Кэролли Эриксон - Мария кровавая
Как это часто бывало в истории, учение Лютера раздражало церковников большей частью потому, что его критика папства была справедливой. Английская церковь, как и германская, пребывала в глубоком кризисе веры. Да, отдельные священнослужители действительно были благочестивыми и жертвенными, но много больше было таких, которые позорили свой сан. Они, как миряне, носили роскошные яркие одежды и серебряные пояса, завивали волосы, как дворяне; богатые епископы покрывали своих коней попонами из дорогих мехов, а на шляпах носили золотые украшения. «Встретишь священника, — писал один из критиков католической церкви, — и думаешь: да ведь это же павлин, распустивший хвост в брачном танце перед самкой». В то время как многие приходские священники были так бедны, что едва могли прокормиться, некоторые из церковных иерархов обладали невероятным богатством. Например, епископ Дарэмский, Рутал, очень крупный землевладелец и Вулси, самый богатый священнослужитель в Англии, оба имели личные доходы большие, чем у короля.
Богатство к Вулси пришло путем эксплуатации одного из пороков церкви, осуждаемых Лютером. Имя ему плюрализм. По законам церкви каждый священнослужитель мог иметь только один приход: церковный округ, епархию или митрополию. В 1521 году Вулси имел по крайней мере две такие епархии. Он был архиепископом Йоркским и епископом Бата и Уэллса, а в дополнение к этому имел доходы от Вустерского епископата, где епископом был итальянец, который в стране не жил. Кроме многочисленных епархий, Вулси получал доход от церковных владений своего незаконнорожденного сына, Томаса Уинтера. В подростковом возрасте его произвели в сан настоятеля собора города Уэллса, в графстве Сомерсет, позднее он стал настоятелем соборов Биверли, архиепископом Йорка и Ричмонда и канцлером Солсбери с общим доходом в две тысячи семьсот фунтов в год.
Кардинал Вулси, богатейший человек страны, сконцентрировал в своих руках как церковную, так и светскую власть. Разумеется, он властвовал от имени короля, и перед ним трепетали все без исключения, даже иностранные сановники, с которыми он не церемонился, если они угрожали интересам Англии. В 1516 году он приказал посадить папского нунция Кирегато под домашний арест и, «наложив на него руки», требовал ответить, шпионил ли тот в пользу Франции и Венеции. Говоря с ним «грубым и свирепым языком», не выбирая выражений, Вулси дал понять нунцию, что если тот не признается добровольно, его вздернут на дыбу. До этого, правда, не дошло, но Кирегато не позволили покинуть королевство, пока не обшарили весь его дом и не просмотрели все бумаги и шифры. В другой раз Вулси призвал к себе Юстиниана и в самых грубых выражениях предупредил, чтобы посол без его личного позволения не смел посылать за границу никаких сообщений «под страхом королевского негодования». Во время своей речи Вулси все больше и больше распалялся, пока не дошел до такого состояния, что начал грызть трость, которую держал в руке.
Если Вулси дальше угроз не шел, то другие отцы церкви совершали самые настоящие преступления. В 1514 году по приказу епископа Вустерского (позднее он сам в этом признался) в Риме был отравлен кардинал Бейнбридж, архиепископ Йоркский. Убедительных доказательств против епископа найдено не было, но ходил слух, что на самом деле все это организовал Вулси, который наследовал епархию Бейнбриджа, а позднее Вустер помог стать Вулси кардиналом.
Почти всем было ясно, что английская церковь заражена пороками, погрязла в злоупотреблениях и мирской суете, но несмотря на это, идея фундаментальных изменений религиозных отношений в стране поддержки не находила. В Германии у Лютера сразу же появилось много последователей, а вот для англичан его учение оказалось чуждым. Лютеране уже вовсю подвергали осмеянию преклонение перед святынями, а англичане все еще шагали по дорогам, весной и летом совершая паломничества к гробницам Святого Катберта в Дарэме, двух Хыозов в Линкольне, Святого Этельреда Саксонского на острове Или, Святого Иосифа Ариматейского в святой гробнице в Гластонбери и к самой излюбленной из всех, украшенной драгоценностями усыпальнице Святого Томаса Бекета в Кентербери. Лютеранская доктрина порицала продажу индульгенций (папские отпущения грехов, которые гарантировали сокращение времени пребывания в чистилище), англичане же по-прежнему были склонны покупать их для себя и покойных родственников. Здесь постарался и Томас Мор, который в своих трактатах ярко изобразил мучения душ в чистилище, приговоренных неумолимым судом Божьим к терзаниям в огне, жарче любого земного, которым суждено «без сна и отдыха гореть и кипеть в темном пламени долгую ночь, что будет длиться много дней», и все это время их будут терзать «жестокие эльфы, отвратительные, завистливые и злобные». И чтобы хоть как-то облегчить эти немыслимые страдания, англичане были рады заплатить за индульгенцию, которая обещала им отпущение грехов от года до пятисот лет. А одна из индульгенций, купленная в Солсбери, давала отпущение грехов на 32 755 лет. В двадцатые годы XVI века для большинства англичан любовь к святыням, страх наказания за грехи и церковные праздники (особенно связанные с разного рода сельскохозяйственными работами) были не предметом теологических диспутов, а собственно говоря, и составляли саму веру.
