Юрий Акимов - От межколониальных конфликтов к битве империй: англо-французское соперничество в Северной Америке в XVII-начале XVIII в.
Вторая колониальная империя была в большей степени детищем абсолютистского государства. Здесь также выделены два слова, поскольку создание колониальной империи Парижа, во-первых, произошло в рамках тогда еще блестящего, но все же Старого Порядка, т. е. феодального строя; во-вторых, основная масса французского общества относилась к освоению Северной Америки в целом достаточно равнодушно (в отличие, например, от колонизации Нового Света Испанией, которая, хотя и являлась феодальной колонизацией, но была не только государственным политическим предприятием); а в-третьих, действительно заинтересованные в развитии колониальной экспансии группы в условиях абсолютизма практически не имели возможности влиять на государственную политику.
Образно говоря, закономерность основания Новой Англии и других английских поселений сродни закономерности изобретения механической прялки или паровой машины, в то время как Новая Франция возникла по прихоти монарха, так же как какой-нибудь причудливый дворец или парк. Изучая, осваивая, завоевывая один и тот же континент, англичане и французы преследовали разные цели и не понимали друг друга. Однако, несмотря на то что одна колониальная империя возникла более закономерно, а другая — в большей степени случайно, и та и другая возникли, а значит стали явлениями одного порядка.
Военные силы англичан и французов в колониальной Северной Америке
Поскольку предмет нашего исследования тесно связан с войнами и вооруженными конфликтами, нам следует выяснить «пределы военной мощи» соперников, характер и сферу ее применения, а также рассмотреть вопрос о том, как создавалась и как менялась военная организация североамериканских владений Лондона и Парижа в XVII — начале XVIII в., какова была связь между колониальным и морским соперничеством двух держав.
Формирующийся в рассматриваемый нами период в Европе подход, когда государство присваивало себе исключительное право применения военной силы, гораздо слабее проявлялся в колониальных условиях.[205] Здесь государству приходилось делегировать свои функции колониальным администрациям, получавшим право самостоятельно принимать решения о применении военной силы (независимо от того, предоставлялась ли она им метрополией или нет). Так, согласно Хартии Массачусетса (1629) «Губернатор и Компания» получали право «для их собственной обороны и безопасности сталкиваться, изгонять, отражать и сопротивляться силой оружия на море и на суше <… > всякому лицу или всяким лицам, которые в какое бы то ни было время попытаются предпринять или предпримут разрушение, вторжение, нанесение вреда или побеспокоят колонию или [ее] жителей».[206] Аналогичные или близкие положения содержались в правоустанавливающих документах других английских и французских колоний в Северной Америке. Например, Компания Новой Франции (Ста участников) согласно своему уставу имела право «делать все необходимое для безопасности страны», включая как ведение боевых действий, так и производство оружия и пороха.[207]
Сухопутные силы англичан и французов в Северной Америке состояли из двух основных компонентов: ополчения и регулярных войск. В большинстве английских колоний практически с момента их основания существовала милиция — институт, унаследованный от метрополии. Но если в Англии в это время милиция рассматривалась населением как пережиток прошлого, а служба в ней — как обременительная и никчемная обязанность, которой стремились избежать, то в Новом Свете этот институт приобрел ряд новых черт, и его значение в целом было гораздо большим. Служба в милиции была обязанностью всех свободных взрослых белых мужчин в возрасте от 16 до 60 лет, которые должны были за свой счет приобретать оружие, амуницию и боеприпасы. Военная подготовка милиционеров проводилась в специальные «тренировочные дни» (training days), устанавливавшиеся администрацией колонии.
