Павел Мельников-Печерский - На горах (Книга 2, часть 3)
- Бог простит. Разрешаю и благословляю. Покаяние покрывает все грехи. Впредь не греши, отец Анатолий.
Встал казначей и облобызал игуменскую десницу. А Пахом все стоит перед монастырскими властями. Наконец, игумен сказал ему:
- Вот, друг мой, Пахом Петрович, молви-ка господам, сколько мне труда и заботы предлежит по моей должности. Всякого научи, всякого наставь, иного ободри и похвали, иного же поначаль и в чувствие приведи, а иного, по писанию, и жезлом, яко сына отец, поучи. Ох, любезненький ты мой, ежели бы господа дворяне знали нашу жизнь, много бы благоутробнее были до нашего убогого смирения... Рыбку-то с Дону привезут - не оставил бы Андрей Александрыч. Дорога нынче рыбка-то стала, в сапожках ходит. Нашей обители, аще забвенна будет благотворителями, и в рождество Христово и в светло воскресенье без рыбной яствы придется за трапезу сесть... Едина надежда на христолюбцев. Молви, друг.
- Доложу,- ответил Пахом.
- Конек угас (Околел. ) у меня по весне, любезный мой Пахом Петрович,мало повременя, сказал игумен.- А славный был коняшка, сильный, работящий. И что попритчилось с ним, ума не могу приложить. Должно быть, опоили горячего мошенники конюхи. На все был пригоден - в дорогу ль ехать, возы ли возить. И всего-то девять годков было ему. Теперь у меня на конном дворе всего шесть лошадок, без седьмой невозможно... Достатки скудные, денег ни копейки, а долгов, что грибов в лесу. Озарил намедни меня господь мыслию: стану, думаю, униженно просить я Андрея Александрыча, не пожалует ли какого-нибудь немудрого конька... Не могу наверно сказать тебе, любезный мой Пахом Петрович, а от старых иноков слыхал я, что преславный боярский род господ Луповицких, по женскому колену, влечет племя свое от князей Хабаровых. Значит, господа твои сродственники приснопамятному зиждителю нашей обители. Возрадовал бы Андрей Александрыч преподобную душу по плоти своего сродника, ныне в небесных селениях пребывающего князя Феодора. Покучься, Пахом Петрович, не пожертвует ли от своих щедрот коняшку. Попомни, пожалуйста.
- Доложу,- молвил Пахом.
- Новенького нет ли чего у вас? - после недолгого молчанья спросил отец Израиль.
- Марья Ивановна приехала погостить, а больше того никаких нет новостей,ответил Пахом.
- Ну вот! Впрямь приехала. Надолго ли? - спросил игумен.
- Не могу сказать.
- Не вздумает ли обитель нашу посетить? Давненько не жаловала, третий год уж никак... Поклон ей усердный от меня, да молви, отец, мол, игумен покорнейше просит его обитель посетить,- сказал Израиль.
- Доложу,- молвил Пахом. И, немного переждав, сказал: - Марья Ивановна, почитаючи отца Софрония, наказывала попросить у вашего высокопреподобия, отпустили бы вы его повидаться с ней.
Не сразу ответил отец Израиль. Нахмурился и принял вид озабоченный. Потом, не говоря ни слова, начал пальцами по столу барабанить.
- Ох, не знаю, что и сказать тебе на это, Пахом Петрович. Дело-то не совсем простое. Не в пример бы лучше было Марье Ивановне самой к нам пожаловать, здесь и повидалась бы она с Софронием. В прошлом году, как новый владыка посетил нашу обитель, находился в большом неудовольствии и крепко журил меня, зачем я его к сторонним людям пускаю. За ограду не благословил его пускать. Соблазну, говорит, много от него. Владыке-то, видишь, многие из благородных и даже из простых жалобы на него приносили - бесчинствует-де повсюду. Боюсь, Пахом Петрович, боюсь прогневить владыку. Он ведь строгий, взыскательный...
- Да ведь ежели, ваше высокопреподобие, отпустите отца Софрония, так я до самых Луповиц нигде не остановлюсь и назад так же повезу. А в Луповицах из барского дома ходу ему нет,- сказал Пахом.- Явите милость, Марья Ивановна крепко-накрепко приказала просить вас.
- Нет, друг, нельзя,- решительным голосом сказал Израиль.- Боюсь. Ну, как вдруг владыка узнает?.. Не тебя и не Марью Ивановну станет тазать. Так али нет, отец Анатолий?
- Известно,- молвил казначей, зевая всем ртом нараспашку и творя над ним крестное знамение.
- Видишь ли,- обратился игумен к Пахому.-- Нет, друг, поклонись ты от меня благотворительнице нашей, Марье Ивановне, но скажи ей, что желания ее исполнить не могу. Очень, мол, скорбит отец игумен, что не может в сем случае сделать ей угождения... Ох, беда, беда с этими господами!..- прибавил он, обращаясь к казначею.- Откажи - милостей не жди, сделаю по-ихнему, от владыки немилости дожидайся... Да... Нет, нет, Пахом Петрович,- не могу.
- Да ведь не на долгое время, ваше высокопреподобие. Пробыл бы он в Луповицах какую-нибудь неделю, много что две,- начал было Пахом.
