Пирс Брендон - Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997
Произошло несколько восстаний, наиболее серьезное — в феврале 1946 г., когда моряки начали мятеж в Бомбее. Уэйвелл предупреждал: если Конгресс начнет революцию, то он, вероятно, не сможет ее остановить. Кабинет Эттли решил: поскольку использование силы для подавления беспорядков и принуждение невозможны, необходимы переговоры. Поэтому в конце марта 1946 г. он отправил трех своих министров в Индию. Это были Петик-Лоуренс, Криппс и А.В.Александр, Первый лорд Адмиралтейства. Уэйвелл называл их «магами»[2339].
По прибытии Криппс объявил, что они привезли один единственный подарок — независимость. Но кому ее следует получать и как ее надо даровать? Конгресс ответил, что власть следует немедленно передать демократическому правительству, которое, поскольку беспорядки случались из-за британской политики «разделяй и властвуй», с успехом объединит Индию. Мусульманская лига ответила, что такой режим будет индуистской тиранией, которую может предотвратить только автономный Пакистан.
На протяжении трех жарких месяцев трое умных людей занимались мучительным делом, пытаясь удовлетворить всех. Они так полагались на Ганди и считались с его мнением, что у Уэйвелла возникло желание врезать по лысине неясно мыслящему Петик-Лоуренсу (которого неизбежно прозвали «Жалостливым Лоуренсом») дубинкой с тяжелым набалдашником. Вице-король считал махатму «злым гением» Конгресса, «чрезвычайно умным, проницательным, упрямым, властным, лживым и целеустремленным политиком».
Единственный глаз солдата горел, когда он слушал пророческие заявления мудреца. А действия Ганди, которые, в итоге, уничтожили шанс на достижение согласия, обеспечили оправдание для желчности и раздражительности Уэйвелла. Во время одного интервью, как сказал вице-король, апостол принципа ненасилия ударял кулаком по столу и объявил: «Если Индия хочет кровавую баню, то она ее получит»[2340].
Во время переговоров Неру, которого Уэйвелл считал донкихотским фанатиком, приятным, но неуравновешенным, соответствовал своему старому учителю в свирепости и резкости. Лидер Конгресса яростно нападал и клеймил Джинну, который поднял грубость на уровень политического искусства и находил проблему в каждом решении.
Кайд-и-Азам подтвердил точку зрения Конгресса на то, что он Люцифер, падший ангел индийской гармонии. Но именно Джинна принял сложный план миссии кабинета, который давал провинциям фактический суверенитет (кроме обороны, торговли, коммуникаций и международных связей), но удерживал Индостан в качестве единого целого. Это означало, что, как и предполагали и Линлитгоу, и Уэйвелл, Пакистан оказывался только фишкой, по которой можно торговаться. Его истинная ценность оставалась спорной.
Как полностью независимое государство, Пакистан с населением в шестьдесят миллионов человек не сможет защитить сорок миллионов мусульман, оставшихся в Индии. Из-за господства индуистов в Восточном Пенджабе и Западной Бенгалии Джинна опасался, что получит «тень и шелуху — покалеченный, изувеченный и побитый молью Пакистан»[2341]. Поэтому он выступал за федеральную систему, но при условии, что ее структура не окажется незыблемой.
Однако в июле Неру, которому не нравилось соглашение, поскольку оно лишало Индию сильной центральной власти, сказал: Конгресс не собирается передавать никаких полномочий. Джинна разозлился на то, что посчитал вопиющим предательством, и пришел к выводу: никакой альтернативы разделу нет. Он объявил, что Мусульманская лига прощается с конституционными методами и создаст Пакистан прямыми действиями. Миссия кабинета, которая продемонстрировала, что британцы теперь намерены покинуть Индию[2342], не смогла предоставить средства, при помощи которых им удастся это сделать без кровопролития.
Но беспорядки на севере Индии уже разгорались весной и летом 1946 г. Больше всего пострадал Пенджаб. Большие и маленькие города и деревни были разрушены из-за сильнейшей (после войн сикхов за сто лет до того) вспышки насилия. Однако сикхи снова стали мишенью для атаки. Мусульманские толпы, нацеленные на убийства и грабежи, поджигали их бороды и дома. Они нападали и на индуистские анклавы, убивали, насиловали и грабили, встречая только спорадическое сопротивление сил закона. Часто британские чиновники могли полагаться на свою мусульманскую полицию, но иногда она пренебрегала своими обязанностями, цинично отсылая охваченных паникой беженцев-индуистов под защиту Ганди или Неру.
