Наталия Ильина - Изгнание норманнов из русской истории. Выпуск 1
И эта сказка для взрослых о «легендарном скандинаве» жива потому, что, как верно заметила Н. Н. Ильина, «психологической основой норманского учения, то есть учения, которое отводит германскому племени руководящую роль в древний период русской истории, служит недоверие русского общества к самому себе, сомнение в своих способностях устраивать жизнь своей страны». И «такого рода сомнение, - резюмировала исследовательница, - присущее доныне многим русским людям, связано в русской душе с подорванным чувством национального духовного достоинства», и что «сломленность национального духовного достоинства у части русского общества была, очевидно, проявлением его большей или меньшей слепоты к самобытным духовным силам в древней народной жизни и к действенности этих самобытных сил в собственной душевной глубине»[272].
Сейчас эта слепота проходит, и норманизм отойдет в прошлое нашей науки. Но этот процесс не будет ни простым, ни коротким, ибо ему будет агрессивно противиться та весьма влиятельная часть российского научного мира, которая, отмечал И.Е.Забелин, одержима «немецкими мнениями о норманстве руси» и знающая «в средневековой истории одних только германцев». При этом обвиняя оппонентов во всех тяжких и, прежде всего, - а тут гадать нечего! - в «ультрапатриотизме» и национализме, да еще пугая тем власть одновременно выставляя ее пособником таких настроений) и, само собой разумеется, мировое сообщество, представляя ему антинорманистов в качестве комплексующих «великодержавных шовинистов», ненавидящих шведов, немцев и далее по списку. А уж когда им совсем станет горячо, то, можно нисколько не сомневаться, поднимут визгливую кампанию по поводу притеснения в России «научных» норманистов по национальному признаку. И этим приемом они чрезвычайно ловко пользуются уже несколько столетий. Как говорил в начале XIX в. его «родитель» А. Л. Шлецер, «русский Ломоносов был отъявленный ненавистник, даже преследователь всех нерусских». В 1876 г. В. Томсен увидел в действиях русских ученых, не согласных с норманской теорией, «национальный фанатизм» (в подобном тоне можно вести разговор о представителях любой национальной историографии, не принимающих суждения о своей истории в силу их несоответствия источникам и явной нелепости).
Такой взгляд стал нормой для российского научного сообщества, которое сохраняло и сохраняет ему непоколебимую верность в любых политических условиях: до революции, после революции, сегодня. В 1923 г. известный историк, большевик-меньшевик Н.А. Рожков, буквально возмущаясь тем фактом, что Ломоносов происходил из зажиточных крестьян и по своим политическим взглядам был сторонником самодержавия, вынес ему суровый обвинительный приговор: «Патриот в духе того времени, националист Ломоносов этой цели хотел служить и в своей «Российской истории». Именно из патриотических побуждений он отверг норманскую теорию и сделал варягов славянами» (да при этом еще отрицательно относясь к немцам, занимавшимся русской историей). В 1941 г. Н. Л. Рубинштейн убеждал, что Ломоносов «во имя национальной гордости» восстал не только против монополизации иностранцами российской исторической науки, но и против норманской теории[273].
Тема исключительно патриотической подоплеки выступления Ломоносова против норманизма и его приверженцев в той или иной форме звучала в трудах советских исследователей 50-80-х годов. Тональность этого звучания резко была усилена в наше время. Так, А.Б.Каменский и А.С.Мыльников в 1996-1997 гг. доводили до сведения читателя, что для Ломоносова норманская трактовка русской истории была неприемлема именно «как антипатриотическая» и что научную аргументацию он зачастую заменял «доводами гипертрофированного патриотизма». Тогда же Э.П. Карпеев представлял величайшего нашего гения «пламенным выразителем» «амбициозно-национальной» политики, а Т. А. Володина в 2000-2005 гг. категорично утверждала, что Ломоносов, слишком увлеченный «своим национально-патриотическим чувством», «в патриотической запальчивости... не особенно считался со средствами, доказывая величие российского народа»[274].
В 2007 г. украинский доктор исторических наук Н.Ф. Котляр в своем неприятии современных русских ученых-антинорманистов, изложенном на страницах родственного ему по духу российского издания «Средневековая Русь», дошел до приснопамятных по 1930-1950-м гг. формулировок, клеймя их как «средневековых обскурантов», «квасных» и «охотнорядческих патриотов», не способных «на какую бы то ни было научную мысль»[275] (такая ненависть к оппонентам совершенно чужда науке и может исходить только от людей, страдающих какими-то очень серьезными комплексами и расстройствами).
Эта часть наших соотечественников будет противиться достижению прогресса в варяго-русском вопросе и потому, что, как сказал А. А. Куник в 1878 г. в адрес норманской теории, «трудно искоренять исторические догмы, коль скоро они перешли по наследству от одного поколения к другому». К тому же она, привыкнув к такому упрощенному взгляду на свое прошлое, более сложную его картину просто не в силах принять, т. к. это выше ее возможностей. Наконец, она будет придерживаться норманизма еще по той причине, что его исповедует и будет, конечно, исповедовать, если процитировать Д. И. Иловайского, «большинство шведских, финских, норвежских, датских ученых».
