Алексей Исаев - Неизвестный 1941. Остановленный блицкриг.

Так или иначе, боевой потенциал 9-й авиадивизии был существенно снижен «детскими болезнями» новой техники. Возможно, часть вышедших из строя истребителей была отремонтирована к началу войны. С другой стороны, список летных происшествий также мог пополниться новыми случаями. Таким образом, формально многочисленная авиадивизия генерала Черных могла выставить в случае войны менее сотни новых истребителей.

По состоянию на середину мая 1941 г. к изучению боевого применения «мигов» 9-я САД еще не приступала. Когда же началась боевая учеба, они преподнесли немало неприятных сюрпризов. Неважные пилотажные качества новых истребителей усугублялись недостатками вооружения. В том же докладе П.Г. Бегмы отмечалось: «При пристрелке пулеметов БС в апреле — мае месяцах с.г. большинство пулеметов по различным заводским дефектам совершенно не стреляли». У «мига» оставались еще 7,62-мм пулеметы ШКАС, но и с ними не все было в порядке. Так, еще до войны в докладе о состоянии 9-й САД в качестве серьезного недостатка новой матчасти указывалось: «Установки пулеметов ШКАС заводом № 1 не отлажены, в результате пулеметы не стреляют или дают сплошные задержки»[64]. Предвоенные оценки были вскоре подтверждены опытом войны. В отчете штаба ВВС Западного фронта за 1941 г. прямо указывалось, что стрелковое вооружение новых самолетов давало большое количество отказов. В отношении истребителей Микояна отмечалось: «На самолетах МиГ-3 на первых сериях были плохо подогнаны головки питания к пулеметам ШКАС, рукава питания к головкам и не отработана синхронная передача». Вкупе с проблемами с 12,7-мм БС неотработанная подача на 7,62-мм ШКАС делала «миги» «голубем мира». В связи с этим трудно осуждать генерала Черных за накопление на аэродромах двух комплектов самолетов — старых и новых. В случае войны выбор между скоростным «голубем мира» и медлительной, но способной стрелять «чайкой» был однозначен. К тому же за время формирования с 1940 г. летчики «100-х» авиаполков 9-й САД старую матчасть все же освоили, в том числе боевое применение.

Впрочем, со старой матчастью тоже были свои проблемы. В 33-м авиаполку 10-й САД остались пожилые «ишачки» — истребители И-16 тип 5 выпуска 1936–1937 гг. Они постоянно выходили из строя из-за сильной изношенности. О «чайках» 123-го авиаполка той же авиадивизии было сказано: «Самолеты И-153 М-63 — в хорошем состоянии: из-за конструктивных недостатков мотора М-63 боевое применение ограничено»[65]. Пожалуй, самых добрых слов перед войной заслужили бомбардировщики СБ. Также полки СБ авиадивизий ЗапОВО в большинстве своем имели боевой опыт Финской войны.

Вообще, читая сухие формулировки «совершенно не стреляли», «дают сплошные задержки» и «трудно и не без риска для жизни», остается только позавидовать мужеству тех, кто воевал на этой технике.

В предполье. Самым амбициозным предвоенным проектом стали не бетонные ВПП на аэродромах и даже не перевооружение армии на самозарядные винтовки. Им стало строительство укреплений на новой границе, получивших неофициальное наименование «линия Молотова». УРы (укрепленные районы) на новой границе начали строиться с 1940 г. Рекогносцировка границы на предмет строительства УРов началась под руководством лучших советских инженеров-фортификаторов, в том числе генерала Д.М. Карбышева, уже осенью 1939 г. Как правило, укрепрайон по фронту достигал 100–120 км и состоял из 3–8 узлов обороны. Каждый узел обороны состоял из 3–5 опорных пунктов. Узел обороны укрепрайона занимался отдельным пулеметно-артиллерийским батальоном. Система УРов на новой границе получила неофициальное наименование «линия Молотова». Она должна была стать созданной по последнему слову тогдашней фортификационной техники системой линией обороны, надежной опорой приграничных армий. ДОТы на «линии Молотова» были защищены стенами толщиной 1,5–1,8 м, с толщиной перекрытий до 2,5 м. Если лишь небольшая часть ДОС «линии Сталина» на старой границе была артиллерийскими, то на «линии Молотова» орудиями калибра 76,2 и 45 мм предполагалось вооружить почти половину сооружений. Артиллерийское вооружение имелось не только в большем количестве, но и в лучшем качестве. Высокую оценку немцев впоследствии получили шаровые установки 76,2-мм капонирных орудий Л-17, эффективно защищавшие гарнизоны артиллерийских ДОТов от огнеметов. Кроме того, УРы «линии Молотова» помимо 45-мм и 76,2-мм орудий, установленных в ДОТах, имели и собственные артиллерийские части с гаубичной артиллерией.

