Михаил Сарбучев - Крест против Коловрата – тысячелетняя война
Фольклор – это душа народа. Это очень архаичный и вместе с тем очень чуткий нерв культурной народной стихии, с одной стороны, динамично реагирующий на все новое, с другой – оставляющий только существенное, значимое. И именно фольклор – среда, в которой кристаллизуются национальные культурные коды. Излишне напоминать, что большинство сюжетов и персонажей русского фольклора носят языческий характер. При их расшифровке проявляются чрезвычайно архаичные представления о мироустройстве, одушевление природных сил, наделение животных магической силой и разумом, превосходящим человеческий. Это отчетливые следы древних культов природы и поклонения тотемным божествам. В этом контексте «Сказка про колобка», когда все животные откусывают по кусочку от круглого диска, пока не съедают его полностью, расшифровывается как рассказ о фазах лунного месяца. Причем выбор зверей не случаен, их имена носили созвездия, через которые проходил по небу месяц.
Вспомним снова заявление Всеволода Чаплина. Казалось бы, почему все в одну кучу? Гомосексуализм, коммунисты, «говорящие животные»? Но в контексте борьбы Церкви «с язычеством» пассаж В. Чаплина о «говорящих животных» не кажется таким уж откровенным бредом. Получается, «очаговое сопротивление» продолжается до сих пор? Но сопротивление чему?
В Библии действительно не встречается говорящих животных. Исключения два, это змей-искуситель (который, строго говоря, «животное» только по внешнему виду) и валаамова ослица. Комплекс черт, присущих этому персонажу: верность хозяину, способность говорить по-человечески, а также чувство предвидения, более сильное, чем у хозяина («дурака»?), – напоминает другого персонажа русских сказок – Сивку-Бурку (или в адаптации Петра Ершова – «Конька-Горбунка»). Маленький конек также выполнял ряд служб у своего хозяина: возил его за тридевять земель, давал советы, предсказывал события, спасал жизнь, безропотно сносил обиды. И у него были длинные ослиные уши, каких у настоящих лошадей никогда не было. Вряд ли этот сюжет был заимствован из Книги Судей, поскольку единичный и не типичный для текста случай вряд ли мог стать столь широко воспроизводимым фольклорным сюжетом. Вспомним также образ волка – исключительно славянский, а шире германо-славянский архетип (или шире античный общеевропейский архетип) с аналогичными задачами. Волков в ханаанских мифах уж точно никогда не было и быть не могло. Зверей, выступающих как партнеры человека, тоже нет. Сказано в гл. 1 Бытия, что человек был создан «владычествовать над рыбами… и над птицами… и над скотом… и над всеми гадами», и эта иерархия не нарушалась. И вдруг ослица оказывается прозорливее своего хозяина и спасает ему жизнь – случай беспрецедентный для Библии. Впрочем, начисто отрицать влияние христианства на мир русского фольклора было бы также неверно. Так, известный образ сказочной страны, где текут молочные реки с кисельными берегами, действительно перекликается с библейским текстом. Во Второзаконии, 6:3, Моисей описывает Землю обетованную как землю, где текут молоко и мед. В соответствии со старыми рецептами кисель на Руси варили с патокой в качестве загустителя. Аналогичный образ встречается в Библии трижды (Исх. 3:8,17; Чис. 16:13,14). И вот тут возникает одна весьма занимательная коллизия. Если Библия берет в своем начале древнюю мифологическую протоиудейскую традицию, а это ни у кого сомнений вроде бы не вызывает, и библейская традиция подается как нечто «высшее» по сравнению с языческой, и ее влияние на славянскую считается неким «просветительным» актом, то, по существу, мы имеем не что иное, как столкновение двух языческих традиций. Культурных кодов. Славянской (шире – общеевропейской), «эллинской» (?) и иудейской. Библия – конечно же, более поздняя и авторизованная надстройка. Авторизованная, потому что у большинства ее книг есть более или менее реальные исторические авторы: Соломон, Иезекиль, Матфей, Лука, Иоанн, Петр, Павел и так далее.
Исследователь, даже очень въедливый и дотошный, попадает в ловушку. Если фольклорный текст записан, то он, по существу, становится таким же подверженным редактуре объектом, как и летопись.
