Михаил Сарбучев - Никакого Рюрика не было?! Удар Сокола

Согласно Маршалку, Мекленбургский дом уходил своими корнями к III веку до н. э., к вандальскому королю Антуру (или Антиру, как у других авторов). Дотошный тюрингец отмечал, что в XV–XVI столетиях в некоторых местностях Мекленбурга еще сохранялись вандальские обычаи, которые назывались «вендскими». В дальнейшем эти данные подтвердил Андреас Мюлий, советник мекленбургского герцога Иоанна Альберта I, много работавший в старинных архивах и считавшийся последователем Маршалка. Традиция «Мекленбургских генеалогий» сохранялась во всех последующих трудах о происхождении Мекленбургской династии, которую наравне с династией Рюриковичей возводили к древним королям вандалов. В ряде северно-немецких источников Русь действительно называли «Вандалией», а ее правителей — «королями вандалов».

Итак, мекленбургскую и российскую династии возводили к общим вандальским предкам. Проректор гюстровской гимназии Фридрих Томас в буквальном смысле находил в генеалогиях Мекленбурга «русские» корни. Он ссылался на рукопись, автором которой был нотариус мекленбургского придворного суда Иоганн Фридрих фон Хемниц. Согласно этому документу Рюрик считается сыном князя Годлиба, убитого в 808 году данами. Труд Хемница интересен как наиболее полная родословная правителей Мекленбурга, начиная с первого легендарного короля вандалов Антира (Anthirius). Однако и Хемниц, в свою очередь, ссылался на манускрипт 1418 года, который ему удалось обнаружить в шверинском архиве.

Томас, полемизируя со шведским автором Петром Петреем, намекал на то, что русские из Ливонии и Руси (а для него Ливония тоже была «русской») происходят именно от древних русов с южной Балтики, откуда были родом Рюрик и его братья.

Наименование «вандалы» было, видимо, общим для нескольких близкородственных племен: варягов/русов, герулов, ободритов/ререгов, велетов и др., которых немцы позднее начали называть «вендами». В Мекленбурге и Померании о варяжских и вандальских предках, а также об исторических связях с Россией помнили вплоть до XIX века. Очевидно, что «немецкими» эти земли стали лишь после того, как варяги и их потомки были онемечены католическими орденами. Есть все основания полагать, что окончательно современная этническая картина южнобалтийского региона сложилась уже после Тридцатилетней войны 1618–1648 годов, в результате которой Европа понесла невосполнимые человеческие потери.

Если попытаться бегло пересказать родословную Рюрика на основании мекленбургских текстов, мы получим достаточно полную и непротиворечивую картину. Одним из первых исторических королей вандалов-русов был Радегаст, который погиб в 405 году во время неудачного нападения на Рим. Его потомок, «король герулов и ругов» Одоакр, сумел низложить последнего римского императора. Как уже говорилось, Хенниг объединял генеалогии русов/ругов и герулов, возводя их к Одоакру. Вислав, брат Одоакра, стал прямым родоначальником вандальских правителей в Мекленбурге. Это имя (иногда в интерпретации Witslaw) встречается в мекленбургских генеалогических таблицах вплоть до 1325 года. Последний князь Вислав был известным в северной Германии миннезингером, рыцарем-поэтом. С его смертью прервалась древняя правящая династия на острове Рюген, который с тех пор вошел в состав Померанского герцогства.

Франкские хроники под 789 годом упоминают короля Витслава, который через шесть лет был убит саксами. «Мекленбургские генеалогии» также указывают 795-й как год его гибели. Власть перешла к его сыну Траскону, который занял престол в городе Рерик, существующем по сей день на южнобалтийском побережье близ Ростока и Висмара. Еще одним сыном Витслава и родным братом Траскона был князь Годлиб (Годелайб).

В 808 году Рерик подвергся нападению данов, во время которого князь Годлиб был убит. В 1930-е годах там проводились археологические раскопки, подтвердившие события начала IX века. Показательно, что недалеко от Рерика расположен городок Руссов, впервые упоминающийся в 1305-м.

В 809 году датские шпионы убили короля Траскона, которому наследовал третий сын Витслава Славомир. Он развязал войну против франков, но потерпел поражение в 818-м. Славомир, вероятно, оказался заложником, долго прожил при франкском дворе и перед смертью даже будто бы принял крещение.

