Дмитрий Гаврилов - Боги славянского и русского язычества. Общие представления
«В грамоте св. Антония Римлянина XII в. приводится, между прочим, имя Волоса вместо Власия: “на Волховом тудоре с женою и детьми одерен Волос”. У мордвы, потомков ростовской мери, до сер. XIX в. сохранялась память о Волосе, которого здесь олицетворяли в виде большого камня, а это представление древнего Волоса очень напоминало изображение на одной старинной иконе св. Власия сидящим на скале, а кругом его скот. В некоторых местах праздник св. Власию не всегда совершался по указанию церковного месяцеслова. Простой малороссийский люд, который глубоко чтил этого угодника, переносил день памяти его с 11 февраля на четверг Сырной, или Масленой, недели, находя Сырную неделю более приличным временем для празднования памяти св. покровителя стад потому, что с наступлением Сырной недели начиналось особенно употребление сыра, масла, сметаны, молока – продуктов, доставляемых домашним скотом. Св. Власий почитался защитником домашнего скота от злого существа, именуемого Коровья смерть» (Калинский, 1877).
Упоминание Велеса в договоре рядом с Перуном – покровителем князя не случайно и ничуть не противоречит гипотезе В. Н. Топорова о конфликте между Перуном и Велесом. В этом смысле чрезвычайно любопытно свидетельство современного белорусского ученого В. С. Цитова: «У больш раннi перыяд язычнiцтва В. лiчыўся ахоўнiкам дзiкiх жывел, богам паляничых, у гэтай iпастасi ен фiгуруе i ў старажытных балтаў; адначасова В. лiчыўся апекуном маладых воiнаў [выделено нами. – Авт.], якiх ен надзяляў сiлай, талентам, тонкiм слыхам» (Народная культура Беларусi, 2002, с. 92).
Параллели тому находятся в том числе у германцев (ср. Сага о Велсунгах) и у римлян. Причиною же подобного отношения к Велесу может быть, на наш взгляд, связь бога магии и потустороннего мира с обрядами посвящения, которые наверняка бытовали и у средневековых славян.
Германцы также призывали в паре «Меркурия» с воинственным «Марсом»[20] – богом воинского искусства. Все та же пара: «мудрый и хитроумный» Марс и «не совсем положительный» Меркурий. Описывая войну двух германских племен, Тацит сообщает: «Обе стороны заранее посвятили, если они победят, Марсу и Меркурию войско противника, а по этому обету подлежат истреблению у побежденных кони, люди и все живое» (Тацит, XIII, 57). Под именем Гермеса-Меркурия греки и римляне подразумевали центрально-германского бога Вотана – «Отца павших», который, как и Гермес-Меркурий, забирал души умерших на Тот Свет, на «Елисейские поля».
Аид и Персефона (рельеф из Локр). Терракота. 470–460 гг. до н. э.
Повелитель сокровенного
Несмотря на явную «черноту», Велес, равно как Один, Меркурий и Гермес – бог наук, мудрости, а кроме того, и красноречия. В «Слове о Полку Игореве»: «Чи ли воспети было, вещий Бояне, Велесовь внуче… » Таким образом, Боян – наследник и последователь Велеса в его искусстве вещать, пророчествовать, творить.
Н. М. Карамзин пересказывает «для любопытных» «басни», в одной из которых написано: «Словено-Русские князья, обрадованные такою грамотою (от Александра Македонского), повесили оную в своем капище с правой стороны идола Велеса… Чрез несколько времени восстали от их рода два князя Лях (Мамох, Лалох) и Лахерн, воевали землю Греческую и ходили под самый царствующий град: там, близ моря, положил свою голову Князь Лахерн (где создан был после монастырь Влахернский…)».
Скорее всего, он заимствовал эти сведения из «Древней Российской Вивлиофики» под редакцией Н. И. Новикова (Новиков, 1773–1790), либо, что даже вернее, из Новгородского Хронографа (1680), опиравшегося на произведения еще более ранние (Сказания Новгорода, 2004, с. 47–61):
«…Сии ж князи словено-рустии, иж таковыя высокия чести сподобишася от всего державнаго того самодержца [т. е. Александра Македонского. – Авт.] прияти и сию пречестнейшую епистолию почитаху вельми и обесиша ю в божницы своей по правую страну идола Велеса и честно покланяхуся ей, и праздник честен творяху в началный день примоса месяца… » («Сказание о Словене и Русе и городе Словен ске» из Новгородского Хронографа).
