Сергей Алексеев - Заря славянства. V — первая половина VI века
Мирное совместное проживание словен и антов отмечено, прежде всего, на поселениях Буковины и Северной Молдовы (Кодын, Гореча, Каменка и др.). Некоторые из них, как уже говорилось, возникли как словенские еще до прихода антов. Словене расселялись вместе с антами и дальше на юг, в Подунавье, что отмечено в археологическом материале Мунтении. Корчакская и пеньковская керамика сочетаются в чуть более позднем могильнике Сэрата-Монтеору (северо-восток Мунтении)[114]. В политическом плане более сильные анты, конечно, лидировали в этом симбиозе.
Родственные словене не оказали сопротивления антской миграции. Зато она натолкнулась на естественную враждебность местного романизированного дакийского населения, сосредоточенного в горных областях. С немногочисленными словенами дакийцы сосуществовали в основном мирно, но приход многолюдного, хорошо организованного потока переселенцев не мог не вызвать осложнений.
Отголоски преданий о враждебности «волохов» сохранились в Повести временных лет[115]. Косвенным их подтверждением может служить восприятие славянами (именно в Дакии) мифологизированного образа римского императора Траяна. У румын Троян — эпический герой. Сербы же и восточные славяне восприняли его как враждебное божество подземного мира.
К 540-м гг. анты лучше других придунайских соседей империи были обучены навыкам войны в горной местности[116]. Выработаться эти навыки могли только в Карпатах и в длительной борьбе с местными жителями.
Вместе с тем сопротивление дакийцев, хотя бы упорное и продолжительное, не могло быть организованным и действенным. Славянское (анто-словенское) расселение беспрепятственно продолжалось. Аборигенам, лишенным политической организации и давно брошенным империей на произвол судьбы, в итоге оставалось только отступить в недоступные и ненужные завоевателям горы или смириться.
В последнем случае они могли оставаться на своих землях. Серьезной угрозы для антов подчинившиеся местные жители не представляли. Славяне воспринимали их в первую очередь как пастухов. Потому славянское название восточных романцев волохи перекликается с именем «скотьего бога» славян Волоса.
Острее всего конфликт проявился при первом приходе антов на Буковину. Недаром с начала VI в. совместное проживание аборигенов и словен на тамошних поселениях прерывается[117]. Неассимилированные потомки создателей культуры карпатских курганов были вытеснены на юг или в горы. По мере продвижения антов дальше на юг, однако, напряженность между пришельцами и местными жителями спадала. На ряде поселений Молдовы и Мунтении (Ботошаны, Тырпешти и др.) совместное проживание словен и антов с волохами отмечено и в VI в.[118]
Волохи, селившиеся со славянами, неизбежно включались в славянское общество и в политическом плане подчинялись антам и словенам. Скорее всего, именно это имел в виду ученый грек середины VI в., когда не без презрения говорил о «данувиях», что они «подчиняются и повинуются всякому»[119]. Тот же автор (Псевдо-Кесарий) приписывает им воздержание «от обжорства» и даже вегетарианство[120]. Это может быть отголосок каких-то повинностей данубиев, связанных с поставками скота антским и словенским племенам.
Особенно ярко симбиоз славянского и восточнороманского населения проявился в рамках культурной группы Ипотешти — Кындешти — Чурел (иногда выделяется в особую археологическую культуру). Ее основными создателями были словене, носители пражско-корчакской культуры. Увлеченные миграцией антов и отчасти смешавшиеся с ними, эти словене заселили земли немногим южнее и западнее основных земель сородичей — в Центральной и Северной Мунтении, местами приближаясь к Дунаю. Отдельные группы позднее продвинулись и дальше на запад, даже за Олт, в Олтению. Именно эта культура VI–VII вв. с преобладанием и возрастанием корчакского элемента, соответствует придунайским словенам, о которых говорят греческие авторы и русская летопись[121].
Первоначально дунайские словене должны были входить в антскую племенную общность как некая автономная единица. Судя по некоторым типично «пеньковским» находкам (отдельные типы керамики, бронзовые пальчатые фибулы[122]), анты жили на поселениях типа Ипотешти вместе со словенами, постепенно растворяясь в их среде.
