас есть все основания хорошо задуматься над некоторыми моментами из жизни этой личности, только, поздно уже: умер Жоров, а с ним ушли в могилу ответы на совсем непростые вопросы о последних днях командующего и его воинов…»
Работая над этим материалом, мне неожиданно пришла мысль о том, что автор когда-то уже слышал о Жорове, причем в очень ярких тонах. Точно! Ведь это именно об Исааке Соломоновиче шла речь в книге Цезаря Самойловича Солодаря «Дикая полынь». Найдя на книжной полке эту книгу, разыскал рассказ о героическом профессоре.
Не привести здесь этот рассказ просто нельзя. Ибо этот рассказ — эталон лжи, лицемерия и в то же время явный, как сейчас говорится, «заказ», ибо написать такую ересь умный человек просто так не мог. За этим, очевидно, стоит какой-то умысел. Тем более, уважаемый читатель, вы сейчас более-менее осведомлены, чем занимался И. С. Жоров на территории, занятой врагом, и условиях его жизни в тот период, а теперь ознакомьтесь с тем, что пишет Цезарь Самойлович:
«…Вот вам… рассказ, как две русские женщины с риском для жизни спасли от фашистских захватчиков моего друга, честнейшего человека, талантливейшего врача Исаака Соломоновича Жорова! Было это в тяжелую для Советской Родины военную весну 1942 года. Профессора Жорова, военного хирурга, впоследствии одного из старейшин советской школы анестезиологии, по приказу командарма Ефремова перебросили самолетом на оккупированные врагом дальние подступы к Подмосковью. Профессору приказано было наладить и возглавить медицинскую помощь нашим раненым воинам, укрытым местным населением от фашистов. Исаак Соломонович сумел организовать в тылу врага настоящий полевой госпиталь. Пронюхали об этом гитлеровцы. Они бросили специальные подвижные группы, чтобы захватить Жорова, главного хирурга армии генерала Ефремова, части которой не давали покоя оккупантам. Фашисты сулили за голову профессора щедрую награду. Но его надежно укрыла в картофельной яме за огородами жительница деревни Анохино Евдокия Белова.
Колхозница отдавала себе отчет в том, что рискует жизнью своих детей. Помогавшей ей медицинской сестре Юлии Гращенковой пришлось вынести допросы и пытки фашистских карателей. После одного ночного допроса фашисты объявили Гращенковой, что ее сейчас расстреляют. Над головой больной женщины просвистели пули. Но она молчала, как не проронила ни единого слова и Евдокия Белова, когда оккупантские лазутчики шныряли в десятках шагов от прикрытой прошлогодней ботвой картофельной ямы.
Две русские женщины выдержали тяжелые испытания и спасли от фашистов еврея, советского офицера, коммуниста»[471].
Комментировать этот рассказ нет никакого смысла. Ибо ложь налицо. Вы когда-нибудь слышали о том, чтобы противник за голову какого-нибудь врача обещал гору денег? Главное, за голову командарма-33 — ни пфеннинга, а за умнейшую голову Жорова — щедрая награда. К тому же с какой стати обнимавшемуся с немцами Жорову коротать свое время в картофельной яме?
После прочтения этой сказки уже не вызывает никакого сомнения тот факт, что в жизни Жорова в этот момент было что-то нечисто. Вряд ли он предал группу генерала Ефремова — не было у него такой возможности, но факт сотрудничества с немецкими оккупантами почти не вызывает сомнения, а зачем тогда собирать справки, пытаться навести тень на Ушакова, что он предатель, заказывать еще одному Цезарю Самойловичу столь дешевый рассказ о его подвигах в тылу врага.
Весь рассказ Цезаря Самойловича об Исааке Соломоновиче — чистая ложь, но с одним его выводом нельзя не согласиться, где Ц. С. Солодарь пишет о том, что «советские люди ни в понятие „друг“, ни в понятие „враг“ не вкладывают никаких национальных признаков».
Это — правда. Люди, и не только советские, а все абсолютно, подразделяются на врагов и друзей не по национальному признаку, а по своим деяниям и помыслам.
Так уж получилось, что чем больше накапливалось сведений о последних днях боев окруженной группировки, тем больше возникало вопросов, но иногда отыскивались и потрясающие находки.
Много лет назад, прочитав книгу Ю. Б. Капусто, запал в душу ее рассказ о том, как шел к деревне Шумихино один человек, «…шел как бы сдаваться, а когда подошел к деревне вплотную, вскинул пистолет и открыл огонь по немецким расчетам (в деревне стояли пушки) и, прежде чем был уничтожен, много успел. (А ведь тоже — пропавший без вести!)…»[472].
