Леонид Васильев - Древний Китай. Том 2: Период Чуньцю (VIII-V вв. до н.э.)
Разумеется, предлагаемая социологическая схема отнюдь не абсолютна и действовала не автоматически. В могущественных уделах-кланах были свои воины-ши и даже свои горожане (го-жэнь), которые нередко выступали вместе со своим господином и за интересы своего удела-клана. Примером тому могут служить события в царстве Лy, где Чжао-гун не был в состоянии одолеть клан Цзи даже тогда, когда во главе его стояли авантюристы Ян Ху или Гуншань Бу-ню (кстати, оба по статусу были, видимо, ши). Нечто в этом же роде было и в цзиньском клане Чжао, который в конце периода Чуньцю вел себя как автономно существующее мини-государство, вмешивался со своими войсками в дела других царств, например Вэй. Поэтому очень важно принять во внимание, что речь идет отнюдь не о перетекании неких неустроенных ши под знамена правителей. Имеется в виду гораздо более сложный процесс: в ходе соперничества правителей с наиболее могущественными владетельными феодалами те, кто оказывался победителем и практически брал на себя заботу об управлении государством, становились центром притяжения для заинтересованных в стабильности ши и го-жэнь. Но и этим, как правило, дело не ограничивалось.
В наиболее могущественных уделах, явственно превращавшихся в автономные политические образования типа все тех же царств и княжеств, возникал свой внутренний процесс политической дезинтеграции. Внутри уделов-кланов (некогда, в начале периода Чуньцю, являвших собой тесно сплоченные социально-политические структуры) появлялись противоборствующие группировки, что хорошо видно на примере цзиньского удела Чжао или луского Цзи. И здесь перед слоем низших администраторов и вассалов ши, равно как и перед горожанами, вставали проблемы, с кем им идти. Независимо от того, как эти проблемы решались в каждом конкретном случае, важен общий итог, т. е. направление движения общества. А оно в конце периода Чуньцю явственно шло в сторону дефеодализации.
Таким образом, на рубеже Чуньцю — Чжаньго в чжоуском Китае шел процесс укрепления власти тех, кто ею реально обладал и кто умел ее удержать за собой. Те же, кто этим искусством не владел, так или иначе свою власть теряли, уступая ее другим. В конце периода Чуньцю этот процесс перетекания власти был весьма заметен в Цзинь, Ци и Лy. И наоборот, процесс укрепления власти в руках легитимных правителей был нормой для аутсайдеров типа Цинь и Чу. Царства Сун, Вэй, Чжэн, Чэнь и тем более домен вана хотя и сталкивались с драматическими событиями и порой сотрясались от внутренних кризисов, заговоров и попыток переворотов, столь очевидной динамикой похвастать не могли. По разным причинам все они просто слабели. Однако и их касался, пусть в слабой степени, все тот же процесс социально-политической трансформации: на смену владетельным и влиятельным феодалам шли ши и го-жэнь, становившиеся весомой социально-политической силой.
Есть еще один важный момент, который должен быть принят во внимание, коль скоро речь идет о трансформации социально-политической структуры. Хотя число наследственной знати, цинов и дафу, в абсолютном выражении к концу периода Чуньцю существенно не изменилось, возможно, даже несколько увеличилось, о чем косвенно свидетельствует возрастание количества боевых колесниц в это время (в Цзинь — до 4–5 тысяч), нет сомнений в том, что в относительном выражении оно сильно сократилось. Или, иначе говоря, по сравнению с ши (не говоря уже о крестьянах, ремесленниках, торговцах и слугах) высшей знати стало много меньше. Во-первых, потому, что уже в первой половине периода Чуньцю практически все правители перестали создавать новые уделы и, напротив, начали прилагать усилия — впрочем, чаще всего безрезультатные, к уменьшению общего их числа. Во-вторых, из-за того, что среди высшей знати шла постоянная и ожесточенная внутренняя борьба за власть, которая способствовала резкому сокращению числа влиятельных на нее претендентов. Наконец, третьей и самой основной причиной было взаимоистребление высшей знати в ходе многочисленных войн.
