Хорхе Анхель Ливрага - Театр мистерий в Греции. Трагедия
Дарий
(прорисовка с греческой керамики)
«Прометей, возжигатель огня» – финальная часть утерянной тетралогии. Похоже, ее центральной темой было очищение с помощью огня тех мест, что были оккупированы персами, после битвы при Платеях, когда была восстановлена греческая гегемония. Насколько нам известно, такое очищение проводилось следующим образом: гасили все старые огни и от священного пламени, принесенного прямо из Дельф, зажигали новые. Поэтому возможно, что в трагедии описан именно этот мистериальный ритуал.
«Персы», вторая часть трилогии и единственная дошедшая до нас, открывается хором старцев, которые возглашают: «Вот мы. Верных Совет, как доверенных слуг государя зовут» (пер. Вяч. Иванова). Ксенофонт* уверяет, что именно так персы называли тех, кто входил в совет царя. Старцы сообщают, что сам Ксеркс, сын Дария, поставил их стражами прекрасных дворцов.
Их беспокоит долгое отсутствие гонцов от войска, которое выступило из Суз, Экбатаны* и области Киссии* и отправилось на завоевание Эллады. На самом деле войско состояло из жителей множества областей, и в тексте трагедии есть ссылки на некоторые из них. Согласно легендам, выступивших в поход персов было не менее двух миллионов. Еще старцы рассказывают о чудесном мосте, сооруженном для перехода из Азии в Европу через Геллеспонт* (ныне пролив Дарданеллы). Его построили из лодок, которые скрепили между собой толстыми льняными канатами и покрыли настилом, прибив его гвоздями. Старцы считают себя и всех персов потомками Персея, рожденного от магического союза Данаи и Зевса, который явился к ней в виде золотого дождя.
Появляется Атосса, жена Дария и мать Ксеркса, женщина влиятельная и могущественная. Ее одолевают странные сны и предчувствия. Встревоженная, она просит совета у старцев. Мы уже знаем, что Эсхил, следуя мистериальной традиции, придает снам большое значение и широко их использует.
Старцы советуют ей вознести мольбы Дарию, устремить свою душу к богам и совершить жертвоприношения и возлияния умершим (их выливали на землю). Несмотря на воодушевление участников хора, их слова почему-то вызывают ощущение надвигающейся трагедии. Кажется, старцы предчувствуют, что царю персов грозит опасность или даже смерть. Они говорят о греках как о благородных, мужественных, богатых людях (возможно, имея в виду огромные серебряные копи, которые незадолго до этого были открыты возле мыса Суний* и оказались важным экономическим фактором в войне со столь неравным противником), как о победителях Дария, любящих свободу.
Атосса в ужасе. Вдалеке показывается гонец, он выходит на сцену и торжественно провозглашает, что греки одержали победу, а войска персов больше нет. (Это не совсем совпадает с историческими событиями, но психологически ситуация передана очень верно, поскольку боевой дух азиатов был, несомненно, сломлен из-за скверного руководства войском и плохого снабжения после поражения на море.) Царица в отчаянии, она вопрошает, жив ли ее венценосный сын. Утвердительный ответ гонец сопровождает рассказом о гибели известных и всеми любимых полководцев, что делает фигуру самого Ксеркса менее значительной. Свои патриотические чувства Эсхил выражает неустанным восхвалением греков, подчеркивающим скорбь персов.
Поражение персов при Платеях
(из книги: J. Flaxman, T. Piroli, F. Howard, Compositions fr om the Tragedies of Aeschylus, 1831)
Атосса вызывает тень Дария, который, восстав из могилы, обвиняет своего сына в том, что тот вознамерился поработить непобедимый народ и нанес обиду богам, надев мост-ярмо на Геллеспонт. Призрак говорит о разгроме при Платеях и предсказывает возвращение подавленного, сломленного духом Ксеркса в изорванных одеждах. Он советует терзаемой скорбью матери выйти ему навстречу. (Это тоже психологическая, но не историческая истина, поскольку Ксеркс сам в бою не участвовал, что, по мнению многих комментаторов, и стало истинной причиной поражения.)
Ксеркс появляется на сцене, стыдясь встречи с матерью и Советом. С достоинством выслушивает он упреки старцев.
Разгром огромного азиатского войска представляется здесь как наказание, наложенное на Ксеркса Мойрой и Дике за совершенные грехи ( hybris): против людей – за непомерную жажду завоевания, против богов – за осквернение храмов и уничтожение священных образов. Атмосфера трагедии ощущается в полной мере; это моральный урок и предостережение для греков: никогда не впадать в подобные крайности, которые, по мысли Эсхила, являются причиной всех бед.
