Йозеф Оллерберг - НЕМЕЦКИЙ СНАЙПЕР НА ВОСТОЧНОМ ФРОНТЕ 1942-1945
«Долантин», отдых и соответствующая пища ослабили мои кишечные судороги и диарею. Благодаря феноменальной заботе со стороны связных я восстановился всего за несколько дней. Капитан Клосс захаживал ко мне, чтобы узнать о моем состоянии здоровья, и мы с ним неплохо сошлись.
Мои ноги еще немного дрожали, когда Клосс сказал мне:
— Тебе пора сделать одну работенку. У нас есть четыре новых сержанта, направленных в твою роту. Я думаю, ты можешь позаботиться о них, сопроводить их до позиций роты и показать им, что нужно делать. Мой шофер заберет тебя.
Менее чем через четверть часа я уже сидел вместе с сержантами в джипе «Фольксваген». Но наша поездка окончилась всего через несколько минут оглушительным взрывом, который вывел из строя ходовую часть машины. Джип дернулся влево и начал переворачиваться. Я как бы со стороны услышал, как сам орал: «Че-еерт!» — когда я и мои товарищи оказались в грязи сбоку от дороги. Каждый понял, что мы наехали на мину, которая взорвалась под левым передним колесом, поэтому никто не попытался сдвинуться с места. Мы продолжали лежать там же, где и были.
— Эта херня, должно быть, наша! — сказал водитель. — Еще вчера здесь было чисто. А иваны не могли сюда пробраться. Кто-нибудь ранен?
Не считая нескольких ушибов, никто из нас не пострадал. На четвереньках мы отползли к джипу, осторожно ощупывая землю кончиками пальцев. В разгар обсуждения того, что делать дальше, мы увидели группу полевых инженеров, единым строем двигавшихся в нашем направлении.
— Что вы здесь делаете, домохозяечки? — спросил один из них. — Неужели вам никто не говорил, что вы можете испортить наши с такой любовью установленные мины?
Грубый цинизм этой тонкой шутки был встречен в штыки.
— Сейчас мы набьем вам морды, ублюдки! Вы должны говорить нам, где ставите свои чертовы мины!
— Что ж, теперь вы о них знаете, — заявил нам командир группы инженеров. — А если вы не прекратите ворчать, то мы так и оставим вас сидеть здесь. Предлагаю вам след в след пойти за нами.
— Пойдем за ними, — сказал водитель.
Выяснилось, что путь к моей роте теперь был блокирован, и мне с товарищами ничего не оставалось делать, кроме как вернуться на командный пункт батальона и доложить старику о случившемся. В результате Клосс оставил меня в расположении КП вместе с батальонными связными.
Русские делали все, что было в их силах, чтобы отбросить немцев назад. Цивилизованные законы войны перестали соблюдаться на Восточном фронте и сменились нечеловеческой жестокостью. Советские войска установили новые законы боев и стремились отплатить немцам за все их предыдущие успехи на русской земле. В ходе этого они проявляли нечеловеческую беспощадность к своему противнику: не только к солдатам, но и к гражданскому населению.
Немецкие железнодорожники, вопреки тяжелым бомбардировкам, сумели перебросить на плацдарм две батареи 112-го горного артиллерийского полка. Но лишь один локомотив сумел невредимым пройти под бомбежкой, и на обратном пути ему нужно было эвакуировать из мешка тяжело раненных. Я и мои товарищи рано утром проходили мимо железнодорожного депо по пути к своим новым позициям. Вокруг вагонов толпились сотни раненых, совершенно не имевших адекватной заботы о них. Когда раненые увидели небольшую группу стрелков, еще готовую сражаться дальше, в их глазах появилась надежда. Один из раненых громко сказал то, о чем думал каждый из них:
— Удерживайте иванов, пока не отойдет поезд!
Благодаря его словам, почти неуловимо для себя, стрелки получили столь необходимую им мотивацию держаться столь долго, насколько это будет возможным, в ходе грядущей атаки русских.
Советские войска находились лишь в полутора километрах от депо. И стрелки, под обстрелом развернувшись из маршевой линии, приняли бой. Поезд под прямым огнем артиллерии отошел буквально в последние минуты. Но всего через несколько километров беззащитный состав выследили и атаковали русские бомбардировщики, которые сбрасывали на него свой смертоносный груз, не обращая никакого внимания на красные кресты на его вагонах. Вагон, в котором находился медицинский персонал, был поражен первым, бомба убила почти всех докторов. Под градом пуль и бомб пораженный вагон потянул за собой остальной состав, и он сошел с пути. Вагоны ударялись друг о друга, и из них вываливались находившиеся внутри них раненые бойцы. Они оставались беспомощно лежать в грязи.
