Лев Князев - Лицо бездны
- Оригинально, - сказал Дмитрий. - Можно я еще плесну себе?
- Почему ты спрашиваешь? - пожала она плечами.
- Не бойся, эта бутылка мне - как слону дробина. - Он вылил в фужер остатки коньяка и выпил, раздвинув плотную скобку усов...
- Хотя, по правде сказать, мы признали, что во многом старикашка прав, снова заговорила Виктория.
- Может быть, и тебе не нравится Система? - покривился в усмешке Дмитрий.
- Во всяком случае, со многим не согласна и буду бороться! И пожалуйста, не иронизируй. Вот перевернулся пароход - мучения, гибель людей, моряков, а что они имеют за свой труд? Максим рассказывал, что зарплата у наших моряков самая низкая в мире. Что за границей им стыдно перед людьми, потому что...
- Покупать такие Шарпы и "Тойоты" тоже стыдно? - прервал Дмитрий.
- Подумаешь, Шарп! Ты знаешь, сколько он стоит в цивилизованном мире? Дневной заработок грузчика! Или "Тойоты" - со свалки. Нашел чем упрекнуть моряка, терпящего все невзгоды за сотню в месяц.
- Виктория! - поднялся он со стула. - Если хочешь оскорблять меня и партию в этом доме, я уйду. И ты не права, ты нервничаешь, девочка, поверь мне как другу.
- Да, наверное, ты прав, я сама стала Квазимодой, - сказала она и вдруг сморщилась, как от сильной боли. - Извини, Дмитрий, мне очень плохо.... Схватившись за сердце, она прошла к дивану, села на него, охватив руками плечи. - Господи, как мне плохо! - Она вскочила и заходила по комнате. Где твой Юрьев, Дмитрий, почему он не сообщает? Позвони ему! Нет, не надо. Дмитрий, если можешь, прости и оставь меня, мне плохо, - простонала она.
Дмитрий нерешительно постоял перед ней, сжимая и разжимая кулаки. Потом медленно вышел в прихожую, оделся. Сказал оттуда громко.
- Вика, я не обиделся, я еще позвоню тебе?
- Он умер, умер, Дмитрий! - крикнула она, когда он открыл дверь на лестничную площадку.
Стармех Гусев перебрался на перевернутый буксир, когда над морем стали сгущаться ранние зимние сумерки. Спасатели, сменяя один другого, продолжали работу на днище. Прикрывая глаза рукавицей от вспышек электросварки, боцман придерживал грузовую скобу, которую электросварщик приваривал длинной ножкой к листу. 3амкнутый контур прореза сильно дымил. На большей части его Геннадий Викторович сумел сделать глубокую канавку, не прожигая металл до конца, но там, где образовались дырки, торчали заткнутые Максимом куски ветоши - они тлели, испуская едкий чад, от которого сварщик кашлял, чертыхался, но не бросал работы.
- Геннадий Викторович, я вижу, дело к концу? - спросил стармех.
- Или делу конец или всем нам - конец, - приговаривал он, кашляя. - И добавил в адрес изводившей его шлюпки. - Да уберите вы эту проститутку, бьет не переставая!
- Братцы, держите ее на растяжках! - крикнул боцман на спасатель. Готово, Гена? - он убрал руку со скобы.
- Не оторвется, только с железом! - уверил сварщик. - Так, дедушка, сказал он стармеху. - Я весь контур прорезал до пленки, сейчас надо как можно быстрее пробить его насквозь и рвануть за скобу.
- Боцман, пусть принесут еще скобу для верности, - попросил стармех.
- Некогда, некогда, Вячеслав Николаевич! - крикнул со спасателя капитан, узнав о предложении стармеха. - Глядите, темно и шторм идет!
- Ладно, тогда я сейчас с тобой пристроюсь, Геннадий Викторович, - сказал стармех, показав ему ацетиленовый резак. - Ребята, пододвиньте ближе баллон, приказал он мотористам.
- Ну, с богом, начинаем! - электросварщик выжег искру, протянул раскаленный электрод стармеху, - прикуривай! - Щелкнуло пламя горелки, стармех подкрутил винт, регулируя остроту, и вонзился огнем в ближнюю к себе канавку прорези. Металл побелел, потек - открылась черная дырка, в которую засвистела струя воздуха, тотчас загасившая пламя.
- Зажигай дед, снова, не останавливай! - крикнул сварщик, прорезавший противоположную сторону листа. Гусев снова зажег газ о его электрод, повел по плавящему металлу наискосок - в удлиняющуюся щель била воздушная струя, горелка погасла. Тут только до него дошла рабочая мудрость мастера, сразу предупредившего о способе резки.
- Погружаемся, режь, дед! - закричал Геннадий Викторович. Словно услышав призыв, шлюпка сорвалась с удерживаемого спасателями конца, подпрыгнула и ударила его по ногам, волна плеснула по борту, окатив сверху, сбила шапку вместе с маской. По-обезьяньи вскарабкавшись на днище, сварщик разразился стоэтажным комплиментом в адрес моря, пароходов, двенадцати апостолов и Нептуна. Воздух, свистя, уходил из щелей, буксир на глазах погружался в море.
- Боцман, набрасывай гашу, дернем! - крикнул со спасателя капитан. - Всем отойти от конца!