«Линия Молотова» могла сыграть важную роль в начальный период войны при выполнении двух условий. Во-первых, она должна была быть достроена, а во-вторых, УРы должны были быть заняты войсками, а не только гарнизонами сооружений. Однако хотя УРы ЗапОВО были в достаточно высокой степени готовности, число построенных и боеготовых сооружений было невелико (см. таблицу). Также не все из построенных ДОС успели вооружить.

Хотя по плану Брестский УР не должен был быть самым сильным, фактически в июне 1941 г. он был лидером по числу построенных сооружений. Однако не все построенные ДОТы были обсыпаны и замаскированы. Отсутствие земляной обсыпки не только маскировало бетонные коробки, но и закрывало трубы подходивших к ним кабелей. Впоследствии трубы коммуникаций стали «ахиллесовой пятой» многих ДОТов, позволявших немцам подрывать их или вводить внутрь сооружений огнеметы.

Последние мирные дни

До начала войны тем временем оставались уже считанные дни. Бесконечно водить за нос советское военное и политическое руководство немцы, разумеется, не могли. Сообщения разведки становились все тревожнее. Получив в ответ на сообщение ТАСС от 14 июня гробовое молчание, Сталин принял решение нажать «красную кнопку», запускающую процесс развертывания войск Красной армии. В приложении к особым округам нажатие «красной кнопки» означало выдвижение соединений из глубины построения войск округа. «Начиная с середины июня 1941 г. по решению командующего ЗапОВО генерала армии Д.Г. Павлова 21, 47 и 44-й стрелковые корпуса начали выдвижение из районов постоянной дислокации, удаленных на 400–600 км от границы (Полоцк, Витебск, Лепель, Смоленск, Могилев, Бобруйск), ближе к границе в районы, удаленные от нее на 100–300 км (Лида, Барановичи, Минск)»[66]. Приказ на выдвижение ближе к границам 47-го стрелкового корпуса был отдан руководством ЗапОВО 21 июня 1941 г. Однако «красная кнопка» была нажата немцами намного раньше, и опередить их в выдвижении к границе главных сил для первой операции было уже невозможно.

Последним импульсом для принятия решений стали показания перебежчика Альфреда Лискова. Г.К. Жуков вспоминал: «Вечером 21 июня мне позвонил начальник штаба Киевского военного округа генерал-лейтенант М.А. Пуркаев и доложил, что к пограничникам явился перебежчик — немецкий фельдфебель, утверждающий, что немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнется утром 22 июня.

Я тотчас же доложил наркому и И.В. Сталину то, что передал М.А. Пуркаев.

— Приезжайте с наркомом минут через 45 в Кремль, — сказал И. В. Сталин.

Захватив с собой проект директивы войскам, вместе с наркомом и генерал-лейтенантом Н.Ф. Ватутиным мы поехали в Кремль. По дороге договорились во что бы то ни стало добиться решения о приведении войск в боевую готовность».

Так через немецкого ефрейтора Сталин узнал общее содержание обращения Гитлера. Немедленного решения на совещании не последовало. Поначалу Сталин выразил сомнения относительно достоверности сведений, сообщенных перебежчиком. Нарком обороны С.К. Тимошенко высказал мнение, которое поддерживали все присутствующие люди в военной форме: перебежчик говорит правду. Им было предложено дать в округа директиву о приведении войск в боевую готовность. Однако этот вариант был сочтен Сталиным преждевременным. Надежда на мирное разрешение кризиса еще оставалась, и было решено ввести в распоряжение войскам уточнение относительно возможных провокаций противника, т. е. советским руководством не исключался вариант, когда немцы отдельными выпадами 22 июня могли вынудить командиров приграничных частей и соединений нанести авиаудары или же перейти границу. В этом случае был бы создан casus belly (повод для войны), оправдывающий вторжение в глазах мирового сообщества. Крупномасштабные боевые действия в этом случае начались бы не 22 июня, а 25 или 26 июня, после обширной пропагандистской кампании в прессе, разоблачающей «красных варваров». Как мы знаем сегодня, немцы такой вариант не рассматривали. Но вечером 21 июня на совещании в Кремле это было совсем не очевидно.