Сергей Нефедов - История России. Факторный анализ. Том 2. От окончания Смуты до Февральской революции
Таким образом, это был, собственно, не солдатский бунт, а крестьянское восстание. Подобно тому, как всеобщая стачка октября 1905 года спровоцировала крестьянскую войну, так и голодный бунт в феврале 1917 года спровоцировал крестьянское восстание. И поскольку на этот раз крестьяне имели в руках оружие, и к тому же находились в столице, то все решилось в один день. При такой расстановке сил исход событий был предопределен.
Николай IIв это время находился в штабе генерала Н. В. Рузского, командующего Северным фронтом. При первых известиях о мятеже царь направил к Петрограду 4 полка под командованием генерала Н. И. Иванова, однако железнодорожники остановили движение эшелонов вблизи Петрограда, и отборные полки карателей (даже составлявший охрану царя батальон георгиевских ветеранов) были разагитированы революционерами. Дальнейшие действия царя зависели от позиции командующих фронтами, а она, в свою очередь, определялась боязнью революции на фронте. 1 марта начальник генерального штаба М. В. Алексеев телеграфировал царю о том, что вслед за Петроградом восстала Москва и что революция грозит распространиться на армию.[2289] «Беспорядки в Москве, без всякого сомнения, перекинутся в другие большие центры России, – предупреждал М. В. Алексеев, – и будет окончательно расстроено и без того неудовлетворительное функционирование железных дорог. А так как армия почти ничего не имеет в своих базисных магазинах и живет только подвозом, то нарушение правильного функционирования тыла будет для армии гибелью, в ней начнется голод… Армия слишком связана с жизнью тыла и с уверенностью можно сказать, что волнения в тылу вызовут таковые же в армии… Подавление беспорядков силой в нынешних условиях опасно и приведет Россию и армию к гибели…»[2290]
Ночью 2 марта М. В. Родзянко после переговоров с Петроградским советом сообщил Н. В. Рузскому и М. В. Алексееву, что положение в столице диктует необходимость отречения. М. В. Алексеев запросил мнение командующих фронтами и флотами, сообщив, что сам он выступает за отречение с тем, чтобы предотвратить развал армии; все командующие согласились с мнением М. В. Алексеева. Некоторые из них, вслед за М. В. Алексеевым, указывали на опасность распространения революции на армию. Командующий Западным фронтом А. Е. Эверт писал: «Я принимаю все меры к тому, дабы сведения о настоящем положении дел в столице не проникли в армию, дабы оберечь ее от несомненных волнений». Командующий Балтийским флотом адмирал А. И. Непенин телеграфировал: «С огромным трудом удерживаю в повиновении флот и вверенные мне войска. В Ревеле положение критическое… Если решение не будет принято в течение ближайших часов, то это повлечет за собой катастрофу».[2291]
При обсуждении ситуации снова встал вопрос о наличии надежных частей для борьбы с восстанием. Как говорил Николаю IIпосланец Думы А. И. Гучков, «надежных» частей просто не было: «… Движение захватывает низы и даже солдат, которым обещают отдать землю. Вторая опасность, что движение перекинется на фронт… Там такой же горючий материал, и пожар может перекинуться по всему фронту, так как нет ни одной воинской части, которая, попав в атмосферу движения, тотчас не заражалась бы. Вчера к нам в Думу явились представители… конвоя Вашего Величества, дворцовой полиции и заявили, что примыкают к движению».[2292] А. И. Гучкова поддержал генерал Н. В. Рузский: «Нет такой части, которая была бы настолько надежна, чтобы я мог послать ее в Петербург».[2293] Взвесив все обстоятельства – и в особенности мнение командующих фронтами – царь подписал заявление об отречении от престола.
