Сергей Алексеев - Декабристы
Упорный мужик Рассветов - в губернский едет город.
И тут не лучше - слух на слухе сидит верхом. Рассветов и дальше бы, в сам Петербург, поехал. Да только тут попался ему человек - встречный, как раз из Питера. Толком всё и узнал Рассветов. Так и есть, всё подпутал упрямый Пряхин. Чтобы царь за крестьян, за униженных - да разве может такое быть!
Вернулся Рассветов к себе в село. Торопится рассказать обо всём мужикам и Пряхину. Только где же сам Пряхин? Пряхина нет в селе.
Что же случилось?
Взбаламутил всё же Нифонт Пряхин тогда крестьян.
- Жги утеснителей. Жги! Отец-государь благословляет!
Схватились крестьяне за косы, за вилы. Начали бар громить.
Но тут... Приехал исправник. А с ним солдаты.
Били крестьян нещадно. Пряхин ушёл в Сибирь.
Во многих местах заволновались тогда крестьяне. Да всюду итог один.
ПОСТАВЩИК ДВОРА
В Петербурге в торговых рядах владельцем одной из лавок был купец, по фамилии то ли Уткин, то ли Голубкин, то ли Голубкин-Уткин. Торговал он заморскими фруктами. Себя величал: "Поставщик двора его императорского величества". Действительно, был однажды случай, когда этот Уткин или Голубкин поставил в Зимний дворец ящик с апельсинами. С той поры и задрал он нос.
Когда начинал торговаться с кем-то в цене, а надо сказать, что брал он на редкость дорого, купец непременно вставлял:
- Я поставщик двора...
Если с кем-нибудь заводил разговор, пусть и не о торговых совсем делах, то и тут не мог удержаться:
- Я поставщик двора...
Даже как-то жандармского унтер-офицера Хваткина обозвав нехорошим словом, избежал ответственности лишь потому, что в жандармском участке вовсю кричал:
- Я поставщик двора...
И вот появились у этого Уткина или Голубкина новые покупатели. Приобретали они один за одним по целому ящику апельсинов и, что особенно поразило купца, не торгуясь.
После этого к купцу явился старый его знакомый жандармский унтер-офицер Хваткин.
- Собирайся!
- Я поставщик двора... - начал купец.
- Собирайся!
Привёл Хваткин Уткина или Голубкина в жандармский участок.
- Я поставщик двора... - снова начал купец.
- Вот мы сейчас разберёмся, какого двора, - грозно произнёс жандармский полковник.
- Его императорского величества! - гаркнул купец.
- Разберёмся, - повторил полковник.
А дело всё в том, что в Петропавловской крепости и даже в Алексеевском равелине у заключённых декабристов вдруг были обнаружены апельсины.
Как, откуда они попали? В самой крепости, у охраны, выяснить ничего не удалось. Стали тогда искать продавца. Им и оказался Уткин-Голубкин.
- Вот вы какого двора поставщик! - кричал на купца жандармский начальник. - Да за это тебя... шкуру с тебя... В кандалы да в Сибирь. Кто приходил за товаром?
Перепугался купец. Со страху забыл, кто приходил, как покупатели выглядят.
- Двое их было. Двое. Нет, кажись, трое. - Через минуту: - Точно припомнил - был он один.
Понял жандармский полковник, что от купца не добьёшься прока, приказал у лавки устроить засаду, схватить покупателей.
Однако за апельсинами больше никто не явился. Так и осталось неизвестным, как, через кого попадали заморские фрукты в Петропавловскую крепость.
Для купца эта история кончилась плохо. Правда, в Сибирь его не погнали, но в торговых рядах лавку приказали закрыть.
Однако купец есть купец. Погоревал он, поохал. А затем перевёл свою лавку в другое место и снова открыл торговлю.
Теперь, когда он начинал торговаться в цене, а брал он и на новом месте на редкость дорого, то непременно вставлял:
- Я, к вашему сведению, этот продукт, - купец показывал на апельсины, - поставлял аж самим господам офицерам, тем, что... - В этом месте купец делал жест рукой, показывал в сторону Петропавловской крепости. - Во!
Нужно сказать, что теперь торговля лучше пошла у купца.
МАЛИНА
Большая, надёжная стража охраняла Алексеевский равелин. Много здесь грозных и злых тюремщиков. Но и тут нашлись люди, которые сочувствовали декабристам.
На хороших тюремных сторожей особенно повезло поручику Басаргину. Один из них хотел устроить ему побег, другой...
Лежал однажды Басаргин в своём каземате. Снова смотрел в потолок. Опять вспоминал свою Оленьку. А думая об Оленьке, вспомнил и своё детство: речку-певунью, густые травы, то, как ходил в лес по грибы, по ягоды. Лежал Басаргин, и представлялось ему, что он снова в густом лесу.
"Ау! Ау!" - раздаётся тревожный голос.
Это нянька разыскивает Николеньку Басаргина.
"Ау! Ау!"