Кто бы мог подумать, что много лет спустя судьба приведет автора вместе с поисковым отрядом «Судьба человека» в эти места. В один из апрельских дней 2004 года мы оказались в Шумихине, забытой богом деревушке, где проживала на тот момент всего одна семья, Функтиковы: Петр Григорьевич и Нина Дмитриевна. Им было уже за восемьдесят. На нашу удачу, Нина Дмитриевна прожила здесь всю свою жизнь и хорошо помнила, что делалось в окрестных местах в период, когда здесь вела боевые действия 33-я армия. Ей было тогда пятнадцать лет.
Многое поведала она нам, рассказывая о тех апрельских днях 1942 года, и в конце своего рассказа вспомнила случай, как она сказала, который произошел 20 апреля 1942 года (именно 20 апреля!) и все время стоит у нее перед глазами. И рассказала историю о неизвестном офицере, который шел один на немцев, находившихся в деревне, и стрелял из нагана. Только ее рассказ отличался от книжного большей правдивостью.
Никого из врагов не смог убить тогда капитан (Да! Именно капитан — была уверена Нина Дмитриевна, сколько бы мы ее ни переспрашивали. — Прим. автора), слишком далеко до них было, а наган — оружие ближнего боя. Но самое удивительное — немецкие солдаты, стрелявшие по нему из винтовок, тоже не могли в него попасть!
Так и шел заговоренный капитан на противника, готовясь мертвой хваткой вцепиться им в горло. Подойдя совсем уже близко к домам и расстреляв все патроны, капитан поднял с земли большую палку и пошел с ней на врага. В это время один из немецких солдат, находившийся за углом сарая, застрелил его выстрелом в спину. И упал капитан возле большой красивой плакучей ивы, распустившей свои ветви, словно косы. Она и сейчас стоит на окраине деревни, вблизи дороги на Борисенки, каждую весну, наверное, вспоминая храброго капитана. Так сражались и умирали бойцы и командиры 33-й армии!
Но впереди было еще нечто не менее значимое и неожиданное. На наш вопрос о том, знает ли она, где его похоронили, Нина Дмитриевна ответила утвердительно и показала на место расположения отчего дома, который располагался по соседству с тем, в котором они сейчас живут. Оказывается, что в этот день у нее умер отец, и немецкий офицер приказал, чтобы их похоронили в сенцах дома, где они тогда жили: отца — справа, неизвестного офицера слева от входа в дом. Кладбище было в лесу напротив, где как раз всего несколько дней назад проходила группа генерала Ефремова. Немцы сами боялись туда ходить и никого из местных жителей не пускали. Поэтому она хорошо запомнила и этот случай, и дату смерти офицера.
Пройдя к месту бывшего отчего дома, она без труда показала то место, где был захоронен офицер (отца перезахоронили на деревенском кладбище в 2002 году, а офицер так и продолжал лежать в своей могиле). В этот же день на глубине 40–60 см мы нашли останки храброго капитана, еще одного безвестного героя-ефремовца, которого позднее перезахоронили в братской могиле воинов, находящейся на восточной окраине села Слободка. В этой могиле уже покоятся останки почти трех сотен воинов 33-й армии, найденные поисковыми отрядами в близлежащей местности, а на могиле так и нет никакого памятника. Спасибо Александру Николаевичу Краснову, который двадцать лет назад установил здесь со своим отрядом памятный знак, да несколько позднее администрация деревни сделала небольшое ограждение, которое, кстати, сейчас уже и не позволяет хоронить найденные останки погибших воинов.
При капитане была найдена гильза от винтовочного патрона, в которой, возможно, была какая-то записка, но в силу того, что она оказалась не завальцованной, написанное не сохранилось. А еще при нем были обнаружены две монетки, достоинством три и пять копеек, 1940 года выпуска, новые, как будто только что выпущенные Монетным двором. Так и храним мы эти находки, как память о тех событиях, как свидетельство о том, насколько удивительна русская душа — временами добрая и чуткая, временами абсолютно безразличная ко всему.
Подводя итоги боевых действий 33-й армии в районе восточнее Вязьмы зимой — весной 1942 года, необходимо отметить тот факт, что в мае — июне 1942 года, сразу после окончания боевых действий на Вяземском направлении, группа операторов Оперативного управления Генерального штаба Красной Армии под руководством полковника К. Ф. Васильченко[473], по распоряжению начальника Генерального штаба маршала Б. М. Шапошникова, провела детальный анализ боевых действий 33-й и 43-й армий Западного фронта в январе — апреле 1942 года на этом направлении.