После гибели Годлиба у его сыновей Рюрика, Сивара (именно так во всех немецких источниках!) и Трувора не осталось никаких прав на главный престол, и они отправились в провинциальный Новгород. Иоганн Хюбнер датировал это событие 840 годом.

Удивительно, но мекленбургская традиция знает и Гостомысла, который якобы погиб четыре года спустя, в 844-м (непонятно, впрочем, тот ли это Гостомысл или не тот). В одном сборнике документов по истории Мекленбурга он назван «правителем варягов». Татищев писал о его родственных связях с правителями вандалов, приводя отрывок о князе Вандале из Иоакимовской летописи: «А здесь Иоаким вместо народа вандалов князя именовал, равно Гелмолд онагож Винулем…» Кстати, в Новгороде сохранился обширный фольклорный материал о мифическом царе Вандале и его потомках[55], свидетельствующий о прочных контактах населения северозападной Руси с вандальским населением южнобалтийского побережья («Царевич Росс-Вандал», «Князь Славен Новгородский», «Вандал, царь новгородский»)[56].

У Гостомысла был сын Табемысл, который правил на Балтике вплоть до 862 года (летописная дата призвания варягов!) и воевал с франкским королем Людовиком Благочестивым. Но по одним источникам, в том году он был убит, по другим — правил и после 862-го. После него «рюриковская» ветвь династии пресеклась, и королевский титул переняли представители родственной линии, потомки Биллунга, к которому возводили свое происхождение позднейшие Мекленбургский и Брауншвейг-Люнебургский правящие дома.

Главным вопросом позднейшей дискуссии вокруг мекленбургской генеалогической традиции стала проблема достоверности родословных. Первый «норманист» Г. З. Байер считал, что «…Бернард Латом и Фридерик Хеминиций и последователи их, сие первое от всех как за подлинное положили. И понеже они сыскали, что Рурик жил около 840 года по рождении Христовом… И понеже у Витислава короля два сына были, один Трасик, которого дети ведомы были, другой Годелайб, которого дети неизвестны, то оному Рурика, Трувора и Синава приписали»[57].

Мекленбургская традиция не вписывается ни в норманнскую теорию, ни в концепции антинорманистов. И те и другие указывали, как правило, на неточности и противоречия в отдельных генеалогиях. При этом не может не удивлять, что немецкие ученые, стоявшие у истоков «норманизма», с полным доверием относились к древнерусским летописям, сложнейшему и противоречивому источнику, но с сомнением принимали свидетельства своих же немецких исследований.

Убить пересмешника!

Нет, шутишь! Живет наша русская Русь!

Татарской нам Руси не надо!

Солгал он, солгал, перелетный он гусь,

За честь нашей родины я не боюсь —

Ой ладо, ой ладушки-ладо!

Литература — поле деятельности медиумов и «великих мыслителей и мудрецов», по словам Мережковского. Порой удивляешься, каким образом обычный человек, знающий об окружающем мире столько же, сколько и все мы, вдруг умудряется делать пророчества на сотни лет вперед, причем угадывая не только фабулу, но и коннотации. Отличие поэта от обычного человека лишь в том, что он — поэт. Алексей Константинович Толстой, автор «Князя Серебряного», создавший вместе с братьями Жемчужниковыми пародийного Козьму Пруткова, был большим специалистом по «русской старине», — уж точно не меньшим, чем Крузе, Длугош, Поссевин или Штаден. В конце 60-х годов XIX века он написал язвительный стихотворный текст «Змей Тугарин» («Над светлым Днепром, средь могучих бояр, / Близ стольного Киева-града…»), который, возможно, заслуживает того, чтобы быть приведенным здесь полностью. Но в силу его объема я ограничусь несколькими цитатами.

Текст как будто писан вчера. Как будто автор знал содержание работ и суть полемики вокруг людей, родившихся значительно позже, всяких Савицких, Гумилевых, Янов, Джемалей и Дугиных. Как будто он был лично знаком с Сурковым, Задорновым, Прохановым. Круг идей этого стихотворения наверняка не выдержал бы экспертизы на политкорректность (как минимум), а скорее всего, как и ряд текстов родственника поэта, Л. Н. Толстого, был бы признан «экстремистским». Но тут я, пожалуй, приведу слова часто цитируемого мною Александра Блока, который, комментируя бравые эскапады футуристов по поводу Пушкина, заметил: «Сегодня они ставят ему памятники; завтра хотят сбросить его с «корабля современности». То и другое определяет только этих людей, но не поэта…»[58]