Необходимо отметить, что в процессе обсуждения лишь в малой степени обращалось внимание на позицию политических партий и требования рабочих. Главным аргументом было положение в армии, угроза бунта на фронте. Как позиция генералов, так и отречение Николая IIбыли прямыми следствиями восстания 170-тысячного гарнизона Петрограда. Единогласное решение командующих фронтами доказывает, что другое развитие событий было невозможно. Угроза развала армии была очевидной, и генералы чувствовали, что сидят на пороховой бочке. Восстание на флоте уже началось: 1 марта в Кронштадте мятежные матросы убили адмирала Р. Н. Вирена и более 50 офицеров; 4 марта в Свеаборге погиб адмирал А. И. Непенин.[2294] 2 марта на псковской станции взбунтовался эшелон 1-го железнодорожного батальона; мятежные солдаты двинулись к царскому поезду, и их остановило лишь известие, что идут переговоры об отречении.[2295]
О том, что в случае попытки сопротивления Николаю IIбыло бы не на кого опереться, говорит поведение самых преданных ему частей. «4 марта… – писал полковник В. М. Пронин, – я был свидетелем проявления „радости“ Георгиевским батальоном по случаю провозглашения нового режима в России… Георгиевский батальон в полном составе, с музыкой впереди, направляясь в город, проходил мимо Штаба… Государь, стоя у окна, мог наблюдать, как лучшие солдаты армии, герои из героев, имеющие не менее двух георгиевских крестов, так недавно составлявшие надежную охрану Императора, демонстративно шествуют мимо Его, проявляя радость по случаю свержения Императора…»[2296]
Что касается позиции Думы, то о ней лучше всего рассказывает В. В. Шульгин: «К вечеру, кажется, стало известно, что старого правительства нет… Оно попросту разбежалось по квартирам… Не стало и войск… Т. е. весь гарнизон перешел на сторону „восставшего народа“… Но вместе с тем войска как будто стояли „за Государственную думу“… здесь начиналось смешение… Выходило так, что и Государственная дума „восстала“ и что она „центр движения“… Это было невероятно… Государственная дума не восставала…» «Я не желаю бунтоваться, – говорил Родзянко. – Я не бунтовщик, никакой революции я не делал и не хочу делать. Если она сделалась, то именно потому, что нас не слушались…» «Может быть два выхода, – отвечал Шульгин, – все обойдется – государь назначит новое правительство, мы ему и сдадим власть… А не обойдется, так если мы не подберем власть, то подберут другие, те, которые выбрали уже каких-то мерзавцев на заводах…»[2297] «Государственной Думе не оставалось ничего другого, кроме как взять власть в свои руки и попытаться хотя бы этим путем обуздать нарождающуюся анархию…», – заключает М. В. Родзянко.[2298]
Слова М. В. Родзянко свидетельствуют о том, что действия оппозиционных фракций также были вынужденными и диктовались тем, что власть рухнула без их вмешательства. Оппозиционная элита не готовила революцию и не участвовала в ней. Временное правительство лишь «подобрало власть», но в конечном счете не смогло удержать ее…
Таким образом, наш краткий анализ событий Февральской революции показывает, что большинство из них были с высокой степенью вероятности предопределены глобальными факторами нараставшего кризиса. Хотя власти хорошо понимали опасность такого развития событий и сделали все (или почти все), чтобы отвести надвигающуюся угрозу, им это не удалось.
«Теперь жалкие человеческие существа пытаются мерить своими ничтожными мерками огромную волну, которую могла поднять лишь Божья воля, могучий вихрь судьбы, – писал А. Ф. Керенский. – С самодовольством специалистов они силятся доказать, что все было бы по-другому, если бы то-то и то-то сделать так, а не иначе…»[2299] Вихрь революции подхватил А. Ф. Керенского и руководителей только что созданного Петроградского совета – но так же как Николай II, они были не в состоянии противостоять воздействию глобальных факторов кризиса. «Все, что мы тогда делали, – свидетельствует И. Г. Церетели, – было тщетной попыткой остановить какими-то ничтожными щепочками разрушительный стихийный поток».[2300]
8.18. Выводы
Подводя итоги социально-экономического развития между двумя революциями, необходимо отметить, что в этот период правительство не только признало наличие аграрного перенаселения, но и приняло меры для его смягчения. Реформы П. А. Столыпина устранили то прикрепление крестьян к земле, которое ранее сдерживало миграцию населения, более того, они поощряли переселение на свободные земли окраин. Крестьяне получили возможность продавать свою землю, и в результате мы, в полном соответствии с демографически-структурной теорией, видим картину, характерную для Сжатия в странах с рыночной экономикой: разоряющиеся крестьяне в массовых масштабах продают землю и уходят в города, где занимаются ремеслом или ищут работу по найму.
Однако ни переселение на окраины, ни уход в города не компенсировали быстрого роста населения, и проблема малоземелья сохраняла свою остроту. Некоторое увеличение внутреннего потребления было достигнуто благодаря сочетанию урожайных лет и относительному сокращению вывоза, но сокращение вывоза сопровождалось увеличением расхода зерна на фураж, и в стране сохранялись обширные регионы, где потребление оставалось на крайне низком уровне.