Указывая на поэтическую функцию Велеса и данные этимологии, В. Н. Топоров высказал оригинальную гипотезу о «…*veleti как обозначение особого типа речевой деятельности при др.-ирл. fi l e “поэт” *uel-, особенно при учете мотива прижизненного нисхождения поэта (филида) в царство смерти» (Славянские древности, т. I, с. 210–211). Заметим, кстати, что и Боян растекается «мыслею», скорее всего, именно по Мировому древу, соединяющему все миры, в том числе Нижний. Есть любопытное предположение о том, что в данном фрагменте Слова имеется в виду не «мысль», а «белка-мысь» (диал. уст. «мышь»). Если так, то тем более очевидна связь образов Велеса и Гермеса – вестника богов (ср. упомянутую белку Рататоск (Грызозуб), что переносит сплетни от «от ящера» у корней Иггдрасиля к орлу на его ветвях и обратно).
Как уже отмечалось, чехи и после принятия христианства помнили Велеса как одного из самых могущественных «демонов» и приносили в жертву ему черных кур и голубей (Ирасек, 1952, с. 15). Чешский писатель XV в. Ткадлечек упоминает демона Велеса в триаде «черт – Велес – змей».
В Слове св. Григория сказано о поклонении славян «скотноу богоу и попутникоу и лесну богу» – то есть, вероятно, Велесу – богу скотьему, покровителю путешест венников, богу лесов. Стоит особо отметить, что эпитет «скотий» означает еще и «дикий». «Волохатость» (волосатость) Велеса восходит к представлениям древнейшей охотничьей магии, оборотничеству, символизируя власть над Дикой Природой. С этой точки зрения нескошенная пшеница (так называемая «Николина» или «Велесова бородка»), которую оставляли на поле еще в первой четверти XX в., есть не что иное, как языческая треба Велесу, который со стороны Леса пасет/оберегает стада. Это треба лесному хозяину – медведю – лишь бы скот не воровал сам, а пас бы, пребывая, как и долженствует трикстер, на границе между Космосом и Хаосом, охраняя имущество людей от чуждого Леса (волков этого леса?). В этом смысле любопытная скандинавская параллель: Я. Гримм в «Германской мифологии» сообщает, что и в христианские времена жнецы, обращаясь к Одину с мольбой о хорошей жатве, становились вокруг посвященного ему участка, закручивали колосистый хлеб, орошали его пивом, и потом, скинув шляпы и приподнявши вверх серпы, трижды возглашали громким голосом: «Воден, прими своему коню корм».
Любопытное свидетельство имеется у Епифания Премудрого в «Житии Сергия Радонежского» (1417–1418): «Некоторые из них (зверей) стаями выли и с ревом проходили, а другие не вместе, но по два или по три или один за другим мимо проходили; некоторые из них вдалеке стояли, а другие близко подходили к блаженному и окружали его, и даже обнюхивали его. Среди них один медведь имел обыкновение приходить к преподобному. Преподобный, видя, что не из злобы приходит к нему зверь, но чтобы взять из еды что-нибудь немного для пропитания себе, выносил зверю из хижины своей маленький кусок хлеба и клал его или на пень, или на колоду, чтобы, когда придет, как обычно, зверь, готовую себе нашел пищу; и он брал ее в пасть свою и уходил. Когда же не хватало хлеба и пришедший по обыкновению зверь не находил приготовленного для него привычного куска, тогда он долгое время не уходил. Но стоял медведь, озираясь туда и сюда, упорствуя, как некий жестокий заимодавец, желающий получить долг свой. Если же был у преподобного лишь один кусок хлеба, то и тогда он делил его на две части, чтобы одну часть себе оставить, а другую зверю этому отдать; не было ведь тогда в пустыни у Сергия разнообразной пищи, но только хлеб один и вода из источника, бывшего там, да и то понемногу. Часто и хлеба на день не было; и когда это случалось, тогда они оба оставались голодными, сам святой и зверь. Иногда же блаженный о себе не заботился и сам голодным оставался: хотя один только кусок хлеба был у него, но и тот он зверю этому бросал. И он предпочитал не есть в тот день, а голодать, нежели зверя этого обмануть и без еды отпустить». Сергий Радонежский – вообще очень любопытная личность в отечественной истории…
Медведь и козел (коза) – непременные участники восточнославянских народных обрядовых шествий и праздников с переодеванием (Даркевич, 1988, с. 217). Явно не случайно в ряде русских сказок на козле наездником выступает сам черт.
Об «особости» Велеса свидетельствует отсутствие его столпа в пантеоне князя Владимира. Столп в Киеве был, но наособь – не на холме, а на Подоле. Между тем и разделываются с Велесом, отправляя чура в загробный мир по реке, то есть не уродуют, но хоронят старого Бога: «А сам [князь Владимир. – Авт.] в Киев вшед, повеле испроврещи и избита кумиры, овыи иссещи, а иныя ижжещи; а Волоса идола, егоже именоваху скотья бога, веле в Почайну реку въврещи…» (Иаков-мних, цит. по: Макарий (Булгаков), с. 530–533).
