Краткая история стран Балтии - Андрейс Плаканс
В связи с этим отметим появление двух новых воюющих сторон — Литовского государства и Тевтонского ордена. Битва при Сауле качественно отличалась от более ранних конфликтов из-за способности литовцев объединиться. После поражения значительно ослабевшие меченосцы перешли в подчинение Тевтонскому ордену, укрепившему свои позиции в прусских землях (южное побережье Балтики) с 20-х годов XIII в.; организационно меченосцы превращаются в Ливонский орден — подразделение более могущественного Тевтонского ордена. Усилившись таким образом, Ливонский орден продолжил борьбу с куршами, и к 1253 г. церковь и орден практически справились с этой задачей, согласившись разделить завоеванные земли между собой. Однако опыт, полученный при Сауле, убедил Ливонский орден не продвигаться южнее в литовские земли, а оставить эту возможность находящимся в лучшем положении тевтонцам, которые периодически совершали набеги в приграничную Литву из своих прусских крепостей. Курши на южных рубежах периодически продолжали восставать против своих новых хозяев, что давало литовцам из Жемайтии возможность ослаблять Ливонский орден. Жемайты еще раз разбили орден в битве при Дурбе в 1260 г., когда курши отказались помогать оккупантам. Лишь после 1267 г. Ливонский орден получил возможность распространить свою власть на всю территорию куршей, заключив с ними договор об окончательном подчинении.
Земгалы, сталкиваясь со всех сторон с вооруженной борьбой, не оставались в бездействии. Хроники фиксируют их походы сначала против меченосцев, затем против Ливонского ордена, а начиная с 20-х годов XIII в. — против Риги. Эти действия дали земгалам выигрыш во времени, но не безопасность. В 50-е годы XIII в. Ливонский орден сосредоточивает усилия на завоевании Земгале, используя проверенную временем тактику подчинения отдельных частей новой территории и постройки там укрепленных замков, откуда можно развивать дальнейшие военные действия. Наиболее важным из них был замок, возведенный в 1256 г. на реке Лиелупе, там, где сейчас находится город Елгава. Борьба между орденом и земгалами продолжилась и в 80-х годах XIII в. — последнее земгальское городище было взято орденом в 1290 г. Значительное число земгалов бежало на юг и присоединилось к литовцам в их продолжавшейся борьбе против христианизации. После захвата Земгале церковь, Ливонский орден и город Рига стали основными политическими силами к северу от литовских земель. Сражаясь с язычниками, все три эти силы объединяли усилия по контролю над своими новыми владениями, становившимися независимыми центрами ревностно охраняемой политической власти. Таким образом, с победой над язычниками севера военные действия на побережье не прекратились. Конфликт в Ливонской конфедерации, как впоследствии стало называться вновь образованное государство, не прекратился — просто раньше противостояние существовало между христианами и язычниками; теперь же между собой постоянно боролись за власть три христианские (по названию) структуры.
«Хроника» Генриха Латвийского, «Ливонская рифмованная хроника» и договоры, в соответствии с которыми распределялись завоеванные земли, являются основными документами, по которым можно судить о длительном процессе, называемом «христианизацией» или «европеизацией» северной части Балтийского побережья. Неудивительно, что в них пришельцы из Центральной Европы изображались основными действующими лицами «балтийской драмы», и действительно, они выходят на центральное место. Но в то же время хроники также говорят об отступающих на задний план племенных обществах северной части побережья, — ирония истории заключается в том, что лишь в данный момент эти общества — и особенно их лидеры — выступили, как живые люди из плоти и крови, носившие имена и совершавшие поступки. Однако их явление из мира теней на страницы записанной истории было кратким и незначительным. Хроники пытаются воздать этим побежденным народам должное за их храброе сопротивление, хотя и упоминают значительно меньше балтийских вождей, чем существовало в действительности. Мы можем узнать в них о Каупо, вожде ливов из Турайды, объединившемся с крестоносцами, а также о Дабреле, другом ливском лидере, о котором известно лишь имя. На страницах «Хроники» Генриха Латвийского присутствует краткое упоминание о Висвалдисе, латгальском вожде из Ерсики; считается, что его преемники ассимилировались с немецкоязычным населением. Известно, что еще один латгальский лидер — Виесцекис из Кокнесе бежал в Новгород, когда его земля была захвачена. Среди других латгальских вождей можно отметить Таливалдиса из области Талава, убитого эстами в 1244 г.; Русиньша из Сатекле, погибшего в бою в 1212 г.; Варидотса из Аутине, который не вернулся из набега на земли эстов. Среди эстов, упомянутых в «Хронике» Генриха Латвийского, наиболее выдающимся вождем являлся Лембит — единственный, кто смог объединить местные племена против крестоносцев; известны также его брат Уннепеве и Витамес из Сакалы. Среди вождей куршей в «Хронике» упоминается лишь одно имя — Ламекин, хотя, разумеется, были и другие; а среди земгалов — Виестартс и Намейсис. В 1281 г. после поражения, за которым последовало бегство многих земгалов, Намейсис присоединился к ним в литовских землях.
Хроники не указывают точно, какие титулы носили эти лидеры. Слова «король» (rex, konic, regulus), «герцог» (princeps), «старейшина» (senior terre), «вождь» (houbetman) и «военный вождь» (dux exercitus) были лишь неумелыми попытками хронистов подогнать не вполне понятные им концепции лидерства под западноевропейские стандарты. Здравый смысл позволяет предположить, что эти вожди и их предшественники должны были получать свой статус, добившись доверия соплеменников, но как конкретно они это делали, остается неизвестным. То же касается и территорий, которыми они «правили», — в хрониках почти не дается географических деталей. Представляли ли границы этих земель рубежи, которые правители готовы были охранять любой ценой? Или они просто обозначали территории, на которые притязали эти лидеры? Хроники предполагают, что вожди были способны собрать вооруженные отряды с целью набегов, намекая таким образом, что их последователи время от времени могли подчинять личные интересы коллективным. Но насколько широко и глубоко простиралась эта лояльность, остается загадкой, как и вопрос, как передавалась власть от одного поколения лидеров другому. К XII в. династический принцип стал главным признаком успешных государств из числа западноевропейских монархий; он обеспечивал преемственность власти и государства как такового. Однако, судя по всему, в обществах Балтийского побережья династии правителей отсутствовали или, по крайней мере, были так редки, что никогда не упоминались в источниках. В любом случае, если там и существовали местные династии, они внезапно прекратили свое существование во время войн XIII в., когда и вожди, и их сыновья погибли или были вынуждены покинуть регион. Возможно, власть, которой