Приняв во внимание, что параллельно с этим в Поднебесной увеличивалось количество низшей знати ши (чье участие в войнах и междоусобицах было гораздо более скромным), а также горожан, что было тесно связано с увеличением числа городов и численности их населения, несложно сделать вывод, что иерархическая лестница феодальной структуры быстрыми темпами истончалась сверху, что не могло не грозить устойчивости ее в целом. Конец периода Чуньцю очень показателен в этом смысле: многие из числа ши оказывались на высших ступенях власти или рядом с власть имущими, не становясь при этом дафу (т. е. не укрепляя за свой счет готовую рухнуть иерархическую структуру). Их, в частности учеников Конфуция (например, Цзы Лy), назначали на высокие посты, прежде доступные только дафу, а то и цинам, или они сами (как Ян Ху или Гуншань Бу-ню) добивались таких постов, но при этом никто из них, насколько известно, не становился дафу. А с другой стороны, если кто-либо, вроде самого Конфуция, получал ранг дафу, это была в новых условиях синекура, мало что реально (в смысле обладания властью) дававшая.
В конце периода Чуньцю буквально на глазах создавалась новая социально-политическая ситуация: дафу как влиятельнейший и правящий слой в Поднебесной терял свои прежние позиции, которые попадали в руки ши. При этом новые ши — в отличие от прежних дафу — не имели прав на должность или на должностное кормление. Право на должность и доход они завоевывали в конкурентной борьбе, а судьями были власть имущие, которые тоже были заинтересованы в том, чтобы иметь дело с назначаемыми и сменяемыми чиновниками-ши, а не с имевшими немалые притязания выходцами из рядов наследственной аристократии. И что существенно, процесс этот сам по себе не вызывал неприятия в обществе, даже во влиятельных его верхах.
Это и неудивительно, поскольку, согласно сложившимся уже идеологическим нормам, основам социо- и мироустроительной доктрины, еще древние мудрецы, столь умело управлявшие Поднебесной, считали своим долгом выдвигать умных и способных. И если вчера все высшие должности занимали дафу, а сегодня многие из этих должностей заняты умными и способными из числа выдвинувшихся ши, то разве это не разумно, разве не справедливо, разве не полезно для блага государства?
Проблема административно-политических нововведений
Социально-политическая трансформация чжоуского Китая проявилась и в нарастающей роли формализованной этической нормы, и в культе идеализированной древности, и в акценте на социо- и мироустроительные функции Неба и Шанди (равно как и действовавших от их имени великих мудрецов, начиная с Яо, Шуня и Юя), и, наконец, в постепенном выдвижении на авансцену низшего слоя знати ши, тесно связанного с городским населением, го-жэнь. Выход ши и городского населения, преимущественно ремесленников и торговцев, уже начинавших работать на рынок, на передний план не был случайной игрой социально-политических сил в ходе ожесточенной борьбы могущественных феодальных кланов. Напротив, это был закономерный результат трансформации структуры в целом.
Трансформация, о которой идет речь, шла широким фронтом и проявлялась во многих направлениях. Одним из важных ее аспектов было и структурирование административно-территориальных связей. Потребность в устойчивых связях такого рода ощущалась издревле. Шанцы решали эту проблему с помощью элементарной системы концентрических кругов (внутренний — столица правителя-вана, следующий — региональные подразделения зависимых от вана администраторов на землях, окружавших город Шан со всех сторон, а третий — это мир варваров, внешняя зона вай). В принципе нечто в этом же роде создали чжоусцы, завоевавшие Шан и подчинившие себе шанцев и иные соседние с ними племенные протогосударственные образования.
Правда, чжоусцы не смогли создать стройную систему концентрических кругов или квадратов, как она позже была представлена в идеализированной схеме одной из глав «Шуцзина». Раннечжоуская система достаточно быстро трансформировалась в удельную, причем связь уделов с двумя столицами вана была весьма слабой. Столицы быстро переставали быть центрами притяжения для удельных правителей, которые начинали вести самостоятельную политику, обычную для нараставшей феодальной дезинтеграции. В этих условиях сама жизнь привела к новой схеме территориальных связей, которая обрела форму совокупности вначале весьма зависевших от центра, а затем приобретших заметную самостоятельность больших, средних и малых уделов.