Не отвечает Николенька. Забрался он в куст малины. Свисает с веток душистая ягода. Спелая-спелая. Вкусная-вкусная. Так и просится ягода в рот.
Лежит вспоминает поручик лес. И вдруг так захотелось ему малины, как в жизни ещё никогда не хотелось.
В это время тюремный сторож и зашёл в камеру к Басаргину. Видит, лежит, мечтает о чём-то поручик.
- Небось снова, ваше благородие, об Оленьке? - спросил сторож.
Почти все охранники знали, что у Басаргина осталась на воле любимица дочь.
- Об Оленьке, друг, об Оленьке, - сказал Басаргин. - А ещё о малине, - и усмехнулся. - Вот ведь какая блажь.
Рассказал он тюремному сторожу тот случай из детства, про речку-певунью, про лес.
- Да-а, - протянул тюремщик. Видно, детство тоже своё припомнил.
Прошло два дня. Поручик уже и забыл про разговор, про малину. И вдруг входит к нему в камеру сторож, протягивает бумажный кулёк.
- Что такое? - подивился Басаргин.
- Берите, ваше благородие, берите.
Взял Басаргин кулёк. Развернул. Посмотрел - малина.
- Откуда?!
Сторож замялся.
- Ешьте, ешьте, ваше благородие.
Басаргин взял одну ягодку, осторожно отправил в рот.
- Откуда же, друг?
- Да тут... Да это же... начальство, - стал что-то невнятно объяснять сторож. Наконец нашёлся: - По случаю престольного праздника.
В этот день действительно был какой-то церковный праздник.
- А-а, - протянул Басаргин. - Ах, хороша, ах, хороша! Ай да малина! Хитро улыбнулся: - Слава престольным праздникам.
ПРИГОВОР
Шесть томительных месяцев провели декабристы в Петропавловской крепости. Шесть томительных месяцев не прекращались допросы и следствия. И вот приговор объявлен. Пять декабристов - Кондратий Рылеев, Павел Пестель, Сергей Муравьёв-Апостол, Михаил Бестужев-Рюмин и Пётр Каховский - были присуждены к смертной казни через повешенье. Остальные лишались чинов и званий и ссылались в Сибирь на каторгу.
Декабристы гордо встретили свой приговор.
- И в Сибири есть солнце, - сказал декабрист Сухинов.
12 июля, впервые за все эти месяцы, заключённых собрали вместе. Была устроена церемония лишения осуждённых чинов и званий. Называлось это гражданской казнью. С осуждённых должны были сорвать эполеты и ордена, бросить в огонь. Над головой у каждого переломить шпагу.
Николай I находился в это время далеко за городом, в Царском Селе. Он приказал, чтобы через каждые 15 минут к нему являлся фельдъегерь, сообщал о том, как идёт церемония.
Приехал первый фельдъегерь.
- Построены, ваше величество. Генерал-адъютант Чернышёв приказал распалить костры.
- Так. Ну, а как же сами злодеи? Видно ль на лицах у них раскаяние?
- Да что-то не очень видно, ваше величество.
Прибыл второй фельдъегерь.
- Костры разложены, ваше величество.
- Так.
- Генерал-адъютант Чернышёв дал приказ срывать эполеты и ордена.
- Так. Ну, а как же сами злодеи? Видно ль на лицах у них раскаяние?
- Да что-то не очень видно, ваше величество.
Третий курьер явился.
- Срывают эполеты и ордена, ваше величество. Бросают в огонь.
- Так.
- Генерал-адъютант Чернышёв отдал приказ ломать шпаги над головами.
- Так. Ну, а как же сами злодеи? Видно ль на лицах у них раскаяние?
- Да что-то не очень видно.
Четвёртый курьер примчался:
- Шпаги ломают, ваше величество.
- Так.
- Генерал-адъютант Чернышёв отдал приказ в каторжные халаты одеть виновных.
- Так. Ну, а как же сами злодеи? Видно ль на лицах у них раскаяние?
- Осмелюсь доложить, государь, смеются, кажись, злодеи.
Царь побагровел, в гневе посыльным бросил:
- В цепи презренных, в цепи. Разойдись! - закричал посыльным. Схватился рукой за сердце. - Дурново! Дурново!
Мчит Дурново, тащит капли ему от сердца.
РАСПЛАКАЛСЯ
Гордо встретили декабристы приговор суда. А вот морской офицер лейтенант Бодиско расплакался.
- Морской офицер лейтенант Бодиско расплакался, - доложил генерал-адъютант Чернышёв царю.
Николай I улыбнулся, остался доволен.
- Вижу, среди негодяев хоть и один, да человек благородный есть. Если бы знал - помиловал. Что же он говорил?
Что говорил Бодиско, генерал-адъютант Чернышёв не знал.
- Разузнать. Доложить! - приказал Николай I.
Стал хвастать царь своим приближённым, что морской офицер лейтенант Бодиско расплакался.
Похвастал брату.
