История России. Эпоха Михаила Федоровича Романова. Конец XVI — первая половина XVII века - Дмитрий Иванович Иловайский
Дружественные сношения Михаила с шахом Аббасом продолжались во все время их царствования. Вначале шах помог даже Михаилу деньгами: в 1617 году он прислал слитков серебра на 7000 рублей. Эти дружественные сношения не мешали, однако, взаимным жалобам на разные притеснения торговым людям и послам. До какой степени московское правительство строго относилось ко всякому отступлению от посольского наказа, показывает особенно пример дьяка Тюхина, который состоял при послах князе Барятинском и Чичерине. В 1620 году по возвращении из Персии в Москву он был обвинен в изменническом образе действия: главная вина его состояла в том, что, призванный шахом, он ездил к нему один, без товарищей и выслушивал его упреки в невежливом обращении с его послами в Московском государстве. Несчастного дьяка по распоряжению Боярской думы подвергли жестокой пытке, а потом сослали в Сибирь, где посадили в тюрьму.
Вообще в царствование Михаила Федоровича внешние сношения России весьма оживились и стали играть более важную, чем прежде, роль в нашей государственной жизни. С одной стороны, новая династия, руководимая дальновидным отцом государя, всюду искала себе поддержки и полезных связей для отпора своему главному врагу, Польше; а с другой — громкие события Смутного времени, естественно, привлекли внимание иностранцев и ближе ознакомили их с Восточной Европой. Но внимание это направилось преимущественно на те промышленно-торговые выгоды, которые можно было извлечь из сношений с московским правительством. Особенно о таких выгодах хлопотали практичные англичане. После Столбовского договора, заключенного при английском посредничестве, отправлено было в Англию к Иакову I московское посольство с изъявлением благодарности за это посредничество, а главное, с просьбой помочь деньгами и заключением против поляков союза с Данией, Швецией и Нидерландами. Англичане ограничились присылкой взаймы 40 000 ефимков, или 20 000 рублей. Уже после окончания польской войны и возвращения Филарета из плена, в 1619 году приехал послом из Англии столь известный москвичам Джон Мерик и удостоился торжественного приема от обоих государей; причем вручил им подарки, состоявшие из серебряных золоченых изваяний льва и страуса, кубков и других сосудов, бархата, атласа, сукон и тому подобного. Во время переговоров с боярами он изложил целый ряд жалоб: на убытки, понесенные английскими купцами в Смутное время, на уменьшение в весе русского рубля, на английских приказчиков и слуг, растративших купеческие деньги, а потом поженившихся на русских женщинах или вступивших в русскую службу и подданство, и так далее. В заключение он снова просил дать английским торговцам свободный проезд через Россию в Персию. Царь велел собрать московских гостей и спросить их мнения на этот счет. Гости дали приблизительно такой ответ, что от свободного проезда, конечно, будут большие убытки русским людям, которые служат посредниками в торговле заморскими (европейскими) и персидскими товарами; но что они готовы терпеть убытки, если с английских купцов будут брать большую пошлину и от того будет прибыль государевой казне. Когда Мерику предложили вопрос о пошлине, то он уклонился от дальнейших переговоров по этому предмету, так как имел в виду беспошлинный провоз товаров в Персию. Посольство его кончилось тем, что, по его просьбе, ему возвратили занятые 20 000 рублей и отпустили. Перед своим отъездом он, однако, успел испросить у царя и патриарха семнадцати английским гостям, жившим в России, жалованную грамоту на беспошлинную торговлю.
В начале своего царствования Михаил Федорович безуспешно обращался с просьбой о помощи против поляков и к молодому французскому королю Людовику XIII. Когда же Московское государство умиротворилось, в 1629 году в Москву явилось первое французское посольство в лице де Ге Курменена. Он вел себя довольно надменно, заводил споры о царском титуле, о церемониях приема, просил о разрешении французским купцам иметь при себе католических священников, вести беспошлинно торговлю и пользоваться свободным проездом в Персию; взамен чего выставлял на вид неприязнь французского короля к австрийскому дому, который дружит с польским королем. Но все эти домогательства оставлены без последствий, и французский посол уехал ни с чем. За ним приехало посольство от Голландских Штатов, которое указывало на их борьбу с испанским королем и вообще с католичеством и хлопотало о разных торговых льготах, даже о монополии на вывоз хлеба и льна из Архангельского порта. Мало того, оно просило о разрешении распахивать пустые земли, очевидно намереваясь направить в Московское государство и земледельческую колонизацию; а в заключение домогалось все того же беспошлинного транзита в Персию, и притом монопольного, на 30 лет, за что обещало по 15 000 рублей ежегодно. Эти домогательства голландцев были также бесплодны. В следующем, 1631 году явилось датское посольство: оно просило для своих торговцев о беспошлинном вывозе хлеба из России и о том же свободном пути в Персию, и также безуспешно. Но с датчанами происходили у нас столкновения на северных приморских границах, и для заключения мирного договора ездили московские послы в Копенгаген. Там, однако, их приняли дурно и отпустили ни с чем. Причиной таких отношений было отчасти то обстоятельство, что мы в это время датской дружбе явно предпочитали шведскую, имея в виду наш главный тогда интерес: отношения к Польше.
После заключения Столбовского мира между Швецией и Россией не скоро еще установились приязненные отношения: им мешали, во-первых, споры о новых границах, которые проводились вследствие уступки областей шведам, а во-вторых, многие переселения из этих уступленных областей в московские пределы. Переселялись отчасти по причине больших налогов, а главное, православные люди весьма неохотно поступали в подданство иноверной, лютеранской державы; особенно уходили оттуда лица духовные, то есть священники и монахи. Шведское правительство в силу договора требовало выдачи перебежчиков; а московское от этой выдачи уклонялось и приказывало пограничным воеводам отсылать перебежавших крестьян далее от границы в дворцовые села и сажать там на казенных пашнях. Корела и другие уступленные области в церковном отношении продолжали причисляться к Новгородской епархии; новгородский митрополит ставил там священников и святил