На следующий день отступление привело нас на это место. Перед нами предстала картина, поражающая даже среди каждодневного ужаса войны. Трупы, странно изогнувшись, свисали из окон пущенного под откос поезда. Везде вокруг лежали оторванные конечности, везде были разбросаны бинты, которые туда-сюда носил ветер. Уцелевшие раненые в панике пытались отползти с гибельного места, но у большинства не хватило сил для этого. Их раны открылись, и они умерли от потери крови. Их тела были разбросаны по земле на триста метров вокруг. Немногие выжившие из медицинского персонала, среди которых было всего два доктора, оказались беспомощными перед лицом подобной катастрофы. Однако с появлением стрелков надежда вернулась к ним. Правда, стрелков было всего полсотни, причем многие из них также были ранены и перевязаны. Их силы в столь сложной ситуации были подобны капле в море. Кроме того, русские преследовали этот небольшой боевой отряд и должны были оказаться здесь в течение часа.
Так быстро, как только могли, стрелки соорудили несколько носилок, чтобы нести раненых. В столь жестокой ситуации у бойцов не было выбора, и они могли взять с собой только тех, кто мог идти сам, и немногих из лежачих, у кого были наибольшие шансы выжить. Все, кто был при смерти и чьи ранения не оставляли много надежды выжить, были оставлены позади. Сутками раньше пехотинцы завидовали раненым, уезжавшим на поезде, поскольку это, казалось, означало для них конец боев и возвращение домой. Но война опять играла ими. И теперь пехотинцы обрели новых товарищей, вместе с которыми им вновь предстояло отчаянно бороться за свои жизни.
Неожиданно выстрел разорвал тишину. Все повернулись в направлении выстрела и увидели стрелка с «парабеллумом» в руке, который окаменело стоял над теперь уже мертвым телом. Я подбежал к нему и спросил:
— Что ты сделал, скажи Бога ради?
Пехотинец упал на колени и зарыдал. Ему понадобилось около минуты, чтобы хоть часть самообладания вернулась к нему, и он смог говорить. Убитый был его другом и соседом. Ему были ампутированы обе ноги, а после схода поезда под откос раны на месте ампутации снова открылись. Кроме того, его грудь была распорота осколками. Невероятно, что при таких ранениях он так долго оставался жив. Раненому было ясно, что он окажется в числе тех, кто будет оставлен на милость русских. Увидев друга, он попросил его о последнем одолжении: быстро избавить его от страданий. Он умолял так настойчиво, что стрелок не смог ему отказать, хотя и знал, что это будет терзать его память до конца дней.
Теперь остатки роты были готовы к маршу. Мы оставили это место страданий, надеясь, что русские позаботятся о раненых или хотя бы убьют их быстро.
Я достал свою снайперскую винтовку и держался немного позади, чтобы прикрыть тыл группы. Мы двигались уже полчаса, когда я, следовавший в пятистах метрах от своих, вдруг заметил на расстоянии около ста пятидесяти метров от себя русский патруль. Я тут же нырнул в кустарник. Нужно было действовать быстро, чтобы вынудить русских остановиться. Установив винтовку в развилку одной из ветвей, я начал осторожно прицеливаться. Мне попался не лучший участок для ведения огня, перекрытый кустарниками, которые русские грамотно использовали в качестве прикрытия. Только практика, интуиция и чувство верно выбранного момента помогают опытному стрелку в подобных ситуациях. Я бесшумно поймал в перекрестье своего оптического прицела командира патруля, держа на прицеле его грудь, пока тот пробирался по кустарникам. И вот наступил подходящий момент. Русский на несколько секунд остановился на открытом пространстве, и я выстрелил ему точно в грудь, так что тот, пораженный пулей, упал обратно в кустарник. Остальные участники патруля оказались достаточно опытными, чтобы немедленно определить работу снайпера. Они бросились врассыпную, как цыплята, атакованные ястребом, и укрылись столь хорошо, как только могли. Я быстро выстрелил еще, стараясь, чтобы мои пули прошли как можно ближе к двум из них, чье местонахождение я заметил. Моя пуля пробила флягу на ремне у одного из них. Этого было достаточно, чтобы заставить их лежать, прижавшись к земле, еще полчаса.
Я быстро вернулся к своей группе и рассказал, что враг рядом. Ко мне прикрепили еще несколько бойцов для защиты группы с тыла. Но, что удивительно, враг больше не появлялся.
С наступлением темноты мы встретились со стрелками из другого немецкого батальона, которые также отступали под напором противника. Объединившись, мы получили приказ по радио занять позиции и удерживать преследовавших нас русских столь долго, насколько это окажется возможным.
