Вольдемар Балязин - Эпоха Павла I

— Бунт!

Но помощи императору оттуда не последовало: фельдъегери, испугавшись, заперлись и затаились. Когда же заговорщики подошли к двери туалетной комнаты, их увидел дежурный камер-лакей, который, почувствовав недоброе, стал кричать и звать на помощь.

Его тут же убили, оттащили в сторону и все же остановились перед дверями спальни, напуганные его криками.

И тогда силач и храбрец Николай Зубов проговорил:

— Все кончено, господа, надобно бежать…

Но ему тут же возразил решительный и хладнокровный Беннигсен:

— Как! Вы довели нас до этого места и предлагаете теперь отступление? Мы слишком далеко зашли. Отступления для нас быть не может, иначе мы все погибнем. Бутылка раскупорена, господа, — надо из нее пить. Вперед!

Заговорщики воспарили духом и вломились в спальню. Но она была пуста. Обескураженные, они заметались по комнате и вдруг обнаружили Павла, спрятавшегося за портьерой у двери, ведущей в спальню Марии Федоровны.

…Если бы он не приказал забить эту дверь гвоздями, опасаясь ночных соблазнов, то смог бы уйти от смертельной опасности. Выскользни он бесшумно в спальню жены, перед ним открылись бы десятки комнат, коридоров, лестниц и переходов замка, где найти его было бы совсем непросто. Но дверь была закрыта наглухо, и насмерть перепуганный Павел затаился за портьерой, забыв о потайной лестнице, ведущей в спальню его фаворитки.

Как бы то ни было, испуганного Павла вытащили из-за портьеры и силой усадили за стол.

Платон Зубов положил перед ним заранее написанный акт об отречении от престола в пользу Александра, но Павел, хотя и был испуган, категорически отказался подписывать этот документ.

И вдруг, в эти самые мгновения, за дверью раздался топот множества ног, звон оружия и шум десятков голосов. Заговорщики испугались, они не знали, что по коридору идут их сотоварищи из группы Палена, а подумали, что там находятся верные Павлу гвардейцы, и поэтому бросились бить и душить упрямого императора.

Есть версия, что Пален намеренно шел медленно, чтобы в случае, если отряд Зубовых и Беннигсена попадет в западню, то он изобразит себя и своих офицеров спасителями Павла, спешащими ему на выручку. Когда же Пален вошел в спальню, дело было кончено: тело мертвого императора пинали и топтали, таская по полу спальни.

Август Коцебу, на следующий день побывавший на месте убийства, оставил подробные записки, в основу которых были положены рассказы участников и очевидцев убийства. Его версия вкратце такова.

Когда Платон Зубов потребовал от Павла подписи под актом об отречении и Павел отказался, то стоявший рядом офицер Аргамаков ударил императора в висок рукояткой пистолета. Павел стал падать и пытался удержаться за декоративную решетку, выпиленную из слоновой кости Марией Федоровной. Он схватился за маленькие декоративные вазы, приделанные к решетке, но они отломились. Павел попытался встать на ноги, но Яшвиль бросился на него, повалил на пол, при вторичном падении Павел ударился головой о камин и почти потерял сознание. Тогда двое заговорщиков — Яшвиль и Мансуров — накинули на шею Павлу офицерский шарф и стали душить.

Павел мгновенно просунул руку между шеей и шарфом и держал ее так крепко, что никто не смог вытащить руку из-под шарфа. «Тогда какой-то изверг, — пишет Коцебу, — взял его за самые чувствительные части тела и стиснул их. Боль заставила его отвести туда руку, и шарф был затянут. Вслед за сим вошел граф Пален. Многие утверждали, что он подслушивал у дверей».

Убедившись, что все уже кончено, Пален вышел из спальни и отдал распоряжение об аресте наиболее верных покойному императору людей — коменданта Михайловского замка П. О. Котлубицкого, обер-гофмаршала А. Л. Нарышкина, генерал-прокурора П. X. Обольянинова, инспектора кавалерии Литовской и Лифляндской инспекций генерал-лейтенанта А. С. Кологривова, командира Измайловского полка генерал-лейтенанта П. Ф. Малютина и жившего в Михайловском замке любимца Павла графа Г. Г. Кушелева.

Затем Пален обошел залы замка, где стояли солдаты, объявил о смерти Павла и прокричал «ура» новому императору. Однако солдаты молчали.