Иногда эти правки столь забавны, что уже сами по себе могут влиться в фольклорную традицию как часть народной смеховой культуры. «Сказка сталкивается с проблемой: христианское сознание не допускает договоров с нечистой силой… Например, «по щучьему велению…» – магическое заклинание, но если произносится так: «по щучьему велению, по Божьему благословению…» – это уже молитва. Может показаться, что две эти словесные формулы мало чем отличаются, но это не так: важней всего мотивация, а не внешнее оформление. А мотивация с приходом христианства меняется»43. Так, да не так… Дух озера/реки, олицетворенный Щукой, решил поглумиться над теми, кто осмелился потревожить его покой последующей (притом недавней!) правкой. По языческому канону все правильно: я – человек – обратился к щуке, и наши императивы – ее веление и мое хотение – совпали. Но нельзя же так просто оставлять без присмотру «говорящее животное», тем более владеющее колдовством («волхвованием»)! И кто-то в церковной среде задумался. Как быть? Вычеркнуть щуку не получится: щук – больше ста миллионов, придется делать лоботомию всей стране. Надо как-то действовать тоньше… Переформатировать. Словом Божьим. Ну и, видимо, посадили за стол нескольких студентов семинарии и велели придумать варианты. Через некоторое время «открылся» (обретен) «правильный» текст сказки (это ее просто неверно записали!). Ага! А ничего, что «говорящее животное» испрашивает у Бога благословение напрямую, минуя Емелю-дурака? Получается, что щуке куда как сподручнее общаться с Господом? Это даже не ересь, а полная легитимизация язычества! Хотели замазать, а получилось как всегда… То неприличное слово было написано на стене простым карандашиком и практически не видно, можно было как-то тумбочку поставить, картину… а тут «бурсаки» постарались от души и замазали толстым слоем киновари – уже не спрятать никак! Ну, в общем, да… Если раздолбайство и тупость причислить к культурным кодам, то получилось вполне себе аутентично, «по-бурсацки». Но что, если текст «молитвы» действительно подлинный? И тут следует признать, что лучше бы редакторам согласиться с версией о нерадивых «бурсаках». Ведь если «говорящее животное» в мироощущении средневекового русского человека действительно стояло между ним и Богом, вся история русской духовности предстает перед нами в совершенно ином свете. И белокаменная резьба на древних соборах приобретает совершенно иной смысл. Например, владимиро-суздальские («залесские») резчики с удивительной смелостью свободно сочетали на одной плоскости не только растительные, зооморфные и антропоморфные мотивы, но и языческие культовые символы и христианскую иконографию. Тем самым создавался образ величественной космической гармонии земного мира и мира высшего. Это уже, вероятно, потом возникнет неизбывный антагонизм мира «сего» и мира «того». «Верха» и «низа». В декоре Георгиевского собора в Юрьеве-Польском (1230–1234) орнамент нижнего яруса представлен в очень нетипичном для позднего канона виде роскошного сада из «древ жизни» – у корней которых сидят парные птицы. Чем выше, тем более утонченным, легким и абстрактным становится растительный узор, покрывающий стены. Во фризе, очевидно, символизирующем Церковь земную, резные колонки с ажурными капителями чередуются с фронтально стоящими фигурками святых, среди которых специалисты определяют Георгия, Дмитрия Солунского, Федора Стратилата, Бориса и Глеба, Косьму и Дамиана, пророков, персонажей Деисуса, архангелов и апостолов. В закомарах – области Церкви Небесной – представлены целые сюжетные сцены: «Распятие Христа», «Праздники» (Преображение, Вознесение, Покров Богоматери), библейские предания, в том числе и редкой иконографии, например «Семь спящих юношей эфесских» (повесть о юношах, ради спасения от мучений за веру заснувших в пещере возле Эфеса и проснувшихся два века спустя, при торжестве христианства). Как сообщает электронный справочник «Русская архитектура», «все эти изображения размещались на орнаментально разделенном фоне, продолжающем мотивы нижней части стен. После перестройки XV века первоначальная система декорации была нарушена, и сейчас по стенам собора беспорядочно разбросаны плиты с великолепными резными изображениями херувимов, серафимов, ангелов, святителей, святых, сиринов, грифонов, львов, птиц, кентавров, слонов, фантастических зверей в виде полусобаки-полуптицы, чье тело и хвост покрыты чешуей (вероятно, языческого божества Симаргла)» (выделено мной. – М. С.).
Получается, что раннее русское христианство не только не было гонителем язычества, но и черпало из него определенные мотивы? Возможно, даже имело место соперничество условно «византийской» версии и какой-то другой. Откуда все эти «говорящие животные»? Явно не из Византии. Как это объясняют официальные источники? Как эти мотивы изучены? Как представлены широкой публике, исследованы в качестве возможных «национальных кодов»? Да никак! Все вопросы к «татарям»! Пойди пойми их, богомерзких тварей! Прискакали из-за Урала, изрезали все стены «восточным» орнаментом и разбрелись по лесам. Да, еще, забыл… – всю казну монастыря украли! Какие часы? А… часы… Часы – это тоже они все!!! Ибо язычники.