Третьим этническим элементом культуры Ипотешти — Кындешти — Чурел было местное романизированное население. Рядом со словенами и смешивавшимися с ними антами в Мунтении проживало несколько более развитое в культурном и экономическом плане население, находившееся под воздействием имперской культуры Задунавья. Оно оставило большое количество керамики провинциально-римского типа, изготовленной на гончарном круге. С тем же элементом связаны некоторые находки византийского происхождения на памятниках этой группы. Часть находок можно объяснить пребыванием в среде славян VI–VII вв. пленников из Задунавья. Но количество и качество материала убеждает многих археологов в наличии на поселениях типа Ипотешти постоянного романо-дакийского населения. Оно мирно сосуществовало со славянами и оказывало на них разноплановое воздействие[123]. Это явление было наследием традиций мирного сожительства словен и дакийцев в восточных карпатских областях.
Тесные контакты славянского и романского населения, длительное их совместное проживание подтверждают и языковые материалы. В общеславянском языке появился довольно мощный пласт заимствований из латинского, в том числе и более или менее явные восточнороманские диалектизмы. Выделяется группа терминов, связанных со скотоводством[124], но, в общем, заимствования касаются разных областей хозяйства, быта, обрядности, социального устройства[125]. В свою очередь, восточные романцы заимствовали у славян термины, связанные с земледелием и ремеслом (особенно деревообработкой)[126], мифологические понятия (например, «вырколак» — оборотень, дух затмения).
Отдельные группы словен и антов уже в первой половине VI в. проникают в южные горные области позднейшей Трансильвании, входившие тогда в королевство гепидов. Это было мирное проникновение небольших групп земледельцев. Пребывание славян отмечено здесь на гепидо-романском поселении V–VI вв. Братей[127].
Славяне продвигались к Средне-Дунайской низменности и по другим направлениям. Две группы словен с верховий Сана и Днестра в VI в. пересекли Карпаты и обосновались в верховьях Тисы (будущая Подкарпатская Русь — Закарпатская Украина). Возникли, соответственно, две группы поселений — в районе Ужгорода и на самой Тисе (Чепа, Дяково). Здешние словене по материальной культуре были близки к северным сородичам, но имели и яркие особенности[128]. Они явно смешались с местными жителями. Имеются некоторые, хотя и не прямые параллели с погребальным обрядом культуры карпатских курганов[129].
Еще одна группа словен около того же времени продвинулась от Моравы в равнинные приречные области Юго-западной Словакии[130]. Отсюда словене вытеснили немногочисленное оседлое или полуоседлое гуннское население — потомков подданных Аттилы[131].
Другим направлением миграции из Поморавья в первой половине VI в. стал путь на нагорья, лежавшие к северо-западу. Словен, конечно, привлекали не горы, а пригодные для земледелия долины Влтавы и Огрже — левых притоков Верхней Эльбы. Двигались они сперва вверх по Йиглаве, притоку Моравы, а от ее истоков — по Лужнице и Влтаве.
Всех жителей этой страны, издавна именовавшейся Богемией по древнему кельтскому племени бойев, праславяне столь же издавна называли чехами (своеобразная калька племенного имени бойев со значением «ударяющие»[132]). Подобно тому как германские племена маркоманов в Богемии приняли имя прежних ее обитателей (бойо-вары, бавары), первые словене, осевшие в стране, взяли себе имя чехов. Согласно чешскому хронисту Козьме Пражскому (первая четверть XII в.), первые чехи осели между впадениями Огрже и Влтавы, близ горы Ржип. В хронике Козьмы впервые приводится и предание о мифическом предводителе Чехе, якобы приведшем первых жителей в эту «обетованную страну», в честь чего они и дали ей имя вождя[133].
Далимил (XIV в.) несколько дополняет легенду о Чехе, утверждая, что он был знатный изгой из «Хорватии» и имел шестерых братьев[134]. Последний мотив отражает древнейшее деление чехов на «роды», затем разросшиеся в отдельные племена. Точное количество этих «родов», однако, определять на основе известия Далимила о семи братьях-родоначальниках невозможно. Семь — типичное «фольклорное» число.