Толстый стальной трос накинули гашей - петлей на приваренную к листу скобу, намотали другой конец на барабан брашпиля.
- Вира!
Пошел, расправился, натянулся, загудел трос. Словно пушка выстрелила из чрева буксира - надрезанный лист приоткрылся, как книга, и тут дзинькнул трос, сорвавшись со скобы, блестящими петлями просвистел в тумане, ударился о стальной борт спасателя и рухнул, распрямляя кольца, в ледяную воду. Пушечный хлопок произвел столб воздуха, вырвавшийся под давлением из машинного отделения. И теперь, когда воздух уже не сдерживал воду, она с рычанием заполняла оставшуюся пустоту. Судно стремительно погружалось.
- Стой! Стой! - закричал Гусев, бросаясь к раскрытому листу, словно мог остановить погружение. Мгновение назад, услышав воздушный выстрел, он облегченно подумал: "Получилось". И вот то, ради чего они все тут собрались, заканчивалось полным провалом. Еще не измеряя отверстия, он понял, что парень не сможет выбраться, если ему не помочь сие мгновение. - Кувалду! - Наорал стармех. Кто-то кинул с борта спасателя кувалду, кто-то, ловко перехватил ее на лету, сунул стармеху - он размахнулся, ударил что есть силы по краю листа но сталь не подалась. И тут Гусев увидел Максима. Парень молча лез в щель. Чудовищная струя метала его из стороны в сторону, била головой о железо. С окровавленным, разбитым лицом, оскалив в усилии белые зубы, выбирался к жизни его молодой друг, ставший в эту секунду самым дорогим существом на свете. Если бы Гусеву сказали - прыгай в воду - и парень спасется - он прыгнул бы, не дослушав. Но что же, что сделать! Что? Еще минуту назад он мог настоять, чтобы приварили вторую, страховочную скобу - всего лишь настоять! Заорать на всех, на капитана: варите! Господи, почему же я не настоял! Или ввернуть штырь скоба не сорвалась бы и штырь удержал конец. Почему я не додумал, почему?
- Макс, руку! - крикнул стармех, протягивая ладонь, отбрасываемую воздушной струей. Макс, не реагируя рвался наверх, но что-то держало его там, внизу. Стармех снова занес кувалду, ударил - струя воздуха вырвала инструмент. Звякнул металл, кувалда булькнула в волны.
Когда рвануло вверху - луч прожектора ворвался в машинное отделение, вырвав из мрака мохнатые сталактиты стоек и труб, высветив ухмыляющуюся пасть Бездны. Гудящим столбом воздуха Максима швырнуло к отверстию, ударило головой и лицом о зазубрины раз и еще раз. Хватаясь за распаленные края щели он попытался протиснуться наружу, воздух подталкивал сзади - сунул голову, она прошла, а дальше не пускала сбитая к плечам ветошь. Он отпрянул назад, уступив путь воздуху, попытался сорвать с себя мокрые тряпки, но тщетно - узлы затянулись и слиплись. Попытался разорвать - но вода уже залила плечи, и он снова бросился к отверстию, охватив плавающий возле лица машинный журнал. И вдруг понял, что рассчитал все возможные варианты спасения, кроме одного. Оказалось, что ветошь спасла его от холода лишь затем, чтобы погубить навеки. Да не ветошь, он сам, сам! Он бился в струе воздуха, протянув вверх руку с журналом, полузакрыв глаза, залитые кровью. Вдруг различил в кровавом тумане знакомое лицо, ему тянули руку. Квазимодо! Дед, зачем ты не сказал тогда, что проклятое "оказалось" засело и внутри нас, мы не научены жить и умирать без него!
Гудящим потоком воздуха вырвало из руки журнал. Встрепенувшись, как подбитая влет чайка, он упал на воду, вяло покрутился в неглубокой воронке, образовавшейся на месте погрузившегося в воду буксира. Выплеснулся с водой и закачался, распластанный, на поверхности.
Стармех Гусев, зачерпнув сапогами ледяной воды, последним из бывших на днище моряков запрыгнул на бот, упал на банку рядом с боцманом. Глаза их на мгновение встретились. Гусев скрежетнул зубами. Перегнувшись через борт, боцман выхватил разбухший от воды и уже готовый затонуть машинный журнал, положил его на колени Гусеву.
- Принимай, дед, твое хозяйство.
Бездна приняла Максима в холод и спокойствие с равнодушием Вечности, не знающей пределов во времени и пространстве. Уже вдохнув полной грудью воды, он понял, что сказал бы людям, там, наверху. Он знал, что умирает, и удивился и даже чуть порадовался, если можно сказать о радости в смерти, что ему совсем не больно дышать водой. Повернул голову - из темноты к нему шел дедушка Пятрок, за ним - мама и Виктория. Все трое корчились от невыносимой боли, протягивая к нему любящие руки. Ну, вот и пришли, сказал он им. Значит, я умираю. Мама, я знаю, как вам больно, простите меня. Прости и ты, Вика. Но знай, теперь мне совсем не страшно. Я все понял. Система мертва и погубила меня, как погубит все, к чему она прикоснется. Дедуля, я сделал все, что мог, но они не спасли меня, видишь? Хотя и сейчас еще могли бы. Но что-то там не учли: Что-то оказалось... Не так... Вот в чем моя и наша беда. А мы так верили...
