Лоренс Гарднер - Чаша Грааля и потомки Иисуса Христа

Глава пятая

Иисус — мессия

Хотя Евангелия, повествуя о жизни Иисуса Христа, последовательно излагают события и факты, их не следует считать документальной историей в традиционном смысле этого слова. Временами они согласуются, а иногда противоречат друг другу. В некоторых случаях события, упоминаемые в одних благовествованиях, вовсе не находят отражения в других. Вместе с тем необходимо помнить, что главная цель Евангелий заключалась в распространении насущной социальной идеи, главным носителем которой был Иисус.

Тем не менее, данная идея преподносилась отнюдь не в явном виде. Иисус, как известно, часто говорил притчами, делая посредством аллегорических рассуждений свою речь более доступной для понимания слушателя. Некоторым такие нравоучительные истории могли казаться несерьезными, но содержавшийся в них зачастую скрытый политический смысл зиждился на реальных людях и событиях.

Все Евангелия скроены по единому образцу и подобию, поэтому нужно признать, что множество рассказов о жизни самого Иисуса, по сути дела, являются теми же самыми притчами. Действительно, большая часть деяний Иисуса была умело «замаскирована» в контексте «отвлекающих» историй. Делалось это, дабы «имеющие уши, чтобы слышать» поняли то, что ускользало от внимания остальных.

Ради того, чтобы ускользнуть от бдительного внимания римских цензоров, повествование в Евангелиях велось в завуалированной форме. По данной причине книги содержат множество символических деталей, которые даже в наши дни затрудняют в целом понимание смысла большинства событий. Подобного рода туманные ссылки и скрытые намеки, а также использование аллегорической тайнописи древних религиозных течений способствовали совершенно неправильному толкованию того, что на самом деле имело место. Некоторые из этих событий были безапелляционно восприняты как сверхъестественные.

Мы уже сталкивались с примером откровенного непонимания сущности и задач «ловцов человеков», крестивших неиудеев после того, как последних «рыбаки» вытягивали из воды в огромных сетях. Другой хороший пример якобы сверхъестественного явления можно найти у Иоанна (2:1—10) в рассказе о том, как Иисус подменил воду вином на свадебном пиру в Кане.

Это всем известное событие стало первым из длинной цепи самоуверенных поступков Иисуса, благодаря которым он заслужил репутацию ниспровергателя древних устоев.

Воспитанный в суровых условиях общественного строя своего времени, зиждившегося на неукоснительном соблюдении древних традиций и законов, Иисус понял, что Рим может быть побежден лишь тогда, когда прекратится религиозная междоусобица в самом иудейском обществе. Такого понятия, как христианство, в те годы не существовало, и религией Иисуса был иудаизм. Все евреи поклонялись единому Богу, но даже они (состоявшие, как предполагалось, в особых отношениях с Яхве и находившиеся у него на положении так называемого «избранного народа») были разобщены множеством религиозных общин, каждая из которых придерживалась собственного вероучения. Что касалось самих евреев, то Иегова являлся исключительно их богом; Иисус же стремился разделить веру в него и с неевреями. Более того, он жаждал разделить веру в Иегову таким путем, чтобы не требовать от неевреев обретения всех парадных сторон ортодоксального иудаизма. Иисус, поступая таким образом, стремился под знаменем единого Бога к объединению всего народа Палестины в борьбе с могуществом Римской империи.

Иисус, безусловно, принадлежал к эллинистам, — евреям, перенимавшим культуру Запада, — поскольку противопоставлял себя непоколебимым в своей вере иудеям, подобным Иоанну Крестителю. Его просто выводил из себя ригоризм религиозных убеждений таких иудейских партий, как секта фарисеев. Он имел необычайно широкий взгляд на вещи и считал своей задачей освобождение народа. Но Иисус знал, что угнетаемые люди до тех пор не станут свободными, пока сами не избавятся от непреклонного сектантства. Он полностью отдавал себе отчет в том, что долгожданному Спасителю-Мессии, приход которого предрекался в последнем пророчестве, надлежало появиться именно в то самое время. Как предполагалось, с приходом Мессии начнется новая эра свободы, — он будет революционен во взглядах на будущее и не станет придерживаться установившихся обычаев. Будучи наследником царственного престола Давида, Иисус осознавал свою правомочность называться Спасителем-Мессией, а также то, что если бы он вдруг объявился в таком качестве, никого бы это особенно не удивило.