Но последними, все так же тешащими, как и представители шведской донаучной историографии XVII в., свое коллективное национальное самосознание и свою коллективную национальную гордыню ложной мыслью, что русские варяги - это норманны, т. е. действующими - осознанно и неосознанно - под воздействием именно «национального фанатизма», или утверждающими данную мысль в силу неприкрытых антирусских настроений, западноевропейская наука, к счастью, не исчерпывается. И в ее рядах раздаются голоса специалистов, например, Франции и Германии Р. Буае и Р. Зимека, требующих избавить эпоху викингов от мифов, вышибающих, по их словам, «почву из-под ног историка»[276].
Несомненно, что совместными усилиями ничем и никем незаангажированных исследователей разных стран, в первую очередь, разумеется, историков, руководствующихся подлинными источниками, а не контрафактной продукцией, это рано или поздно удастся сделать. Так что прощай, норманизм!
Примечания:
134. Мошин В.А. Варяго-русский вопрос. С. 111.
135. Петрей П. Указ. соч. С. 90-91; Rudbeck О. Op. cit. Т. III. P. 184-185
136. Muller G.F. Nachricht von einem alten Manuscript der russischen Geschichte des Abtes Theodosii von Kiow // Sammlung rassischer Geschichte. Bd. I. Stud. I. - SPb., 1732. S. 4, anm. *.
137. Bayer G.S. Op. cit. P. 276-282, 288-291, 295-304, 309-311; Байер Г.З. Указ. соч. С. 344-348, 350-351, 353-359, 361-362.
138. Татищев В.Н. История Российская с самых древнейших времен. Т. I. - М., Л., 1962. С. 90, 93, 201, 221, 225, примеч. 25 на с. 227, примеч. 30 и 31 на с. 228, примеч. 39 на с. 229, примеч. 61 на с. 231, примеч. 73 на с. 232, примеч. 3 на с. 307, примеч. 11 на с. 308, и др.; Байер Г.З. Указ. соч. Примеч. 3 на с. 363, примеч. И на с. 364.
139. Миллер Г.Ф. О происхождении имени и народа российского // Фомин В.В. Ломоносов. С. 370, 374, 377-379, 386-387.
140. Ломоносов М.В. Полн. собр. соч. Т. 10. - М., Л., 1957. С. 233, 287-288, 551-552; его же. Замечания на диссертацию... С. 399-402, 406-411, 413-414, 420-422, 425, 434-440; Фомин В.В. Ломоносов. С. 183.
141. Билярский П.С. Материалы для биографии Ломоносова. - СПб., 1865. С. 763; Пештич СЛ. Русская историография XVIII века. Ч. II. - Л., 1965. С. 229.
142. Билярский П.С. Указ. соч. С. 755; Лавровский П.А. О Ломоносове по новым материалам. - Харьков, 1865. С. 161— 163; Пекарский П.П. История императорской Академии наук в Петербурге. Т. II. - СПб., 1873. С. 144-145, 247.
143. Тредиаковский В.К. Три рассуждения о трех главнейших древностях российских. - СПб., 1773. С. 48-53, 199, 205, 224-225, примеч. 2 на с. 200.
144. Ломоносов М.В. Замечания на диссертацию... С. 432; Миллер Г.Ф. Краткое известие о начале Новагорода и о происхождении российского народа, о новгородских князьях и знатнейших онаго города случаях // Сочинения и переводы к пользе и увеселению служащие. Ч. 2. Июль. - СПб., 1761. С. 9.
145. Предисловие // Библиотека российская историческая. - СПб., 1767. С. 24.
146. Общественная и частная жизнь Августа Людвига Шлецера, им самим описанная. - СПб., 1875. С. 321-322; Винтер Э. Неизвестные материалы о А.Л. Шлецере // «Исторический архив», 1960, № 6. С. 188.
147. Эмин Ф. Российская история. Т. I. - СПб., 1767. С. 35-37, примеч. а на с. 4, примеч. а на с. 65, примеч. а на с. 124, примеч. а на с. 128, примеч. а на с. 130, примеч. б на с. 137, примеч. а на с. 203, и др.
148. Schlozer A.L. Probe russischer Annalen. - Bremen, Gottingen, 1768. S. 29-36, 39, 48-52, 66-69, 73-74, 79-89, 112-113, 132,134,139,145-160,167,170,188, 213, 232-234, anm. 22 на s. 18, anm. 4 на s. 53. Автор искренне благодарит А.А.Григорова за перевод этой книги.
149. Ломоносов М.В. Замечания на диссертацию... С. 405, 408-409, 410, 430-431, 436; РГАДА. Ф. 199. On. 1. 48. № 2. Л. 26-26об., 35об.; Миллер Г.Ф. О народах издревле в России обитавших. - СПб., 1788. С. 84-89,93,95,98,100-101, 104, 107-111, 118-121, 123-130; Пештич СЛ. Русская историография XVIII века. С. 228.
150. Миллер Г.Ф. История императорской Академии наук в Санкт-Петербурге // Его же. Избранные труды. - М., 2006.
