Елена Кудрявцева - Россия и становление сербской государственности. 1812–1856
Присутствие в армии сербского отряда вызвало оживленную переписку между начальником Главного штаба И. И. Дибичем и МИД России. Военные сводки, стекавшиеся в Главный штаб, свидетельствовали о храбрости воевавших сербов, однако вопрос о возможности совместных действий все еще оставался открытым. Военные имели на отряд Милко Петровича свои виды: в начале 1829 г. командующий 2-й армией предложил назначить Милко жалованье капитана, но вынужден был подчиниться приказу распустить отряд[156]. Эта была лишь одна из многочисленных трансформаций формирования Петровича – в дальнейшем оно использовалось в качестве в сельской полиции. Уже в мае – июне Милко получил приказ перевести отряд на службу в Крайову «для употребления там на службу в отряде, состоящем под начальством генерал-адъютанта барона Гейсмара»[157].
Генерал-лейтенант Федор Клементьевич Гейсмар командовал войсками в Малой Валахии. Ему, безусловно, была известна позиция русского правительства относительно привлечения местного населения к военным действиям. Однако то, что для политических деятелей Петербурга являлось теоретическими построениями, для армейского генерала Гейсмара было реальными военными буднями, привносившими свои коррективы в министерские инструкции. Следует отметить тот факт, что предыдущий военный опыт Гейсмара был связан с формированием партизанского движения. Во время Отечественной войны 1812 г. он возглавил партизанские действия в Саксонии[158]. Конечно, он, как командующий войсками, не мог игнорироватть приказы Главного штаба, но иной раз был вынужден действовать по обстановке, сообразуясь с интересами момента. При этом Гейсмар аккуратно сообщал командованию обо всех предпринятых инициативах. За проявленную самостоятельность Гейс мар удостоился характеристики «плохого подчиненного»[159]. Тем не менее документальные свидетельства позволяют характеризовать его как самостоятельного и предприимчивого командира, строящего свои инициативы на тщательном анализе обстановки. Данные о ней Гейсмар регулярно получал от сербского князя.
Между Гейсмаром и Милошем Обреновичем завязалась оживленная переписка. Следует отметить, что это были не первые контакты генерала с представителями сербского народа. Еще в период Русско-турецкой войны 1806–1812 гг. Гейсмар хлопотал перед великим визирем о предоставлении Сербии более выгодных условий мира и посещал с особой миссией сербского вождя Карагеоргия[160]. Теперь же Милош Обренович сообщал русскому генералу сведения о передвижении турецких войск, намерениях шкодринского паши и настроениях в Сербии. Будучи хорошо информированным о положении в этом крае, Гейсмар неоднократно предлагал высшему начальству привлечь сербов к военным действиям и частично занять сербскую территорию русскими войсками. Примечательно, что именно под его командованием, несмотря на высочайший запрет, продолжал действовать отряд Милко Петровича, а также группа болгарских добровольцев. Гейсмар использовал помощь местных войск, не квалифицируя ее как действия «волонтеров». Подобная гибкая тактика позволяла успешно сочетать неуклонное следование инструкциям с требованиями военной обстановки.
Неудачные действия русской армии в 1828 г., потери, понесенные от голода и болезней, заставили верховное командование пересмотреть вопрос о возможности привлечения местного населения в действующую армию. В Молдавии и Валахии приступили к формированию пандурских батальонов, задачей которых являлась охрана края и борьба с турецкими лазутчиками[161]. Одновременно рассматривалась возможность участия в войне сербов. Николай I распорядился о подготовке для них необходимого количества оружия, снарядов и артиллерии[162]. Сербам планировалось отправить 10 тысяч ружей «с надлежащим к ним числом патронов», одну полевую роту из легких орудий, а для обучения военному делу послать «одного или двух хороших офицеров нашей артиллерии и небольшое число фейерверкеров и канониров». Более того, в феврале 1829 г. Дибич получил разрешение императора «действовать по усмотрению» в случае, «если по обстоятельствам крайним восстание сербов сделается необходимым»[163].
