История итальянцев - Джулиано Прокаччи
Подобные суждения вызвали критику. Говоря об этой работе, Р. Ромео утверждает, опираясь на позицию Каттанео, что «одной их оригинальных характеристик» истории Италии является «самая древняя и непрерывная в Европе городская цивилизация»[499]. И далее все в той же «Истории Италии» мы находим противоположные суждения, схожие с мнением английского историка Филиппа Джеймса Джонса, который в главе, посвященной истории экономики в Средние века, написал, что «итальянские города. создали в Италии универсальную империю, превратившую страну в центр международной торговли, промышленности и финансов»[500].
Используемый мной подход отличается от данных точек зрения большей дифференциацией в том, что касается пространства (как указывает А. Грамши, город на Юге и город «вилланов» отличаются от коммуны Северной и Центральной Италии), а также времени.
Уже в период становления в сложнейшем и двойственном организме, каким была итальянская коммуна, отчетливо проявилось наличие двух «душ»: бюргера-предпринимателя и землевладельца-рантье. Пока, в эпоху расцвета и экспансии коммун, преобладала первая. Города, давшие миру великих путешественников и знаменитых банкиров, проводили в деревнях контадо масштабные работы по мелиорации, освобождали сервов, разрушали замки. Но придет время, когда одержит верх другая «душа» итальянского города — «душа» землевладельца-рантье, — и это положит начало длительному, хотя и менее яркому периоду его истории[501].
Стоит также разделять соответствующие роли города и деревни. На самом деле мы не говорим, что деревня всегда являлась тормозом и мертвым грузом. В XVIII в. именно сельское хозяйство способствовало подъему экономики и даже промышленности после долгого периода стагнации. Именно объединения сельскохозяйственных рабочих и крестьян, организованные в Паданской долине во второй половине XIX в., вытащили города из забытья и распространили там новые идеи и надежды. Так, в первые годы национального единства Модена была одной из цитаделей легитимизма и клерикализма.
Но все эти различия недостаточны для объяснения того, почему самый урбанизированный регион Европы — Центр и Север Италии — не смог породить энергию, необходимую для воплощения такого типа организации общества, который превзошел бы фазу, названную А. Грамши «экономико-корпоративной». По-моему мнению, на этот вопрос позволяет ответить концепция К. Маркса и Ф. Энгельса о торговом капитализме, т. е. о форме капитализма, существование и развитие которого предполагают также наличие крупных отсталых регионов, являющихся условием его выживания. Территории, где находились итальянские города, вписывались не в «естественные границы» Апеннинского полуострова, а в пространство феодальной Европы и Средиземноморского бассейна. Венеция и Флоренция поддерживали тесные связи с ярмарками в Шампани, с Фландрией и Ближним Востоком в большей степени, чем с периферийными районами полуострова. Венецианские и флорентийские торговцы и банкиры наживали свои состояния в основном на ценных и дорогостоящих товарах, включая самый дорогой в то время товар — деньги. Таким образом, расширению рынка они предпочитали производство и торговлю ограниченным ассортиментом изделий, ориентируясь прежде всего на узкую клиентуру, а также на потребление предметов роскоши, которые гарантировали им существенный доход. Аналогично, их финансовая деятельность сохраняла свой смысл, поскольку существовал государственный аппарат, неспособный обеспечить себя необходимыми деньгами для реализации собственных планов, ведь тогда короли жили в долг. Процветание Венеции и Флоренции было подобно оазису в иссушенной пустыне; и, когда на Восток пришли турки, свершились Великие географические открытия и крупные западные монархии объединились, тогда их положение пошатнулось, и процветание закончилось.
И если роль города на Апеннинском полуострове отличалась от той, которую прославил историк К. Каттанео, то, напротив, город и городская цивилизация Италии имели важное значение для Европы. Флоренция, Венеция, Генуя, Милан и другие из «сотни итальянских городов» были, по выражению Карла Маркса, «лабораториями», где ставились опыты по технике и моделям производства и торговли, которые впоследствии найдут свое применение в большем масштабе. Естественно, неслучайно существенная часть международной банковской терминологии и международных банковских операций родилась именно в Италии. Истории и авантюры итальянских городов занимают важное место в процессе перехода европейской экономики от феодализма к капитализму, как это трактует Иммануил Валлерстайн[502]: именно в таком контексте и следует найти им новое место, без тщеславия и упреков.
Перейдем теперь к другому вопросу, также типичному для А. Грамши. Речь идет о роли мыслителей в истории Италии. На данной стадии наш анализ касается исключительно того периода гуманизма и Ренессанса, который считается, начиная от Ж. Мишле и Я. Буркхардта и до наших дней, в зависимости от различных периодизаций и акцентов, наиболее богатой и восхитительной эпохой в итальянской истории. Даже в такой степени, что именно это время отождествляется с историей страны. Задолго до упомянутых ученых Вольтер говорил о «веке Льва X».
В равной степени некоторые мысли А. Грамши по этому вопросу являлись радикальным изменением точки зрения по отношению к толкованиям, популярным в его эпоху, но необходимо читать, не вырывая эти мысли автора из контекста[503]. В «Тюремных тетрадях» мы находим много идей касательно «вненационального и, следовательно, регрессивного» гуманизма и Ренессанса, а также главных мыслителей, поскольку, по мнению Грамши, «<…> они (гуманисты. — Ред.) представляли собой “космополитическую касту”, для которой Италия являлась, вероятно, тем, чем является область в рамках современной нации, — и ничем большим и лучшим: они были аполитичны и анациональны»[504]. Однако в других местах книги он не столь строг и определяет гуманизм как «прогрессивный процесс по отношению к культурным “космополитическим” классам и как регресс с точки зрения итальянской истории»[505]. Также, впрочем, составляя «перечень» «наиболее значительных для рассмотрения и анализа вопросов» истории страны, Грамши спрашивал, обладали ли гуманизм и Возрождение прогрессивным или регрессивным характером, и оставил этот вопрос открытым[506].
Авторы труда «История Италии», выпущенного издательством «Эйнауди», учитывали эти идеи, однако высказывали противоположное мнение. Для Р. Романо Возрождение представляется «грандиозной работой, когда за прекрасным фасадом колоссальные усилия, ум, восприимчивость были направлены на защиту истерзанного и находившегося под постоянной угрозой разрушения здания»[507], в то время как К. Виванти, ссылаясь на другой пассаж А. Грамши, приходит к следующему, более тонкому выводу: «Неоспоримо влияние гуманистической культуры, и ее вклад в мировое развитие особенно высоко оценивается, но эта культура, тем не менее, нанесла и существенный ущерб в плане ее связи с социально-политической эволюцией страны, и, таким образом, можно утверждать, что гуманизм был актом реакции в культуре, потому что все общество, казалось, стало реакционным»[508].
Именно подобную идею я хотел предложить в конце параграфа, посвященного гуманистам в итальянском обществе, когда