По мнению Йегера*, Эсхил, которому были хорошо знакомы описываемые события, хотел, используя миф, предупредить об опасностях, которые грозят нечестивым душам.
Форма этой трагедии проста и сдержанна, а избранная тема должна была вызывать живой интерес зрителей.
Персы показаны благородными, рыцарственными, но в то же время нечестивыми и непомерно гордыми, ведь они бросили вызов богине Афине, покровительнице Афин. Печаль и скорбь почтенных старцев вызывают уважение. Атосса предстает как великая царица, она полна достоинства и сочувствия к своему побежденному сыну. Эсхил преднамеренно создает контраст между призраком великого и мудрого Дария и тщеславным Ксерксом, который, тем не менее, не лишен царственного величия. Он говорит:
Злополучный мой рок! Безотрадный удел!Беспримерный удар! Непостижный удар!Как свирепо Судьба покарала наш род!
(Пер. Вяч. Иванова)И, наконец, еще раз упомянем необычную для нас, живущих 2500 лет спустя, глубину человечности греков, которые могли победить врага, не испытывая к нему ненависти, не унижая и не хуля его, но, напротив, уважая его страдания и скорбь, понимая, что сами они способны впасть в те же грехи и пережить те же беды.
Оглядываясь на события нашего века, когда любое суждение замутнено ненавистью, а побежденные представляются не иначе как чудовищами, стоит привести одну из финальных фраз «Персов»:
Хор
Я плачу, я кричу,Я бремя тяжкое бедыНесу с великой болью.
(Пер. А. Пиотровского)21. «Семеро против фив»
Древние корни этой трагедии – эпические сказания фиванского цикла. Залог ее оригинальности (по крайней мере, для нас, вынужденных довольствоваться тем немногим, что осталось от греческой трагедии) в том, что подлинным ее героем стал не человек и не бог, а греческий город Фивы – тот самый, именем которого греки назвали египетский город (не стоит их путать), известный сегодня как Луксор.
Аристофан скажет об этом произведении, что оно от начала и до конца наполнено ужасом и благочестием, духом воинственного божества – Ареса.
«Арес Боргезе»
(Лувр, Париж)
Давайте вспомним, что Эдип, сын Лая и Иокасты, по незнанию убивает отца и становится супругом своей матери. Еще не став окончательно жертвой собственной судьбы, он проклинает своих неблагодарных сыновей: они умрут бездетными, а царство их будет разделено мечом. Услышав это, его сыновья Этеокл и Полиник решают править по очереди, по году каждый, чтобы предотвратить раздоры. Но Этеокл, оказавшись на троне, в назначенный срок отказывается уступить своего брату. Разгневанный Полиник обращается за помощью к чужеземцам, чтобы осадить родной город и вернуть себе несправедливо отнятый трон.
Так неумолимо исполняется отцовское проклятие. Осада города становится связующей нитью всей трагедии. Мы видим только Этеокла, царя Фив, «твердо стоящего у штурвала своего корабля». Семь же объединившихся полководцев появляются лишь в описаниях. Полиника мы увидим только мертвым, а шесть фиванских полководцев – это просто статичные безмолвные фигуры.
Возможно, «Семеро против Фив» были частью тетралогии, в которую входили «Лай», «Эдип» и «Семеро» и которая завершалась сатировской драмой «Сфинкс». Нам известно, что эти произведения принесли Эсхилу победу в состязании с Аристием и Полифрадмоном. О них мы сегодня вряд ли знаем что-то кроме их имен, да и то лишь потому, что они были соперниками Эсхила.
Клятва семи вождей
(из книги: J. Flaxman, T. Piroli, F. Howard, Compositions fr om the Tragedies of Aeschylus,1831)
В отличие от других произведений, сюжет этой трагедии не связан с общечеловеческими страданиями. Эсхил рассказывает о злоключениях осажденного города, где остались лишь старики и дети, в панике мечущиеся среди брошенных статуй богов. На фоне разорения и всеобщего смятения царь Этеокл выступает как архаический прототип благородного греческого героя с одним лишь изъяном, фатальной страстью – ненавистью к своему брату, порожденной отцовским проклятием. Он полностью осознает свою Дике и, когда разведчик передает ему хвастливые клятвы, которые написали на своих щитах шестеро полководцев, ограничивается тем, что посылает фиванских военачальников к каждым из семи ворот. Он теряет спокойствие только когда ему говорят, что полководец, стоящий у седьмых ворот, – его собственный брат, а на щите у него образ той же Дике. Не в силах противиться искушению, на которое его толкает жгучая ненависть, Этеокл хочет сразиться с Полиником.
