Ричард Пайпс - Три «почему» Русской революции
Троцкий никогда не пользовался популярностью у старой гвардии большевиков, даже в зените своей славы, когда он возглавлял Красную армию. Он поздно вступил в партию — в июле 1917 г., всего за три месяца до октябрьского переворота. А на протяжении предшествующих пятнадцати лет он нападал на Ленина и его сторонников в той язвительной манере, которая считалась в русских радикальных кругах признаком хорошего тона. Все это создало ему репутацию оппортуниста. Вдобавок к этому, он не был «командным игроком» и однажды отказался от поста, предложенного ему Лениным. В 1922 г. Ленин, плохо себя чувствуя и надеясь на помощь, захотел назначить Троцкого одним из четырех своих заместителей. Я видел документ с резолюцией Политбюро по этому поводу: все были согласны с назначением, за исключением самого Троцкого, который «категорически отказался». Подобное своеволие было для партии с военной дисциплиной беспрецедентным и непростительным. Троцкий отреагировал на полученное предложение таким образом, потому что он счел данный пост не соответствующим собственной значимости, что, однако же, не помешало ему позднее утверждать, будто Ленин назначил его своим преемником. Кроме того, Троцкий был резок и заносчив. В архивах хранятся результаты голосования на выборах в ЦК, состоявшихся на Десятом съезде партии в 1921-м, то есть за год до того, как Сталин занял место генерального секретаря. По сумме поданных за него голосов Троцкий пришел к финишу десятым, заметно отстав от Сталина и даже от Молотова.
И последним по порядку, но не по значимости фактором, помешавшим Троцкому стать преемником Ленина, было его еврейское происхождение. Троцкий терпеть не мог, когда ему напоминали о том, что он еврей. Стоило кому-нибудь обратиться к нему с просьбой о помощи другим евреям, он впадал в ярость и принимался утверждать, будто является вовсе не евреем, а «интернационалистом». Однажды он сказал, что судьба евреев касается его столь же мало, как судьба болгар. Он находился на Украине в 1919 г., когда белые и зеленые устраивали там чудовищные погромы. Ни разу он не предпринял ничего, чтобы предотвратить эти погромы, даже когда у него имелась такая возможность, как это было в конце 1920 года, когда красная кавалерия, отступая из Польши, вырезала массу евреев. В октябре 1923-го, борясь за собственное политическое выживание, он пояснил пленуму ЦК, что отказался от предложенного ему поста заместителя предсовнаркома двумя годами ранее потому, что, хотя его еврейское происхождение не имеет никакого значения лично для него, оно имеет значение для страны в целом, и ему не хотелось давать дополнительные аргументы врагам Советской власти, и без того утверждавшим, что Россией правят евреи. Он добавил, что, хотя Ленин отмахнулся от этого возражения, в глубине души он вынужден был признать правоту Троцкого.
Все эти факторы не давали Троцкому возможности стать преемником Ленина. Сталин же был его полной противоположностью. Остается загадочным то, сколь разительно отличался ранний Сталин, на протяжении первых пяти лет существования Советской власти, или, по крайней мере, казался отличным, — от того кровавого тирана, в которого превратился позже. «Командный игрок», умеющий стушеваться при необходимости, приятный грузин, приглашавший гостей к себе на дачу попеть, поплясать, повеселиться, он пытался подружиться с каждым, включая даже Троцкого, пока тот не оттолкнул его. Когда Ленин, утратив способность заниматься государственными делами, жил в Горках, Сталин навещал его чаще, чем кто бы то ни было другой. Что же касается Троцкого, то в конце 1922 г. он расспрашивал, как проехать в Горки, — судя по всему, он там ни разу не был.
Троцкий постоянно бомбардировал Ленина пространными меморандумами, в которых объяснял, сколь многое идет вкривь и вкось в Советской России и как исправить допущенные ошибки. Ленин часто нацарапывал на этих меморандумах резолюцию «В архив», — это значило, что никаких действий по выводам и предложениям Троцкого предпринимать не следует. Сталин, напротив, посылал ему лишь кратенькие записки, содержащие разбитые по пунктам предложения относительно того, как лучше реализовать принятые Лениным решения, никогда не оспаривая сами эти решения.
Ленин распознал подлинные амбиции Сталина с опозданием — в конце 1922 г.; а в марте 1923-го — незадолго до того, как с ним случился удар, приведший к угасанию сознания, Ленин предложил сместить Сталина с поста генерального секретаря. Но если внимательно прочесть эту знаменитую записку, то что, собственно говоря, в ней сказано? Сталин груб, нетерпим, нелоялен к товарищам, капризен — все это сравнительно небольшие изъяны, присущие ему скорее как администратору, нежели как человеку. Ленин, очевидно, не смог проникнуть в глубь личности Сталина и разглядеть во мраке его души грядущего убийцу миллионов. Ленин всего лишь решил, что Сталин по своим личным качествам не соответствует порученной ему должности. Вопреки этому нежеланию Ленина, именно Сталин, вместе с Каменевым и Зиновьевым, руководил партией, проводил в жизнь ленинскую волю и, за немногими исключениями типа тех, что возникли по национальному вопросу, смотрел на происходящее глазами Ленина.
Я убежден в том, что Сталин совершенно искренне считал себя учеником Ленина, призванным успешно завершить начатое учителем дело. За одним-единственным исключением — убийство товарищей по партии, то есть преступление, которого Ленин не совершал, — он верно проводил в жизнь ленинскую программу как во внутренней, так и во внешней политике. Он удержал партию от опасностей, связанных с «фракционной деятельностью»; он «ликвидировал» колеблющуюся интеллигенцию; он провел коллективизацию сельского хозяйства, как хотел того Ленин; он подчинил всю экономику страны единому плану; он провел индустриализацию России; он создал могущественную Красную армию; он пошел на сотрудничество с немецкими националистами с целью предотвратить стабилизацию положения в Европе; он помог развязать Вторую мировую войну, выполнив тем самым еще одну из задач, намеченных самим Лениным.
Хотя кое-кто из историков по-прежнему пытается противопоставить «хорошего» Ленина «плохому» Сталину, это различие становится все труднее доказывать, особенно теперь, когда даже в России от него отказались все, кроме самых твердокаменных коммунистов.