Безразличие подданных к новому религиозному учению, идущему из Германии, энтузиазма короля Генриха не ослабило. В мае — июне 1521 года он наконец закончил свой трактат, назвав его «В защиту Семи Таинств». На экземпляре, который предназначался для папы, он собственноручно написал стихотворное посвящение. К августу трактат был окончательно оформлен. Английскому послу в Риме, Джону Кларку, было отправлено двадцать восемь экземпляров, которые тот передал папе Льву. Папа немедленно раскрыл свой личный экземпляр, который был завернут в золотую парчу, и принялся читать, все время одобрительно кивая. Кларк покорно ждал, пока понтифик прочтет первые пять страниц. Оторвавшись от чтения, папа заметил, что «король Генрих умен, и у него красивый почерк», а затем одарил короля высокими похвалами, милостиво заявив, что «для создания подобной работы иным и жизни бы не хватило». Когда папа Лев обратил внимание на стихотворное посвящение Генриха, его взор и вовсе затуманился. Он перечитал его несколько раз, а затем принялся хвалить короля в самых восторженных выражениях.
В этот же день понтифик представил трактат своей личной консистории, а на следующий объявил о намерении даровать Генриху титул, которого тот так жаждал. Он провозгласил английского короля «Защитником Веры». Папа роздал по экземпляру трактата своим кардиналам, рекомендуя использовать его против Лютера, однако через год, оказавшись в папской библиотеке, Кларк обнаружил там все двадцать восемь экземпляров. Они были покрыты пылью и, по всей вероятности, так и не прочитаны. И все же некоторые отцы церкви работу Генриха приветствовали, назвав трактат «В защиту Семи Таинств» «золотой книгой», а ее автора «существом, скорее близким к ангелу, нежели к человеку». За пределами Рима трактат Генриха прочли и перевели с латыни на немецкий и английский. Разумеется, то, что сам английский король объявил себя противником Лютера, было на руку папе, особенно если учесть, что большинство гуманистов того времени не выступали с осуждением учения Лютера, а германские рыцари бунтовали с его именем на устах. Один из противников Лютера воскликнул, что работу Генриха следует «размножить тысячекратно», что она «наполнила весь христианский мир радостью и восхищением», а другой заявил, что «если короли такие умные, то нам, философам, больше нечем заниматься».
Конечно, нашлись и такие, которые утверждали, что в написании своей книги Генрих не обошелся без помощи. Некоторые приписывали авторство трактата Томасу Мору или Эразму Роттердамскому, а другие, в том числе и сам Лютер, считали, что истинным автором трактата был враг Эразма, Эдуард Ли. Ученые того времени с одинаковым единодушием отказывались верить, что король сам написал «В защиту Семи Таинств», хотя один из них высказался в том смысле, что в пользу авторства короля свидетельствует посредственность трактата. Генрих к тому же сам признавался, что не очень-то любит водить пером по бумаге. Правда, он мог надиктовать трактат своему секретарю. Если ему и помогали в выборе аргументации, то идея трактата, несомненно, его собственная. Следует учитывать, что Генрих редко доверял кому-либо творческую работу, если мог ее сделать сам. Вероятнее всего, трактат «В защиту Семи Таинств» был написан самим королем.
Об этом можно судить хотя бы по тому, что такую брань, которой Генрих осыпал реформатора церкви в этом трактате, кроме него самого, вряд ли кто-нибудь другой мог измыслить. Он называл Лютера «злобной ядовитой змеей, пагубной чумой, хищным волком, порожденным дьяволом… растленной душонкой, мерзким глашатаем гордыни, клеветы и схизмы (ереси), имеющим гнусные мысли и отвратный грязный язык». Лютер отвечал ему тем же — грубо, не выказывая никакого почтения монарху. Для него «кавалер Харри» был не кем иным, кроме как «питающимся тухлятиной гнуснейшим червем». В общем, и Генрих, и Лютер — оба показали себя мастерами сквернословия, а не теологических аргументов. После первых «обменов любезностями» король прекратил полемику, предоставив право защиты своего трактата другим. В борьбу против «грязного Лютера» вступил Томас Мор (правда, под псевдонимом), а Генрих переместил свои атаки на реформатора из религиозной сферы в дипломатическую.