- Ишь что сказал!- воскликнул отец Израиль.- А разве неизвестно тебе, что к отцу Софронию богомольцы частенько за благословеньем приходят. В две-то недели сколько, ты полагаешь, обитель от того получит?.. Мне от отца казначея проходу не будет тогда. Так али нет, отец Анатолий?
Вместо ответа казначей громогласно икнул и в строгом молчанье перекрестил уста свои.
Вынул Пахом из кармана пакет и, подержав его в руках минуты две, спрятал опять за пазуху.
- Это у тебя что? - полюбопытствовал отец Израиль.
- Нет, это так,- молвил Пахом.- Теперича, значит, оно не годится,- и, сказав засим: - Прощайте, ваше высокопреподобие,- подошел к благословению.
- Что за пазуху-то сунул? Письмо, что ли?..- с живостью спросил игумен.
- Нет, это так... Пустое, значит, теперь дело,- молвил Пахом.
- Да что, что такое? - с нетерпеньем встав с места, сказал отец Израиль.
- Барышня Марья Ивановна приказала было отдать вашему высокопреподобию этот пакетец с деньгами, ежель отпустите отца Софрония,- сказал Пахом.
- Так ты должен мне отдать его, когда барышня приказала?.. Для чего ж не подаешь?.. Странно!..- молвил игумен.
- Барышня приказывала отдать пакет, когда получу отца Софрония, а ежель не получу, велела деньги назад привезти.
- Гм!.. Вот что!.. Слышишь, отец, Анатолий? Отец казначей вместо ответа опять икнул.
- Что с тобой, отче?..- спросил игумен.
- Со вчерашнего,- пробасил отец Анатолий.
- А-а! - протянул игумен.
- Кваску чрез меру испил...-- молвил казначей.- Холодный, прямо со льду, а я был распотевши.
- Осторожней надо, отче, осторожней,- учительно промолвил отец Израиль.-Ты уж не молоденький, утроба-то обветшала.
- Точно,-- заметил отец Анатолий и еще икнул на всю келью.
- Благословите, ваше высокопреподобие, на обратный путь,- сказал Пахом, подходя к игумену под благословенье.
- Постой, друг, погоди. Дай маленько сообразиться с мыслями,- сказал игумен Пахому, не подавая благословения.- Как бы это нам обладить по-хорошему? Отец Анатолий, как бы это?
- Мнение мое таково же, как и вашего высокопреподобия,- молвил казначей, сопровождая ответ свой икотой.
- Хоть бы водицы испил,- молвил игумен.- Слушать даже болезненно. Поди к келейнику - он даст тебе напиться. Да как стакан-от в руки возьмешь, приподними его да, глядя на донышко, трижды по трижды прочти: "Помяни, господи, царя Давида и всю кротость его". Помогает. Пользительно.
Безмолвно поднялся с места отец Анатолий и, с поникшей главой и долу опущенными глазами, пошел из кельи. Молчал игумен, молчал и Пахом.
- Какое ж будет решенье от вашего высокопреподобия? - спросил, наконец, Пахом.
- Не знаю, друг, что и сказать тебе,- покачивая в раздумье головой, сказал отец Израиль.- Дело-то опасное. Сам посуди! И обители изъян - ропот пойдет, молва меж братии. И Марье-то Ивановне желательно угодить и владычного-то гнева страшусь. "Ты, говорит, не смей Софрона никуда пускать". Так и сказал этими самыми словами. "И без того, говорит, много толков обносится про него, а читывал ли, говорит, ты "Духовный регламент" Петра Великого? Помнишь ли, что там постановлено о ханжах и пустосвятах, а равно и о разглашении ложных чудес и пророчеств?.." Вот какие слова говорил владыка. Доложи господам, отец, мол, игумен рад бы всей душой, да опасается - в ответ не попасть бы.
- Так уж благословите меня, ваше высокопреподобие, в путь отправляться,снова подходя к благословению, молвил Пахом.
- Да ты повремени, отдохни сколь-нибудь,- сказал Израиль, не подавая благословения.- Обожди маленько, обедня отойдет сейчас, в трапезу пойдешь, преломишь хлеб с братиею. Сам-то я не совсем домогаю, не пойду, так отец Анатолий тебя угостит.
- Нет уж, увольте меня, ваше высокопреподобие,- сказал Пахом.- Надо к вечеру домой поспеть.
- Да ты не торопись... Ишь какой проворный,- тебе бы тяп-ляп, да и корабль. Скоро, друг, только блины пекут, а дело спехом творить только людей смешить. Так не подобает,- говорил игумен.
Под это слово воротился казначей. Ему облегчало, и он спокойно уселся на оставленное место.
- Как посоветуешь, отец Анатолий? - молвил ему игумен.- Не отпустить ли уж отца-то Софрония?..
- Все в вашей власти, ваше высокопреподобие,- сквозь зубы пробурчал казначей.
- Конечно, дело такое, что колется,- сказал отец Израиль.- Страшливо... Однако ж и то надо к предмету взять, что нельзя не уважить Марью Ивановну она ведь наша истая благодетельница. Как по-твоему, отец казначей, можно ль ей не уважить?