Конечно, предполагаемые военные поставки были весьма умеренны, но в данном случае важно само решение привлечь сербов к войне с турками. В секретном донесении на имя Нессельроде генерал А. Ф. Ланжерон вслед за Гейсмаром решительно выступал за привлечение сербов к военным действиям, ссылаясь на опыт отряда Орурка во время Первого сербского восстания[164]. Еще осенью 1828 г. Гейсмар выступил с предложением оказать помощь сербам. Получив известие о том, что в Петербурге склоняются к его поддержке, он просил «свежего войска» и ждал лишь разрешения перейти Дунай «для содействия сербам при первом известии об их восстании»[165]. Известный русский исследователь Русско-турецкой войны 1828–1829 гг. Н. Епанчин склонен был видеть в стремлении Гейсмара за Дунай лишь «желание… вырваться из-под начальства Киселева и сорвать дешевые лавры»[166]. Однако похоже, что просербские инициативы Гейсмара нельзя объяснить лишь его честолюбивым стремлением к популярности в армии и конфликтом с начальством. Командующий войсками в Малой Валахии прежде всего пытался найти оптимальный вариант действий с учетом местных условий. Казалось, что осенью 1828 г. большую перспективу получили предложения Гейсмара по образованию партизанских отрядов из сербов, болгар, валахов и молдаван. Однако окончательной санкции на создание таких отрядов Гейсмар так и не добился.
19 ноября 1828 г. Николай I собрал специальный комитет для выработки плана дальнейших военных действий[167]. Император был обеспокоен неудачами предшествующей кампании, затяжным ходом войны, ее непопулярностью в широких общественных кругах России, падением престижа командования армией. На посту главнокомандующего И. И. Дибич сменил П. Х. Витгенштейна. Намечая дальнейший ход военных действий, комитет обсуждал и вопрос о целесообразности привлечения сербов к войне и содействия их возможному восстанию. Многие царские сановники поддерживали мысль о совместных русско-сербских выступлениях – к этому их склоняли не только военные неудачи, но и опыт предыдущей русско-турецкой войны, а также побуждения армейского командования. Тем не менее комитет, в итоге тщательного анализа международной обстановки, отверг план привлечения сербов: «В политическом отношении участие сербов затронет слишком близко интересы венского кабинета».
С назначением Дибича в Главном штабе началась подготовка планов новой военной кампании. Тщательно прорабатывались все варианты действий, рассматривались предлагаемые проекты. Внимание руковод ства привлек «Проект образовния пандуров», составленный Гейсмаром. Он предлагал конкретный план по устройству шести батальонов добровольцев с распределением жалованья от командиров до рядовых[168]. План предполагал причисление пандуров к отряду, охранявшему Малую Валахию. «Проект» вызвал одобрение Николая I, и в январе 1829 г. по следовало высочайшее распоряжение: «Государь император соизволяет на сформирование при отряде генерал-адъютанта Гейсмара ополчения из некоторого числа пандуров… с тем только… что главная роль учреждения пандуров не есть содействие в наступательных наших действиях за Дунаем, но одно лишь способствование охранению края, самой Валахии». Таким образом, отвергая вовлечение Сербии в военные действия, принималось компромиссное решение по формированию добровольческих отрядов с оговоркой об их неучастии в «наступательных действиях» регулярной русской армии.
Гейсмар получил приказ приступить к формированию отряда, руководствуясь своим же «Проектом». Уже в феврале в крае насчитывалось 400 человек пандуров, шел набор отряда еще в 200 человек. Здесь же находился Милко Петрович со своими 156 сербами: «Малая часть сих сербов перешла вместе с князем Милко из Сербии, большее же число присоединилось к нему в Малой Валахии из числа сербов, в разное время здесь поселившихся»[169]. Планы командования, долгое время сопротивлявшегося самой идее создания волонтерских отрядов, простирались даже шире предложений Гейсмара. Дибич докладывал товарищу начальника Главного штаба генерал-адъютанту А. И. Чернышеву о том, что вновь составленный отряд должен насчитывать 2640 человек пеших и 264 конных добровольца, причем «продовольствие предписано производить наравне с армейскими нижними чинами, а фураж для лошадей на основании казачьх полков»[170]. Отдавались приказы о снабжении пандуров ружьями и патронами.
Обстоятельства не раз заставляли командование сожалеть об отказе от вооруженной поддержки сербов. Так, в феврале 1829 г. стало известно, что Австрия будет снабжать турецкие крепости, расположенные по Дунаю и Саве, продовольствием, доставку которого Порта возложила на сербов. В своем рапорте начальнику штаба 2-й армии П. Д. Киселеву Гейсмар сообщал, что этого можно было бы избежать, «когда бы вошло в виды правительства позволить сербам принять участие в войне против турок»[171]. Агентурные сведения свидетельствовали о том, что сербский народ оставался «всегда приверженным к России» и его можно было бы «направить… к цели нашего правительства»[172]. «В Сербии народ гласно молится за успех русского оружия», – говорилось в секретном донесении, содержавшем анализ внутриполитического состояния Османской империи. Священнослужители поддерживали в народе веру в победу, готовность «защищать обиталища свои» при условии, «ежели жители забалканских провинций снабжены будут оружием и подкреплены хотя частично российскими войсками»[173].
