Сборник статей - И время и место: Историко-филологический сборник к шестидесятилетию Александра Львовича Осповата
Теперь понятно, почему в «Иване Грозном» Малюта называет себя рыжим псом и почему свой план репрессий он излагает Ивану в терминах псовой охоты18. Понятно и то, почему в перебранке маленького Ивана с голиафом-Андреем, столь плачевно завершившейся для последнего, что ни слово, то «псы», «сука», «кобель» и «ощерилась». В этом окружении брошенное псарям «взять!» звучит как собаководческое «фас!».
Все больше склоняясь в пользу взять, Эйзенштейн решает сделать приказ об аресте и – что важно – просодику такого приказа лейтмотивом фильма. Вот еще одна ранняя заметка: «Все казни одним словом, напр.,„взять!“ („схватить“), которое от Андрея Шуйского (второе „взять!“) до Федьки Басманова (или духовника) идет в одной почти интонации»19.
Иллюстрация 1. Посвящение в опричнину. Зарисовка Эйзенштейна к неосуществленной сцене «Ивана Грозного»
С каждым новым вариантом сценария число взять! менялось – в самом обширном из них оно достигло семи. Приказы взять! выстраивались в своего рода эстафету. По первоначальному замыслу первым из них был не приказ псарям взять Андрея Шуйского, а приказ Андрея арестовать Телепнева – того самого, с которым, по мнению Шуйского, путалась мать Ивана. Арест Телепнева Андрей производит у Ивана на глазах – на свою беду, ибо именно тогда будущий царь убеждается в действенности слова взять!
О[бщий] п[лан]. Вбегает Телепнев, ударяет слугу. Резко вступает (с ударом) свет. Драка. Шуйский кричит: Взять его! Удар вроде грома или барабанов (a noter: «Взять его» здесь врезается в сознание маленького Ивана)20.
Обратим внимание на гром, сопровождающий выкрик Шуйского. По замыслу каждый раз, когда в фильме произносят «Взять!», это слово должно выделяться среди других повышенной интенсивностью подачи. Звуковой прием выделения ключевого слова пришел из театра Кабуки, о любви к которому Эйзенштейн часто говорил. Говорят о ней и постановочные наброски, по большей части – не слишком внятно:
«Взять его!» акцентируется «по-японски»21.
«Взять» – музыкальный Ausklang [завершающее звучание] как в Kabuki (Harakiri)22.
«Взять его!» дать после этих слов всегда как бы музыкальное эхо…23
«Взять!» – и музыкальный вопль как эхо раскат его (наплывом) в сцену с Троеручницей24.
Выписки на эту тему нетрудно умножить, но не уверен, что более полная подборка даст более выпуклое представление о движении, которое, продлив его в звуке, стремился придать слову взять! Эйзенштейн. Думаю, что лучше слов об этом позволит судить рука самого Эйзенштейна.
Взглянем на предварительную разработку сцены, в которой грозный царь Иван приходит в дом архимандрита Пимена с целью взять хозяина под арест. Цель разработки – не откладывая на потом (как это обычно происходит в кинопроизводстве) наметить на бумаге звукозрительную канву «темы казней», пользуясь которой Сергей Прокофьев будет писать музыку к фильму.
Иллюстрация 2. Арест Пимена. Звукозрительная разработка Эйзенштейна для неосуществленной сцены «Ивана Грозного»
Вот факсимиле этой разработки (илл. 2). В верхней его части – текст: «На этой же „теме казней“ идет стройка плах на лобном месте! Впервые я ввел бы эту тему в появлении Грозного у Пимена». Под текстом – таблица, по графам которой разнесены звукозрительные составляющие этого появления. В нижнем ряду таблицы – слова и действия персонажей, в верхнем – сопровождающие их музыкальные и шумовые акценты.
Интересующий нас фрагмент – переданный звукоподражательными словами прототип партитуры к слову взять! В нижней левой графе – слова «и имя его…». Это – кусок молитвы, за которой Пимена застает появление Грозного. Над словами молитвы написано рра-та – так Эйзенштейн обозначил раскат литавр, предваряющих это появление. Справа от молитвы – две графы со словами В дверях – Грозный: «Взять!». Над ними – длинное многоточие, поясненное словами тянется.. | пауза. Слово там! в верхней правой графе и нависшая над ним стрелка отсылают к финальному удару литавр, приуроченному к двум обозначенным снизу кадрам: за ним возникли опричники и Пимен etc ЗТМ. Второе из двух сокращений отсылает к затемнению – знаку кинопунктуации, который в контексте ситуации ареста выглядит зловеще.
Что дает нам право поставить слово взять! в один ряд со словом наше!? Вспомним Сергея Третьякова, взявшегося переделать вялую пьесу Мартинэ в энергичный текст для агитспектакля Мейерхольда «Земля дыбом». Одним из приемов такой переделки было насытить пьесу словами, которые Третьяков назвал словами-жестами, – так из массы людей, возжелавших играть на сцене, для театра отбирают немногих, наделенных актерскими задатками.