По иронии судьбы, самый шокирующий провал случился в Амритсаре. Здесь поджигатели и грабители уничтожили два основных базара и много других зданий по всему городу, часто резали жильцов, когда они выбегали из огня. Местные жители противопоставляли яростность британцев, защищавших свое владение, тому, как они, как казалось, удовлетворялись отступлением в сторону и ничего не сделали для защиты жертв распада империи[2343]. «День прямого действия» Джинны, 16 августа 1946 г., увеличил количество жертв. В Бенгалии мусульмане особенно зверствовали. Они начали погром, кричали «джихад!» и убили тысячи людей. Индуисты и сикхи, многие из которых были водителями такси, ответили еще смертоноснее.
Калькутта стала полем брани, напоминающим Сомму. Но бойня получилась более лихорадочной — мужчин, женщин и детей резали на куски. Это была безудержная дикость, как писал один британский генерал: «Одержимые мыслью об убийстве маньяки были выпущены на свободу, чтобы убивать и убивать, калечить и жечь»[2344].
Стервятники пировали на грудах трупов, предпочитая человеческую плоть животной. Зачистка была названа «Операция Ужас» и до ее завершения никто не мог избавиться от жуткой вони, исходившей от разлагающихся тел. Когда войска пытались восстановить порядок, в город хлынул поток беженцев. Некоторые были ранены, все они могли рассказать истории о зверствах, которые волновали и возбуждали их братьев в других местах. Жажда крови с поразительной скоростью пронеслась от Дакки до Бомбея, от Ахмадабада до Равалпинди. Самый яростный пожар бушевал в Бихаре, где убили свыше семи тысяч мусульман. «Убийство поджидает и шествует по улицам. Как отдельные люди, так и толпа совершают поразительные жестокости, — писал Неру. — Это нельзя назвать бунтом или беспорядками — это просто садистское желание убивать»[2345].
Теперь Неру стал премьер-министром временного коалиционного правительства, которое сформировал Уэйвелл в тщетной надежде разрешить разногласия различных групп населения. Теперь уже он предложил бомбить бунтовщиков.
Вице-король столкнулся с конфликтом, подобным палестинскому. Он сказал, что теперь на нем лежит ответственность, но нет власти. В конце 1946 г. Уэйвелл предупреждал: британцы больше не могут контролировать события, «нас просто несет вперед движущая сила нашего прошлого престижа»[2346]. Его два плана эвакуации с Индостана, придуманные для ответа на более или менее серьезную угрозу арьергарду владык, были соответственно названы «Операция Бедлам» и «Операция Сумасшедший Дом».
По мнению Эттли они имели привкус поспешного бегства или отступления в беспорядке, этакого азиатского Дюнкерка. Сам Черчилль быстро обвинил лейбористское правительство, теперь «искренне преданное принципу индийской независимости»[2347], в проведении бесславного и позорного отступления империи. Частично для того, чтобы направить его гнев в другую сторону, лейбористский премьер-министр решил уволить Уэйвелла.
Замена оказалась его полной противоположностью — безрассудный, вычурный, эгоистичный, искренний и прямой, располагающий к себе и чарующий, тщеславный, ограниченный, возмутительно красивый и патологически амбициозный адмирал лорд Луи («Дики») Маунтбаттен. У него имелись и другие качества, чтобы стать последним вице-королем Индии и возглавлять, как объявил Эттли в феврале 1947 г., упорядоченный уход Британии с Индостана до июня 1948 г.
В венах Маунтбаттена текла королевская кровь, он был правнуком королевы Виктории, что позволяло вице-королю на равных разговаривать с махараджами. Он обладал потрясающим личным обаянием. Как писал один генерал, если Маунтбаттен захочет, «то может очаровать и стервятника, заставив его покинуть тушу»[2348].
Он был героем войны, который относился к своему эсминцу, словно к боевому коню, участвующему в кавалерийских атаках. Несмотря на «одно славное поражение за другим»[2349], этот человек завоевал уважение Черчилля.
Маунтбаттен блестяще себя рекламировал, сверкал медалями, отполировал генеалогию и довел до блеска миф о себе за счет фактов. Генерал сэр Джеральд Темплер однажды сказал ему (неоригинально, но справедливо): «Вы такой плут и обманщик, Дики, что если проглотите гвоздь, то выгадите штопор»[2350].
