Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года - Кристина Шпор
Однако превратить амбиции в достижения – это иная проблема. И первый тест для него был особенно актуальным. Саммит НАТО в Брюсселе имел необычайно важное значение, потому что совпал с сороковой годовщиной создания Альянса и потому что оказался перед необходимостью ответа на эффектное попурри драматических предложений Горбачева по сокращению вооружений, выдвинутых в его речи в ООН.
Осложняло ситуацию и то, что правительства стран НАТО не могли предварительно выработать общую позицию, прежде всего из-за фундаментальных споров по поводу ядерного оружия малой дальности (РМД) – с радиусом поражения менее 500 км. За всем этим обменом аргументацией, окружавшей саммит НАТО, можно было различить малозаметный, но существенный сдвиг в приоритетах союзнических отношений Америки – от Великобритании к Западной Германии[125].
Британия, представленная премьер-министром Маргарет Тэтчер – знаменитой Железной леди, требовала скорейшего выполнения соглашения НАТО 1985 г. о модернизации ядерного оружия меньшей дальности (88 установок ракет «Ланс», имевших около 700 боеголовок). Она была одержима мыслью об их ценности как оружия сдерживания и как инструмента повышения обороноспособности НАТО. Коалиционное правительство Западной Германии, на территории которой размещалась большая часть этих ракет, вместо этого настаивало на том, чтобы США продолжили переговоры с Советским Союзом о сокращении РМД, опираясь на успешное соглашение сверхдержав 1987 г. о полной ликвидации ядерных ракет среднего радиуса действия (РСД). Министр иностранных дел Ганс-Дитрих Геншер – лидер Свободно-демократической партии (СвДП), младшего партнера в коалиции, настаивал, как и Горбачев, на полной ликвидации РМД. Это называли «третьим нулем» – по аналогии с соглашением о «двойном нуле» – о повсеместной ликвидации РСМ в Европе и Азии. Для Тэтчер, чувствовавшей себя сравнительно безопасно в своем островном королевстве, это оружие было инструментом военной стратегии, но для Геншера и германских левых все это было вопросом жизни и смерти, потому что Германия неизбежно становилась бы эпицентром войны в Европе. Коль считал позицию Геншера слишком экстремистской, но ему не только приходилось умиротворять своего партнера по коалиции и успокаивать общественное мнение у себя дома, поддерживая проведение переговоров о сокращении вооружений, но он был вынужден лавировать вокруг «этой женщины», как он называл Тэтчер и продолжать укреплять силу Альянса[126].
И британцы, и немцы в преддверии саммита продолжали маневрировать. Тэтчер принимала Горбачева в Лондоне 6 апреля. Их личные отношения были прекрасными с тех самых пор, как они впервые встретились в декабре 1984 г., еще до того, как он стал Генеральным секретарем и после чего она объявила, что с этим человеком «можно иметь дело»[127]. Во время их встречи в 1989 г. эта личная «химия» была столь же очевидной, сколь заметными были и их фундаментальные разногласия по ядерной политике. Горбачев начал с экспрессивной речи в пользу ядерного разоружения и «свободной от ядерного оружия Европы» – что было совершенно неприемлемо для Тэтчер – и затем поделился своим разочарованием тем, что Буш не слишком позитивно откликнулся на его разоруженческие инициативы. Премьер-министр, играя свою любимую роль умудренного государственного деятеля, постаралась ободрить его: «Буш совсем другой человек, чем Рейган. Рейган был идеалистом, твердо отстаивающим свои убеждения. Буш более уравновешенный человек, он больше, чем Рейган, придает значение деталям. Но в целом он продолжает линию Рейгана, включая советско-американские отношения. Он будет стремиться к заключению соглашений в наших общих интересах».
Услышав эти последние слова, Горбачев буквально подпрыгнул: «Вот в чем вопрос – в общих интересах или в ваших западных интересах?» И ответ последовал: «Я убеждена, что в общих». Подтекст при этом был ясен: именно она может стать посредником в отношениях между двумя сверхдержавами[128].
В частном порядке Тэтчер, тем не менее, высказала некоторую озабоченность новым президентом США. С «Ронни» ей удалось установить близкое, хотя иногда и манипулятивное взаимопонимание, и она не опасалась за безопасность хваленых англо-американских «особых отношений» в рамках внешней политики США[129]. С приходом к власти Буша ситуация стала менее ясной. Оказалось, что «пауза» новой администрации предусматривает и изучение отношений с Британией. И она чувствовала, что Государственный департамент при Бейкере настроен против нее и склоняется в сторону Бонна, а не Лондона[130]. Ее опасения не были беспочвенными. Прагматику Бушу не нравился догматизм Тэтчер, и он определенно не был настроен на то, чтобы позволить ей руководить Альянсом. И ему, и Бейкеру было трудно с ней иметь дело, в то время как Коль казался более договороспособным партнером[131].
С Бонном вопросы были в отношениях не на личном уровне, а на политическом, что объяснялось глубоким разладом внутри коалиции. В нескольких телефонных разговорах в течение апреля-мая Коль попытался заверить Буша в своей лояльности трансатлантическому партнерству и в том, что он не даст вопросу о РМД повредить саммиту. Его тон был почти что отчаянным, чего не смогли скрыть даже официальные американские записи их разговоров. «Он хотел, чтобы саммит прошел успешно. Он желал, чтобы президент добился успеха. Это будет первая президентская поездка в Европу в качестве президента. Президент – надежный друг европейцев и особенно немцев»[132].
Препирательства в канун саммита не смущали Буша. Он знал, что целью Коля является «сильное НАТО» и что канцлер «привязывает его политическое существование к этой цели»[133]. Но все-таки прогнозы перед саммитом оставались неясными. «Буш приезжает на переговоры с разделенным НАТО», – такой заголовок вынесла на свои страницы «Нью-Йорк таймс» 29 мая. Газета заявляла, что настойчивость Бонна в вопросе сокращения РМД на немецкой территории порождает опасения в Вашингтоне, Лондоне и Париже по поводу ни много ни мало «денуклеаризации» центрального фронта НАТО. Газета отметила, что предварительно согласованного коммюнике нет, следовательно шестнадцати лидерам стран НАТО «придется самим вырабатывать» его на саммите. Один из натовских делегатов признался – «честно говоря, я не знаю, возможен ли компромисс»[134].
Когда президент приехал в Брюссель, у него оказалось при себе кое-что неожиданное. Он представил союзникам предложение о радикальном сокращении вооружений, но речь шла не о РМД, а об обычных вооружениях в Европе. Подготовить такое предложение в Вашингтоне было совсем не просто, но опасение союзнического кризиса в Брюсселе побудило Буша заставить всех как следует поработать. «Инициатива о паритете в обычных вооружениях», как окрестил ее президент, предполагала, что с каждой стороны останется по 275 тыс. военнослужащих, что означало вывод 30 тыс. американцев с территории Западной Европы и 325 тыс. советских солдат из Восточной Европы. И соглашение об этом должно