Кажется, Мейерхольду принадлежит замечание о том, что все, что необходимо актеру для театрального представления, – это сценическая площадка и партнер. Производные от простейших слов простейшего акта общения – даю, беру, – слова взять! и нате! неизменно нацелены на партнера. Как не бывает театра одного актера, так и термин-дуплет слово-жест неизменно подразумевает двоих.
Примечания
В сборнике, посвященном шестидесятилетию Р.Д. Тименчика, я предложил воплотить в жизнь придуманную Набоковым область знания – карпалистику, или науку о жесте; см.: Цивьян Ю. На подступах к карпалистике: несколько предварительных наблюдений касательно жеста и литературы // Шиповник. Историко-филологический сборник к 60-летию Романа Давидовича Тименчика. М., 2005. Новыми наблюдениями в этой области я недавно поделился в сборнике в честь шестидесятилетия А.А. Долинина; см.: Цивьян Ю. Мертвые жесты (из новых наблюдений в области карпалистики) // The Real Life of Pierre Delalande: Studies in Russian and Comparative Literature to Honor Alexander Dolinin. Stanford, 2007. Pt. 2. В двух других юбилейных изданиях (виновников еще рано называть) выйдут еще две статьи на эту тему. В итоге планируется книга «Введение в карпалистику», обещанная издательству «НЛО». Поскольку, сдавая тексты в издательства, теряешь контроль над сроками их появления, приношу извинения, если «Введение» выйдет в свет раньше настоящего фестшрифта.
1 Мартинэ М. Ночь. Драма в пяти актах / Пер. С.М. Городецкого, предисл. Л.Д. Троцкого. М., 1922. В библиотеке ВТО в Москве хранится экземпляр этой пьесы с пометами Мейерхольда.
2 Третьяков С. Земля дыбом. (Текст и рече-монтаж) // Зрелища. 1923. № 27. С. 6.
3 Там же. С. 7.
4 Там же.
5 Эйхенбаум Б.М. Сквозь литературу. Л., 1924. С. 171–195.
6 Тынянов Ю.Н. Проблема стихотворного языка. М., 2004. С. 131.
7 Цит. по: Винокур Г.О. Культура языка. М., 2006. С. 134.
8 Тынянов Ю.Н. Указ. соч. С. 19–20.
9 Специалист по кинесике относит кинему на! в значении «возьми то, что я тебе сейчас протягиваю» к классу эмблематических жестов с обязательным звуковым сопровождением; см.: Крейдлин Г. Невербальная семиотика. М., 2004. С. 80. Там же автор ссылается на работу Т.М. Николаевой и Б.А. Успенского, где этот класс жестов назван просодическими жестами.
10 Якобсон Р. Избр. работы. М., 1985. С. 362; курсив P.O. Якобсона.
11 Nabokov V. Pnin. N.Y., 1989. Р. 41.
12 Гуревич В.В., Дозорец Ж. А. Русско-английский фразеологический словарь. М., 2004. С. 444.
13 Цит. по: Катанян В. Маяковский: Хроника жизни и деятельности / 5-е изд., доп. М., 1985. С. 72.
14 Любовь к трем апельсинам. 1916. № 2–3. С. 83.
15 Запись беседы И.В. Сталина, А.А. Жданова и В.М. Молотова с С.М. Эйзенштейном и Н.К. Черкасовым по поводу фильма «Иван Грозный» // Российский «кто есть кто»: Журнал биографий. 2003. № 2 (интернет-версия: www.whoiswho.ru/russian/ Curnom/ 220 03/zb.htm).
16 Эренбург И. Люди, годы, жизнь: В 2 т. М., 1990. Т. 2. С. 114.
17 РГАЛИ. 1923-1-553. Л. 69.
18 Ср. текст в том эпизоде фильма, где Малюта с Иваном составляют график репрессий: «Малюта: Гончий пес чего творит? Коли зверь хитрит, стрелою в нору летит. Иван: Обгоняет? Вскакивает? Зверя обходит?»
19 Там же. Л. 101.
20 Там же. Л. 135. Выделено Эйзенштейном.
21 Там же. Л. 116.
22 Там же. Л. 49.
23 Там же. Л. 97.
24 Там же. Л. 107. Выделено Эйзенштейном.
Георгий Левинтон
заметки о «Пушкине»
ЖИВИ ЕЩЕ ХОТЬ ЧЕТВЕРТЬ ВЕКА!
ВСЁ БУДЕТ…
Ровно четверть века назад, мы встретились с А.Л. Осповатом в холле гостиницы «Эзерземе» (г. Лудза, Латв. ССР, ул. Гагарина, 44) и отправились на рекогносцировку (если бы не неторопливый темп прогулки по незнакомым улицам, то уместен был бы глагол сбегать). Это было за полгода до смерти Брежнева и через неполных 9 лет после нашего с Осповатом знакомства (в июле 1973 года в букинистическом магазине на ул. Герцена – ныне Большая Морская, Петербург). Это были первые Тыняновские чтения. Пояснение для непосвященных: Чтения происходили, разумеется, в Резекне (Режице)1, но там не было подходящего для нас жилья, и нас поселили в Лудзе.