Опоздавший к началу событий Валериан Зубов появился в Михайловском замке, когда все уже было кончено. Он проходил через залы, где только что побывал Пален, и, не зная, как отнеслись ко всему случившемуся солдаты, тоже поздравил их, но в ответ получил лишь злые взгляды и недовольный ропот…

В это время Александр, находившийся в том же Михайловском замке, только в другом его крыле, лежал на постели, не раздеваясь. Около часа ночи к нему вошел Николай Зубов, всклокоченный, красный от волнения, в помятом мундире, и хрипло произнес:

— Все исполнено.

— Что исполнено? — спросил Александр и, поняв, что его отец убит, безутешно зарыдал.

В этот момент возле него появился спокойный, подтянутый Пален и, чуть поморщившись, холодно произнес:

— Ступайте царствовать, государь.

ЛИЦА И ЛИЧНОСТИ ЭПОХИ

Петр Александрович Румянцев

Румянцев происходил из старинной дворянской семьи, представители которой чаще всего служили в армии.

Мать Петра Александровича Румянцева — Мария Андреевна Румянцева (в девичестве боярыня Матвеева) — была до замужества одной из фавориток царя Петра I. Он выдал ее за своего любимого денщика Александра Ивановича Румянцева. Через шесть лет у Марии Андреевны и Александра Ивановича родился сын. Царь Петр был его крестным отцом. В его честь мальчика назвали Петром. Это был последний крестник Петра I, родившийся 4 января 1725 года.

Зная о былых взаимоотношениях Петра I и Марии Андреевны, стойко жила версия о том, что отцом будущего фельдмаршала был сам царь.

Однажды утром Румянцев, после того как уже сыграли утреннюю зарю и все уже должны были встать, увидел возле одной из палаток офицера, одетого в длинную ночную рубашку и с колпаком на голове. Это был майор, известный Румянцеву, как не лучший офицер. Майор сначала не видел фельдмаршала, а когда заметил, то хотел юркнуть в палатку, но Румянцев взял его под руку и, задавая разные вопросы, повел по лагерю, который уже давно проснулся.

Затем фельдмаршал привел не знавшего куда глаза девать майора к себе в шатер, где Румянцева ожидали офицеры штаба и генералы, одетые по всей форме. Между тем фельдмаршал не унимался и посадил майора рядом с собой пить чай. Умирая со стыда, майор выпил чаю и лишь после всего этого был отпущен к себе без всякого замечания.

Один из офицеров в штабе Румянцева побился об заклад со своими товарищами-офицерами, что назовет фельдмаршала плутом.

За обедом этот офицер по фамилии Замятин сделал вид, что глубоко задумался, чем привлек внимание Румянцева.

— О чем задумался, Замятин? — спросил его фельдмаршал.

— Да, вот, ваше сиятельство, тревожит меня мысль, что человечество делится на две категории — дураков и плутов.

— К кому же ты причисляешь меня? — спросил Румянцев.

— Ну, уж дураком-то вас никак назвать нельзя, — ответил офицер.

Невинная, в общем-то, проделка другого офицера, служившего в армии Румянцева, едва не стоила тому карьеры.

Речь идет об офицере, который через много лет тоже стал фельдмаршалом, — Михаиле Илларионовиче Голенищеве-Кутузове.

Военная служба М. И. Кутузова была на редкость успешной, а служебные повышения — стремительными. В шестнадцать лет он был капитаном, в двадцать шесть — подполковником, причем последние штаб-офицерские чины получил он на полях сражений, в боях против турок, в армии П. А. Румянцева.

Ничто, казалось, не предвещало какой-либо неприятности по службе, тем более что фельдмаршал весьма благосклонно относился к молодому и способному офицеру. И тем не менее служба Кутузова в армии Румянцева закончилась для него совершенно неожиданно. Сохранились воспоминания однополчанина Михаила Илларионовича о том, как это случилось. Кутузов ко всем своим превосходным качествам был еще и непревзойденным имитатором. Он великолепно копировал жесты, мимику и интонации и товарищей, и начальников.

Будучи человеком веселым и остроумным, однажды он передразнил и его сиятельство графа Румянцева. Главнокомандующему донесли о происшедшем, и самолюбивый фельдмаршал приказал перевести насмешника во вторую, так называемую Крымскую армию, под начало генерал-аншефа князя Василия Михайловича Долгорукова.

Шутник, хотя и был отослан за тысячу верст, но все же оставался в зависимости от Румянцева, так как Крымская армия была у него в подчинении. Наушники могли оказаться и здесь, и с тех пор Кутузов стал осторожен в высказываниях и более, чем прежде, скрытен.