Чего у Иисуса не было, так это каких-либо официально утвержденных полномочий, — он не являлся ни правящим монархом, ни первосвященником. Какое-то время он формально даже не был помазан на царство и не мог, — будь хоть у него все остальные атрибуты власти, — заявлять свои законные права на статус Мессии. Тем не менее, таким техническим сторонам дела не суждено было стать помехой на пути Иисуса, и он, несмотря на формальное отсутствие полномочий, продолжил осуществлять свои связанные с обрядностью (как религиозной, так и гражданской) нововведения.

При первой благоприятной возможности в Кане он поначалу проявил нерешительность, сказав: «Еще не пришел час Мой» (имея в виду, что он еще не был помазан). Мать его, однако, игнорируя подобного рода условности, приказала слугам: «Что скажет Он вам, то и делайте».

О превращении Иисусом воды в вино, считающемся первым из его чудес, говорится только в Евангелии от Иоанна. Следует отметить, что евангелист не упоминает о том, что вино кончилось на свадьбе, как это зачастую неправильно цитируется в Переводах. На самом деле в тексте говорится так: «И как недоставало вина, то Матерь Иисуса говорит Ему: вина нет у них». Согласно ритуалу, описываемому в «Свитках Мертвого моря», объясняется все очень просто. В данном обряде (соответствующем таинству евхаристии) причащаться вином разрешалось только давшим (в присутствии священнослужителя) обет целибата. Все остальные присутствовавшие относились к категории непосвященных, и их участие в церемонии ограничивалось ритуалом очищения водой. Среди них были женатые люди, новообращенные, неевреи и иудеи-миряне. Далее в Евангелии говорится: «Было же тут шесть каменных водоносов, стоявших по обычаю очищения Иудейского». Огромное значение поступка Иисуса состоит в том, что он взял на себя задачу ниспровергнуть древнюю традицию, — полностью отказавшись от воды, он позволил «нечистым» гостям причаститься священным вином. «Распорядитель», отведавший вина, «не знал, откуда это вино, знали только служители, почерпавшие воду». Он никак не прокомментировал чудесное превращение, а только выразил свое удивление по поводу того, что «лучшее вино» (в отличие от воды — «худшего вина») было подано на столь поздней стадии торжества.

Мария поступила правильно, приказав слугам во всем повиноваться Иисусу, ибо в данном эпизоде он «явил славу Свою; и уверовали в Него ученики Его».

Причащение освященным вином и хлебом являло собой многовековую традицию ессеев, а не нововведение более позднего христианства. Со временем христианская церковь, присвоив себе старинный обычай, представила его как собственное таинство евхаристии, символизирующее Тело и Кровь Христову. Согласно подложной евангельской ссылке, учреждение таинства якобы произошло во время Тайной вечери (например, у Матфея 26:26—28).

В схожей аллегорической форме представлен в Евангелии и известный эпизод, носящий название «Насыщение пяти тысяч». Иудейские законы были строги, а Иисус в своем новом пасторстве стремился быть великодушным. Как правило, неевреям разрешалось присутствовать на иудейских религиозных ритуалах лишь при условии их твердой решимости обратиться в новую веру и гарантии соблюдения ими иудейских обычаев (включая и обрезание, если они мужского пола). Мысли Иисуса, однако, были устремлены к не подвергнутым обряду обрезания неевреям, — а почему бы и им не даровать возможность общения с Иеговой? В конце концов, ведь он же разрешил им в Кане причаститься освященным вином!

Концепция веры в Бога, разделенной поровну между иудеями и неевреями, превратилась в движущую силу миссии Иисуса. Но эта идея была более чем революционна; твердокаменным иудеям-ортодоксам она казалась просто возмутительной, ибо Иисус присвоил себе право распоряжаться тем, что было их собственной исторической привилегией. Он делал Иегову, бога «избранного народа», доступным для всех, — доступным, практически без всяких оговорок, даже для «нечистых».

Как мы уже видели, неевреев, желавших обратиться в иудаизм, подвергали обряду крещения, в котором они, дабы получить благословение «ловца душ человеческих», под видом «рыб» втаскивались «рыбаками» в лодки. Подобную картину можно было бы наблюдать, мысленно перенесясь в Святая Святых (часть святилища иудейского храма), где священников-левитов именовали «хлебами». При таинстве священства (церемонии возведения в духовный сан) совершавшие богослужение первосвященники-левиты подавали священникам по семь хлебов, а принесшим обет безбрачия рукополагаемым — по пять хлебов и две рыбы. Во всем этом был некий важный, основанный на Моисеевых законах, символизм — хотя неевреи могли принять крещение в качестве «рыб», но стать «хлебом» строгий закон позволял только иудеям.