Служба в милиции считалась в Новой Англии религиозным долгом. Однако со свойственным им практицизмом пуритане прекрасно понимали, что для его успешного исполнения требуется не только соответствующий духовный настрой, но и определенные навыки и материальные ресурсы. Так, Э. Джонсон в своем «Чудотворном Провидении» посвятил целую главу вопросу о том «как Народу Христа следует соблюдать военную дисциплину». Обращаясь к колонистам, он напоминал: «Вам следует усердно предпринимать меры против зловредных противников истинной веры, чтобы чувствовать себя уверенными в то время, когда Антихрист поднимет все свои силы и начнет войну с Народом Господа, но это приведет к его полному поражению. Так позаботьтесь о том, чтобы запастись всевозможным оружием, необходимым для войны, наточите ваши шпаги и мечи <… > и не жалейте денег на порох, ядра, фитили… ».[208]
Изначально основной задачей милиции было обеспечение обороны поселений, где не было ни регулярных частей, ни каких-либо других вооруженных формирований, от индейцев, пиратов и т. п. Однако в специфических условиях колониального общества милиция почти сразу же после своего создания стала выполнять ряд функций не только военного, но и социального характера, которые постепенно (по мере того как индейская угроза становилась менее выраженной) выходили на первый план. В результате важнейшей задачей милиции стало поддержание внутреннего порядка и существующего политического устройства. По замечанию Л.Д. Кресс, милиция должна была обеспечивать спокойствие граждан и одновременно не допускать, чтобы требование порядка становилось «прикрытием для тирании».[209]
В то же время специалисты сходятся во мнении, что боевые качества милиции английских колоний были весьма посредственными. Милицейские роты, как отметил Дж. Шай, везде имели тенденцию превращаться в своего рода «общественные клубы белого мужского гражданского населения».[210] На практике тренировочные дни проводились несколько раз в год и являлись скорее праздниками и местом встреч соседей и родственников, чем серьезными военными занятиями. В конце 1690-х годов Коттон Мэзер раздраженно заметил, что эти дни «мало отличаются от дней попоек».[211] Учебные тревоги и проверки оружия милиционеров, проводившиеся властями, часто приносили неутешительные результаты. По поводу одного из таких мероприятий Дж. Уинтроп писал в своем «Журнале»: «…наскоро собранные милиционеры были совершенно растеряны и не знали как себя вести, офицеры никак не могли установить среди них хоть какой-нибудь порядок».[212] Колониальные власти пытались как-то исправить положение, издавали распоряжения, грозящие штрафами за невыполнение милиционерами своих обязанностей, но это не всегда приносило положительный результат.
Впрочем, милиция Новой Англии, несмотря на все свои недостатки, в целом справлялась с теми задачами, которые на нее возлагались. Гораздо более сложной была ситуация в других владениях Лондона. Так, в Нью-Йорке милиция создавалась с огромным трудом и была крайне неэффективна. В 1680 г. современник дал достаточно высокую оценку подготовке бостонской милиции, однако по поводу милиции Нью-Йорка заметил, что «никогда не видел ничего худшего».[213] Аналогичная ситуация сложилась в другой стратегически важной точке Английской Америки — Южной Каролине. В первые десятилетия ее существования бедность и большая рассредоточенность населения были серьезной помехой для создания боеспособной милиции, потребность в которой была здесь особенно высока, так как помимо отражения внешней угрозы она должна была обеспечивать контроль над массой рабов. В целом и Нью-Йорк и Южная Каролина (не говоря уже о Ньюфаундленде) не могли самостоятельно обеспечить оборону своих границ силами милиции и были вынуждены прибегать к союзам с индейцами и обращаться за помощью к метрополии.
Среди множества функций, которые выполняла колониальная милиция, отсутствовала одна из наиболее важных. Милиция Английской Америки не могла осуществлять крупномасштабных наступательных операций. Как отметил Д. Бурстин, «милиция была создана для защиты ферм, домов и городов, а не для того, чтобы служить орудием чьей бы то ни было генеральной стратегии».[214] Это опять-таки было связано с английской традицией, в соответствии с которой милиция могла использоваться только в пределах своего графства, за исключением особых случаев, когда стране грозило вторжение неприятеля. Эта традиция была перенесена за океан, где милиционеры могли быть посланы за пределы своей колонии только по их собственному согласию, а кое-где еще и при наличии решения колониальной ассамблеи.[215] Однако жители колоний отнюдь не стремились покидать свои дома и оставлять хозяйство ради долгих и опасных походов, цель которых им далеко не всегда была ясна и к которым они были плохо подготовлены. Безусловно, имелось и множество других субъективных и объективных причин, которые заставляли поселенцев проявлять сдержанность по отношению к военной службе.
